Тайный вампир - Смит Лиза Джейн. Страница 5

– Что случилось?

– Ничего, все хорошо. То есть, может быть…

Поппи с ужасом услышала свой истерический смех.

Из ее груди рвались дикие звуки, которые вряд ли можно было назвать смехом.

Что случилось? – резко оборвал ее Джеймс. – Ты поссорилась с Клиффом?

– Нет, Клифф в офисе, а я еду в клинику.

– Почему?

– Они думают, что у меня рак.

Произнеся это страшное слово вслух, Поппи почувствовала потрясающую легкость, некое эмоциональное освобождение и утешение. Она снова рассмеялась.

На другом конце провода царило гробовое молчание.

– Алло?

– Да, я слушаю, – ответил Джеймс. – Я сейчас приеду.

– Не надо, я уже уезжаю. – Она помедлила, ожидая, что Джеймс предложит навестить ее в клинике, но он ничего не сказал.

– Джеймс, сделаешь для меня кое-что? Можешь выяснить что-нибудь о раке поджелудочной железы? Так просто, на всякий случай.

– Так вот что они нашли?

– Они не уверены. Я должна пройти какие-то обследования, надеюсь, до шприцев дело не дойдет. – Она снова рассмеялась, но на душе у нее было тяжело. Хоть бы Джеймс сказал что-нибудь ободряющее.

– Я посмотрю в Интернете, – его голос звучал сухо и невыразительно.

– Позвони потом, я думаю, они позволят тебе позвонить мне в палату.

Хорошо.

– Ну ладно. Мне пора идти, а то мама ждет.

Береги себя.

Поппи повесила трубку. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. В дверях стояла миссис Хилгард.

Собирайся, Поппи, пора ехать.

Джеймс неподвижно сидел на стуле, устремив взгляд на телефон и не видя его.

Поппи напугана, и он ничем не может ей помочь. Он никогда не умел успокаивать людей. «Это противно моей природе», – подумал он мрачно. Чтобы ободрять другого, надо самому верить в лучшее, а он слишком хорошо знает жизнь, чтобы питать иллюзии. Надо смотреть фактам в лицо. Минуту спустя он подключился к Интернету и вскоре нашел страничку Национального института рака. Он дошел до раздела «Рак поджелудочной железы. Для пациентов». Сначала шла всякая ерунда о том, что такое поджелудочная железа, стадии болезни, лечение. Пока ничего особенно мрачного. Затем он открыл файл, предназначенный для врачей. Первая же строчка парализовала его.

Рак поджелудочной железы практически неизлечим.

Глаза скользили вниз по строчкам.

Очень низкий процент выздоровления… метастазы… не поддается лечению. Ни химиотерапия, ни радиотерапия, ни хирургическое вмешательство сколько-нибудь заметного эффекта не дают… боли…

Боли… Поппи очень смелая девочка, но постоянная боль сломает кого угодно, тем более что прогноз на будущее самый неутешительный. Он снова просмотрел начало статьи. Меньше трех процентов выздоровевших, в случае, если болезнь запущена, – менее одного процента.

Должна же быть еще какая-то информация… Джеймс просмотрел несколько статей из медицинских газет и журналов. Информация оказалась еще страшнее, чем в файлах Национального института рака.

По данным специалистов, подавляющее большинство пациентов умирает и умирает очень быстро… Рак поджелудочной железы неоперабелен, распространяется мгновенно, пациенты испытывают сильные боли… Средняя продолжительность жизни больного в случае, если болезнь уже прогрессирует, от трех недель до трех месяцев…

От трех недель до трех месяцев… Джеймс смотрел на экран. У него перехватило дыхание, перед глазами плясали черные точки. Он пытался успокоить себя тем, что ничего еще точно не известно. Поппи должна пройти обследования, и это вовсе не значит, что у нее действительно рак.

Он смотрел на безжалостные строчки на мониторе. В висках гулко стучало. Джеймс понимал, что в последнее время с Поппи творится что-то неладное. Он чувствовал: что-то разладилось у нее внутри, ее внутренние ритмы сбились, она потеряла сон. И эта боль… Он точно знал, что боль не оставляет ее ни на минуту. Просто он не осознавал, насколько все серьезно.

«Поппи тоже знает, – подумал он. – Она, конечно, знает, что происходит нечто ужасное, иначе не просила бы меня узнать подробности. Но чего она хочет? Чтобы я пришел к ней и сказал, что ей суждено умереть в ближайшие месяцы? Или я должен быть рядом и спокойно смотреть, как она мучается?»

Его губы чуть приоткрылись, обнажив зубы. Это была не милая улыбка, а скорее хищная гримаса. За семнадцать лет он видел достаточно смертей. Он знал все стадии умирания, знал, чем отличается остановка дыхания от настоящей смерти мозга. Он знал эту характерную мертвенную бледность. Он видел, как через пять минут после кончины становятся плоскими глазные яблоки. Многие не знают, что через пять минут после смерти глаза становятся тусклыми и плоскими, а тело начинает уменьшаться.

Поппи такая маленькая. Джеймс всегда боялся сделать ей больно. Она казалась такой хрупкой, а он легко мог одолеть человека значительно сильнее себя. Поэтому он старательно сохранял между ними некоторую дистанцию.

Это была одна из причин, но не самая важная.

О главной причине он боялся даже подумать. Сама мысль об этом ставила их обоих на край гибели. Не могло быть и речи о том, чтобы преступить законы, непреложность которых ему внушали с рождения. Никто из обитателей Царства Ночи не мог полюбить смертного. Ослушание каралось смертью.

Но теперь все это не имело значения, он уже знал, что ему делать.

Теперь Джеймс был совершенно спокоен. Он выключил компьютер, встал, надел солнцезащитные очки и вышел под беспощадное июньское солнце.

Поппи невесело оглядела свою палату. Обычная больничная палата, ничего страшного… Пожалуй, холодновато немного, но ведь это больница. Вот она, правда, которую искусно маскировали розово-голубые занавески и обеденное меню, разрисованное героями мультфильмов. Сюда попадают только Бедные Маленькие Больные.

«Ну же, – сказала она себе, – взбодрись немного. Что случилось с твоим поппитивным взглядом на жизнь? Где твоя поппирадостность, в которой ты сейчас так нуждаешься? Где твоя покровительница Мери Поппи-нс?»

«О Господи, я, оказывается, еще и шутить способна», – подумала она и обнаружила, что слабо улыбается. И нянечки здесь очень милые, и постель классная.

У нее есть ручка, при помощи которой кровати можно придать любое положение.

Мама вошла в палату как раз, когда Поппи самозабвенно с ней экспериментировала.

Я позвонила Клиффу, он скоро подъедет, а пока, думаю, тебе лучше переодеться, чтобы подготовиться к обследованиям.

Поппи посмотрела на полосатую бело-голубую рубашку больничной пижамы и почувствовала болезненный спазм, сковавший ее от желудка до спины, и в глубине души воскликнула: «Только не сейчас, Господи, только не сейчас! Я не могу, я не готова!»

Джеймс оставил машину на стоянке на Ферри-стрит, в районе Стоунхем. Это было не самое приятное место в городе. Туристы, приезжавшие в Лос-Анджелес, этой части города избегали. Здесь стояли старые, разрушающиеся дома. Многие магазины пустовали, а пустые разбитые витрины были закрыты листами фанеры. Стены, сложенные из шлакоблоков, покрывали граффити. Даже смог, казалось, был здесь гуще, чем в других районах, а воздух желтоватым и густым. Словно ядовитое испарение, он сгущал сумерки даже в самый ясный день, делая все вокруг нереальным и зловещим.

Джеймс обошел здание и вошел во двор, где среди множества служебных входов различных магазинов была одна дверь, не помеченная граффити. Вместо вывески на ней красовалось просто изображение черного цветка. Черного ириса.

Джеймс постучал, дверь чуть приоткрылась, и в щелку выглянул тощий мальчишка в мятой футболке. Он окинул пронзительным взглядом глаз-бусинок стоявшего перед ним посетителя.

Это я, Ульф, – сказал Джеймс, едва сдерживаясь, чтобы не вышибить дверь ногой.

Ох уж эти оборотни! Почему же они всегда так ревниво относятся ко всем, кто оказывается на их территории?

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы впустить Джеймса. Перед тем как ее захлопнуть, тощий мальчишка подозрительно огляделся. с Джеймс вошел в помещение, напоминавшее небольшое кафе: полутьма, маленькие круглые столики с деревянными стульями, на некоторых из них развалились Похожие на подростков посетители, двое парней катали шары где-то в глубине помещения.