Крепче цепей - Смит Шервуд. Страница 25

— Ванн говорит, тебя пытались убить. Вчера вечером. Спираль. Обнаружена до нашего возвращения.

Последовала пауза, и реакция Брендона удивила Ванна.

— Ты ему веришь?

— Не вижу, зачем бы ему лгать.

— Причин может быть несколько, но все они маловероятны. Ну что ж, значит, покушение было. Быстро же развиваются события — я даже не ожидал. Мне думается, пора...

Ванн еще раньше заметил, что кто-то пришел с визитом, а теперь и другие услышали звонок. Ванн выругался, а Кевет объяснил по босуэллу: (Вдовствующая супруга Эренарха леди Ваннис.)

— Оставить вас наедине? — спросил Жаим.

— Зачем? — ответил Эренарх.

* * *

Ваннис оделась с хорошо обдуманной простотой. Она отказалась от белого траурного цвета — в надежде, что это подчеркнет ее искренность, — и позволила себе только два украшения: заколку в волосах и пряжку на платье. Заметив, что Брендон не носит колец, она их тоже не надела. Она могла себе это позволить: все говорили, что у нее красивые руки.

Часовые у ворот поклонились ей, и никто не сделал попытки ее остановить. Неужели Брендон всегда так доступен? Или все дело в его двусмысленном положении?

Ваннис даже немного замедлила шаг, но оставила эту мысль. Что бы там ни шептали о Брендоне, он остается тем, кем есть. Авторитет тысячелетней власти придает интерес и значение каждому его шагу.

Она отвела рукой большую пальмовую ветвь и увидела Брендона, стоящего на пороге. Ваннис молча поклонилась — не как родственница, но как знатная особа тому, чей титул еще выше. От Брендона зависит, признает он их родство или нет. Чтобы поощрить его в этом, она чуть-чуть улыбнулась — быть может, ранний утренний час побудит его отбросить формальности, а галантность подскажет ответить ей, как члену семьи.

Он с улыбкой коснулся ее руки и жестом пригласил войти. Приветствие неформальное, но безличное.

— Доброе утро, Ваннис. Еще не завтракали?

Одежда на нем была помята, словно он всю ночь не ложился, а волосы, слишком длинные согласно последней дворцовой моде, торчали вихрами на шее.

Ваннис вошла в комнату, бросив быстрый взгляд вокруг: вдруг он сейчас с холодной вежливостью представит ей какую-нибудь свою любовницу, сидящую на диване во взятом напрокат платье с гордой улыбкой собственницы?

Потом она заметила высокого рифтера в сером, с длинным усталым лицом. Вот, значит, как?

— Кофе я бы выпила, Ваше Высочество. Я слышала, вы владеете им в неограниченных количествах.

— Это запасы анклава, — как бы извиняясь, сказал он. — И здесь мы можем обходиться без титулов.

Это отменяло все формальности и открывало путь к интимному общению.

Рифтер бесшумно подошел к стенному пульту и набрал код. «Но ведь мы не одни», — подумала Ваннис.

Соблюдая осторожность, она опустилась на низкий стул и расправила юбки.

— Семион предпочитал соблюдать этикет вне зависимости от места и времени.

«Теперь он может спросить: “Даже наедине?” А я намекну, что мы-то не одни».

— Это похоже на него. — Брендон с улыбкой сел напротив, глядя на нее голубыми глазами, так отличающимися от серых, как сталь, глаз Семиона. — Я всегда хотел узнать одну вещь. Бывали ли вы когда-нибудь в его крепости на Нарбоне?

Он не поддался на ее уловку, но путь к интимному общению оставался открытым.

Ваннис качнула головой, показав распущенные волосы во всей красе. Золотые колокольчики, украшавшие заколку, весело звякнули.

— Ни разу. Не мог же Семион позволить, чтобы его супруга оказалась на одной орбите с его официальной фавориткой, — тихо засмеялась она. — Меня бы там даже поместить было некуда.

Брендон криво улыбнулся.

— Меня он однажды взял туда — чтобы поучить дисциплине, как я полагаю. На месте я улизнул от его ищеек и совершил экскурсию. К его громадным апартаментам примыкали другие, точно такие же, и все там — от одежды в шкафу до ароматов тианьги — предназначалось для вас.

Она оперлась подбородком на руку.

— Откуда вам известно, какие запахи я предпочитаю?

— Вы любите особую смесь цветов и пряностей. Я заметил это, когда мы танцевали.

«Неужели я завоевала его так быстро?»

Но он не двигался с места, а рифтер на заднем плане вовсю звенел хрусталем, серебром и фарфором. Значит, она ошиблась?

Ваннис рассеянно провела пальцем по шелковой подушке.

«Ну что ж, переменим тему. Если он хочет интимности, то вернемся к ней».

— А где же он держал свою певицу? В комнате для прислуги?

— Нет. У нее было собственное крыло. Не думаю, что она когда-либо бывала в его покоях. — Небрежные интонации Брендона не поддавались расшифровке. «Сердится? Может, он сам желал эту женщину?»

— Да, Семион любил, чтобы все было на своем месте.

Ваннис целила не в Сару Дармару — она никогда не питала злых чувств к женщине, которую Семион поставил в центр своей личной жизни. Она пробовала оборону Брендона.

Но он, рассеянно глядя вдаль, сказал:

— Вы знали, что Гален хотел жениться па Саре?

— Как? Я знаю, что сначала она была с Галеном, и на Артелионе говорили, что Семион отбил ее у брата. Это всех удивило...

Ваннис умолкла. Сардоническая улыбка Брендона на один тревожный миг напомнила ей его старшего брата.

— Хотя мы никогда не встречались, она была, вероятно, самой красивой женщиной, которую я когда-либо видел на голограммах или лично, а ее голос заставлял забыть о ее лице. Все это вместе взятое наверняка и соблазнило Семиона.

— Она оставалась с ним несколько лет — ни о ком другом, во всяком случае, при дворе не говорили.

— Восемь, — усмехнулся Брендон. — Восемь лет. Семион не славился своими романтическими похождениями, верно?

Этот предмет мало интересовал Ваннис — ее больше занимал подтекст.

— В самом деле, я помню, как бушевал Семион, когда Гален отказался жениться на наследнице Масо — ведь Эренарх лично устроил этот брак.

— Мой мечтатель-братец жил точно в иной вселенной, — кивнул Брендон. — Политика его не интересовала, но обычно он подчинялся планам Эренарха, чтобы его оставили в покое, а Семион принимал это за послушание. Но вот Гален встретил Сару и влюбился в нее. Видимо, он унаследовал отцовскую склонность к моногамии.

Длинные пальцы, рассеянная улыбка. Он умолк, словно ожидая ответа, и Ваннис сказала:

— Поэтому Семион забрал ее себе и увез на Нарбон. Меня это не удивляет.

— Это был убийственно простой способ обеспечить послушание Галена на ближайшие восемь лет, — кивнул Брендон, — и половину из них я думал, как бы ее освободить. — Он говорил очень тихо, все с тем же отсутствующим видом.

Странная манера вести интимную беседу. Впрочем, его брат был еще страннее — и намного опаснее.

Ваннис сказала ему в тон — с той полушутливой небрежностью:

— Вы мечтали спасти Галенову певицу, а я — свою мать.

Нельзя было более изящно перейти от трех мертвых и одной пропавшей без вести к настоящему времени. Теперь он может протянуть ей руку — жалея, сочувственно, страстно, как угодно, — и первый ход будет за ним, если для него это важно. А после разговор пойдет о Брендоне и Ваннис.

Она осталась довольна своими словами и тоном. Подобные переходы — это искусство, и она всегда владела им в совершенстве.

Но, увидев его лицо, она поняла, что неверно рассчитала реплику.

Не то чтобы он сказал или сделал что-то в открытую. Он улыбался, но к нему вернулась вежливость — эта дулуская маска, скрывающая мысли и мотивы. Теперь он уже не снимет ее.

Указав на стол, накрытый рифтером, о котором Ваннис совершенно забыла, он сказал:

— Позавтракаем?

Выбирая среди множества изысканных горячих блюд, Ваннис признала свою неудачу, но отказывалась считать ее поражением. Однако как она в дальнейшем ни расточала улыбки и обаяние — она даже затронула вновь тему умершей певицы, которую любил Гален, — интимное настроение ушло безвозвратно.

С этим ничего нельзя было поделать. Остаток визита прошел в приятных разговорах о том о сем. Она принуждала себя быть занимательной и выяснила, что круг его интересов был весьма широк и что десять лет после своего исключения из Академии он потратил не только на пьянство, наркотики и секс, как казалось со стороны. Ваннис часто объявляла себя знатоком истории, но она с трудом узнавала имена и цитаты, слетавшие у него с языка. Дважды она чувствовала, что он готов затеять спор, но не могла принять вызов из-за недостатка аргументов. Она вывернулась, посетовав на ранний час и на собственную лень, но мысленно отругала себя за невежество.