Крепче цепей - Смит Шервуд. Страница 55

— Выпьете что-нибудь? — спросила Ваннис. Что-то надо было сказать, пока десантник осматривал комнату.

— Нет, благодарю. — Он вежливо ждал, когда она предложит ему сесть.

Перед ней возник непрошеный образ Семиона, и она сказала:

— Тогда, быть может, пройдемся?

Вежливость, служившая Семиону и Тау оружием, у Брендона казалась врожденным качеством. Он подчинился без намека на иронию. Может быть, всем, кто стоит у власти, свойственно пользоваться манерами, как ножом с потайным лезвием? Но Геласаар никогда так не делал — а у Брендона никогда не было власти.

Они вышли на мостик над журчащим ручьем. Лепет воды успокаивал: Ваннис чувствовала, что ей сводит шею от стресса, причину которого она не совсем понимала.

Она покосилась на Брендона. Они редко оказывались так близко друг к другу. Он был выше, чем ей запомнилось, и взгляд голубых глаз, такой туманный на балу, теперь стал острым.

Внизу мелькнула серебристая рыбка, и Ваннис спросила:

— Как вы думаете, они настоящие или это просто голограммы?

Он стал смотреть в воду, и она получила еще одну передышку. Ее восприятие тоже как будто обострилось, и она замечала все: его длинные ресницы, прикрывающие всю радужку, свет, обрисовывающий овал его лица, его легкое дыхание.

— Настоящие, — сказал Брендон. — Во всяком случае, на нашей стороне озера. И утки тоже. — Он улыбнулся весело, без всякой задней мысли. — Мы с Жаимом иногда кормим их хлебом. Им нравится.

— Брендон... — Она произнесла это, не подумав, но он, если и заметил, что она опустила титул, не показал виду. У нее сжалось горло. — Я хотела сказать... мы не можем больше жить в хаосе, без правительства.

Туманный взор вернулся, и она даже не уловила, как Брендон это сделал: только что его улыбка была совсем мальчишеской и тут же стала непроницаемой, как сталь.

Однако он промолчал, и она, оглянувшись на десантника, который, как и положено, не показывался на глаза, продолжила:

— Ходят слухи о какой-то перехваченной должарской депеше. Боюсь, вашего отца нельзя будет спасти, если срочно что-нибудь не предпринять.

Намерен ли ты действовать? Или мы должны действовать за тебя?

Всматриваясь в его лицо, она поняла, что хочет, чтобы он действовал, чтобы взял ответственность на себя. Честолюбие толкнуло ее к Тау, но чувство, неясное ей самой и не поддающееся управлению, побуждало желать, чтобы заговор провалился. Тогда Брендон займет свое законное место — и она будет рядом.

Кровь стучала у нее в ушах, и она не дышала, ожидая его ответа.

Наконец он сказал легким, как на балу, тоном:

— Я верю, что мы все же сумеем его спасти.

«Он действительно верит, что его отца можно спасти, — он ничего не смыслит в политике», — подумала Ваннис, и ее дилемма решилась сама собой. Он не сможет противостоять регентам. Выбор сделан: она ничего не скажет о заговоре и предоставит событиям идти своим чередом.

Теперь она могла дать волю чувствам.

— Мне так жаль. Я, конечно же, тоже надеюсь, что его спасут. — Она повернулась к Брендону лицом. Но и в этот миг ее преследовали противоречивые образы: Тау, который никогда не спит нигде, кроме собственной постели; Аркады во всей своей славе; ухмылка Семиона.

Ее решимость ушла в пустоту, ладони вспотели, судорога прошла по диафрагме.

Его лицо не изменило выражения, но в повороте головы и в жесте приподнятой руки проглянула осторожность.

— Никто не узнает, — быстро сказала она. — А если и узнает, завтра можете не обращать на меня никакого внимания: больше я об этом не попрошу. — Ваннис вынула заколку из волос, которые рассыпались по плечам, и разжала руку. Пряжка, сверкнув драгоценными камнями, упала в воду. — Но сегодня мы будем вдвоем.

Он смотрел на испуганно заметавшихся рыбок. Прочтя в его позе сожаление и внутреннюю борьбу, она спросила:

— Ведь дело не в Семионе?

Это была шальная мысль, но по дрогнувшим векам Брендона она поняла, что угадала правильно.

— Хотя он преследует меня повсюду, — тихо произнесла она, — в моей спальне призраков нет. Семион не спал со мной. Никогда.

И тут она испытала шок. Об этом она не говорила никому, даже Бестан, даже...

Но он улыбнулся ей нежно, как никогда прежде, и взял ее за руку, и пожатие его было теплым.

— Сегодня мы будем вдвоем. — Они вместе вошли в дом и закрыли за собой дверь.

14

Нг держалась на заднем плане, с нелегким чувством наблюдая за изысканным па-де-де: Найберг принимал Эренарха у себя в кабинете.

— Благодарю Ваше Высочество за то, что нашли для меня время. Мы только что получили сообщение из Мандалы: оно было передано по гиперсвязи, и я подумал, что Ваше Высочество сможет прояснить его смысл.

На экране появился неизвестный бори в сером должарианском мундире. Он поклонился в объектив и сказал на уни угодливо, с сильным акцентом:

— Сенц ло-Барродах, к сожалению, вынужден доложить вам о проблемах с тарканскими войсками. Количество происшествий, — он произнес это слово с подчеркнутой осторожностью, — возрастает. Деркаш Джессериан настоял на том, чтобы я связался по этому поводу с вами. Солдаты утверждают, что во дворце нечисто. Какие будут указания?

Эренарх, к общему удивлению, громко рассмеялся.

— Ты почти такой же эгоист, как твой отец, Осри, — негодующе бросила леди Ризьена Геттериус, прищурив черные глаза.

Осри пережидал грозу молча, следя за происходящим на лужайке, — это отвлекало от направленных по его адресу звуков.

— Он не отвечает на голокомы, не заходит — особенно теперь, когда поселился у этих заносчивых задниц...

Осри насмешил эпитет, присвоенный Элоатри, и он фыркнул, продолжая смотреть в окно поверх материнского плеча. Стали слышны крики играющих детей.

— Кто это там? — нетерпеливо оглянулась леди Ризьена. — Поганое отродье! Так вот, Осри, я неоднократно пыталась добиться хотя бы минимального содействия от твоего отца, и должна добавить...

Осри стоял, терпеливо перебирая в уме список дел и дожидаясь первой же возможности, чтобы спустить флаг и обратиться в бегство.

Он слишком поздно уловил, что его о чем-то спросили, и включился опять.

— ...Но ты-то, конечно, видишь его каждый день?

Кого это? Ну да, отца.

— В общем, да. — Осри посмотрел на старшую из своих единоутробных сестер, которая валялась тут же на кушетке. Странно видеть, что незнакомый тебе человек так на тебя похож. Помалита тоже смотрела на него, надуто и неприязненно. Он перевел взгляд на мать: — Но, по правде говоря, у него нет времени ни на что, помимо того, что поручил ему адмирал Найберг. — Леди Ризьена открыла рот, и Осри поспешно добавил: — Это секретное задание. Да я и сам постоянно занят.

Это был шаг по пути к свободе.

Мать стукнула рукой по стене, и кольца, надетые на ее длинные ногти, звякнули. Осри отшатнулся — его пугал ее стиль, в котором всегда присутствовало нечто хищное.

При этом он снова взглянул в окно. Подростки, Дулу и Поллои, играли в какую-то игру с ракетками и воланами. Один из них, рыжий, стал перед самым окном.

Ивард, но какой-то не такой. Что-то в нем изменилось.

Парень сделал Осри знак — выходи, мол.

— Пома, — сказала леди Ризьена, — вели Кульду прогнать этих паршивцев.

— Нет, мама, он не пойдет, — заныла Помалита. — Это общественная лужайка — так мне сказали десантники, когда я хотела прогнать тех полоумных святош, которые тут развылись.

— Осри, — леди Ризьена обнажила зубы, и на клыке блеснула коронка из золотой узорчатой эмали, — уж ты-то мог бы проявить немного внимания. Ты хуже Себастьяна, который...

Мать переключилась на его дурное воспитание. Эту тему, Осри знал по опыту, она могла развивать часами, если не капитулировать и не сделать того, что она хочет. Но чего она, собственно, хочет?

Осри собрал разбегающиеся мысли и заметил, что леди Ризьена и Помалита одеты как для приема в саду. Приспичило втереться в дом какой-то титулованной особы, что ли?