Полярная звезда - Смит Мартин Круз. Страница 77

— Я мог бы перебросить тебя за борт хоть сейчас, и никто бы не заметил.

— А если я упаду на лед и не утону? Такие вещи нужно продумывать тщательнее. Ты слишком неуравновешен.

Карп рассмеялся.

— Да у тебя яйца из меди, потонешь!

— Что такого сказал Воловой, что ты его зарезал? Что он поклялся разнести судно на кусочки, когда вернемся во Владивосток? Но ведь смерть его ничем не поможет. По возвращении всеми нами займется КГБ.

— Ридли скажет, что я всю ночь провел с ним. — Последний осколок льда Карп выковырял лезвием. — Если ты хоть обмолвишься о Воловом, все обернется против тебя самого.

— Можешь забыть о Воловом. — Аркадий вытащил папиросу — сигарета под дождем не выдержала бы. — Меня по-прежнему интересует Зина.

По грудь в клубах пара вдоль леера приближался Павел с горячим шлангом в руках. Карп махнул ему рукой: ухода.

— И что Зина? — спросил он Аркадия.

— Чем бы она ни занималась, она не могла делать это одна. Она никогда так не поступала. Я изучил все судно и понял, что единственный, с кем она могла бы составить пару, это ты. Славе ты сказал, что едва знаешь ее.

— Как товарища по работе, и все.

— Просто рабочий, как и ты, так?

— Нет, я — образцовый рабочий. — Карп явно наслаждался. Он развел руками. — Но ты ничего не понимаешь в рабочих, ты же не один из нас, по крайней мере, в душе. Тебе кажется, что хуже конвейера на свете нет ничего? — К груди Аркадия Карп приставил кончик своего ножа. — Это хуже, чем работать на бойне?

— Да.

— На бойне, где забивают оленей?

— Да.

— Где люди ходят по колено в кишках и таскают на плечах окровавленные шкуры?

— Да.

— На Алдане?

Алданом называлась река в Восточной Сибири.

— Да.

Карп задумался.

— А директором колхоза был коряк по фамилии Синанефт, он разъезжал на пони?

— Нет, это был бурят Корин, а разъезжал он на «Москвиче» с лыжами вместо двух передних колес.

— Ты и вправду там работал, — Карп был удивлен. — У Корина было два сына.

— Две дочки.

— Да, а одна была татуирована. Странно, да? Все время, что я сидел в лагерях, шатался по Сибири, я говорил себе, что если на земле есть справедливость, то мы с тобой обязательно встретимся. И судьба оказалась на моей стороне.

У них над головами машинист крана поднимался в кабину с кружкой в руке. По направлению к корме двигался Берни, американец. Держась рукой за леер, в парке он был похож на альпиниста. Из приемничка на поясе Карпа послышался голос Торвалда, извещавший о том, что «Веселая Джейн» приближается с полной сетью. Карп вложил нож в ножны. Темп работы сразу сменился. Шланги убрали, люди засуетились у пандуса рыбозаборника.

— Ты не дурак, но ни разу ты не просчитал ситуацию дальше, чем на шаг вперед, — обратился к Карпу Аркадий. — Тебе бы лучше было оставаться в Сибири или провозить партии видеокассет или джинсов, какую-нибудь мелочь. Не стоило браться за крупные дела.

— Я тоже хочу кое-что сказать тебе о тебе самом. — Карп стряхнул лед с куртки Аркадия. — Ты как собака которую выгнали из дома. Ты подбираешь объедки в лесах и думаешь, что сможешь ужиться с волками. Но на самом-то деле в глубине души ты больше всего хочешь задушить волка и притащить его своим хозяевам, чтобы они разрешили тебе вернуться. — Он осторожно убрал довольно крупный осколок льда запутавшийся в волосах Аркадия, наклонился к его уху и прошептал: — Но во Владивосток ты никогда уже не вернешься.

От холода люди даже за столом сидели в верхней одежде, похожие на с трудом переносящих зимовку животных. Посреди стола стоял бачок со щами, пахнущими стиральным порошком. На отдельных тарелках к щам предлагался чеснок и черный хлеб, на второе гуляш, а на десерт чай, от которого шел густой пар, так что столовая больше походила на баню. На скамью рядом с Аркадием опустился Израиль Израилевич, в бороде его, как обычно, блестела чешуя, как будто и он стоял вместе со всеми у конвейера.

— Ты не имеешь права пренебрегать своим долгом, — прошептал он Аркадию. — Ты должен встать рядом со своими товарищами, иначе я напишу на тебя докладную записку.

Напротив Аркадия сидела Наташа. На ней была та же прикрывавшая волосы со всех сторон шапочка, в которой она стояла у конвейера.

— Послушайся Израиля Израилевича, — посоветовала она Аркадию. — Я подумала, что ты заболел, пошла в твою каюту, а тебя там нет.

— Олимпиада предпочитает капусту всему, — отозвался Аркадий, жестом предлагая Наташе налить щей, на что та категорически замотала головой. — Где она сама? Я давно ее не вижу.

— Я доложу о тебе капитану, — продолжал Израиль, — в профсоюз и в партийную организацию.

— Докладывать Воловому? Это интересно. Наташа, ну хоть гуляша тебе положить?

— Нет.

— Ну, хоть хлеба?

— Спасибо, мне хватит и чая. — Она налила себе.

— Я говорю серьезно, Ренько. — Израиль подлил себе щей, взял еще кусок хлеба. — Тебе никто не позволит шляться по судну с таким видом, что ты получил на это приказ из Москвы. — Он откусил кусок от горбушки. — Пока ты его не получишь на самом деле.

— Ты на диете? — спросил Аркадий Наташу.

— Воздерживаюсь от еды.

— Почему?

— Значит, есть причина.

В своей шапочке, с зачесанными назад волосами, она казалась широкоскулой, глаза стали больше и как-то помягчели.

Рядом с ней сидел Обидин, наваливший себе полную тарелку гуляша и изучавший его теперь пристальным взглядом на предмет обнаружения мяса.

— По-моему, нам больше не следует ловить рыбу там, где мы нашли Зину. Мертвых нужно уважать, — произнес он.

— Просто смех! — При упоминании Зины глаза Наташи сразу стали строже. — Мы что, религиозные фанатики? Сейчас совсем другое время! Вам приходилось когда-нибудь о таком слышать? — она повернулась к Израилю.

— А ты слышала о Курейке? — в свою очередь задал он ей вопрос. — Туда царь сослал Сталина. Потом, когда Сталин пришел к власти, он отправил в Курейку целую армию заключенных, чтобы они заново собрали избушку, в которой он жил. Он приказал построить вокруг нее павильон, набил его лампами, которые светили двадцать четыре часа в сутки, и еще установил там свою собственную статую. Гигантскую. А потом, после его смерти, статую тайком сняли и бросили в реку. Катерам и лодкам приходилось искать обходные русла, так как проплыть прямо они не могли.