Троны Хроноса - Смит Шервуд. Страница 14

4

АРЕС

Панарх надел Знак Доблести на шею адмирала Нг. Грациозно поднявшись, она поклонилась ему в точности так, как требовалось по протоколу, но его ответный поклон был несколько ниже, чем полагалось. Затем Себастьян Омилов и другие члены Малого Совета вышли вперед, чтобы принять ее в их число.

Панарх смотрел на Омилова вежливо, но отчужденно. В памяти гностора всплыл их мучительный разговор здесь же, в Кругу, после отлета рифтеров; тогда голубые глаза Панарха не были ни вежливыми, ни отчужденными, ни пустыми. Под конец маска вернулась на его лицо, и легкий голос вновь обрел свой безупречный контроль, но это возвращение к протоколу и внешним формам учтивости как нельзя яснее сказало Омилову, что доверие Панарха он потерял. Он остался ценным советником, но перестал быть близким другом.

На миг Омилова посетила мечта о побеге и путешествии по следам рифтеров. Какие открытия могли бы ждать его там? Но услужливая память тут же подсунула ему краткий разговор с Эсабианом и тот ужас, который он пережил в должарском застенке. Он тряхнул головой, чтобы отогнать это воспоминание. Как ни мало ценят панархистские военные эксперты Пожиратель Солнц в качестве артефакта чуждой цивилизации, должарианцы в этом смысле дорожат им еще менее.

Церемония завершилась, и начался прием в честь нового верховного адмирала. Омилов с привычной ловкостью принес свои извинения и удалился.

Чем дальше транстуб углублялся в Колпак, тем больше в нем становилось народу. Капсула приближалась к соединению с онейлом. От толчка Омилова прижало к возвращающимся со смены рабочим. Большинство лиц вокруг выражало то же, что испытывал он: усталость и напряжение.

От нечего делать он стал изучать перечень остановок. За две станции от своей он увидел название «Сады Джихана» и, повинуясь импульсу, сказал:

— Выхожу!

Капсула затормозила, и он вышел на красивую дорожку, обсаженную колокольными деревьями и душистым кустарником. Он огляделся, и его депрессия немного прошла. Справа ухоженный парк спускался к озеру, слева стояла Галерея Шепотов.

Он пошел по дорожке к увитому плющом зданию, стараясь разобраться, что его толкнуло на это. К сплетням он всегда был равнодушен — и к светским, и к политическим. Во время своего пребывания при дворе он часто бывал на Монтесьело, но никогда не чувствовал ни малейшего желания посетить тамошнюю Галерею Шепотов.

Говорить он не собирался и теперь — хотел лишь послушать, говорит ли здесь кто-нибудь о Пожирателе Солнц и есть ли у него единомышленники. Он слишком уж изолировал себя от других — ему полезно взглянуть на собственные действия со стороны.

Усмехаясь над собой, он вошел внутрь и очутился среди огней и зелени, которые преломлялись в зеркалах и стекле, словно в гранях кристалла. Через несколько шагов он столкнулся лицом к лицу с величественной седовласой дамой.

— Себастьян Омилов! — саркастически изумилась она.

— Ваша светлость! — поклонился Омилов. Безупречно элегантная леди Бритт Вакиано, Архонея Кемаля, символ предыдущего поколения, дотронулась до его руки:

— Называй меня лучше тетей Бритт, мой мальчик. Или Явный Прерогат выше подобной фамильярности?

Десять минут назад Себастьян Омилов чувствовал себя старым и утомленным, но сейчас покраснел, как школьник.

Почтенная матрона, прищурившись, увлекла его к скамейке, завешанной пальмовыми ветвями. Тихий плеск водопада за стеклом заглушал их голоса.

— У твоей матери все благополучно, хотя она осталась на Чернякове. Кажется, она наконец простила тебя, что ты покинул двор.

Омилов засмеялся, испытывая в равных долях веселье и грусть.

— Ты должен знать, почему мы не последовали твоему примеру после самоубийства Тареда, — продолжала она, скрестив руки и глядя прямо ему в глаза.

— Я думал...

— Ты думал, что мы примирились с этим. Нет — как раз наоборот. Отчего, по-твоему, Семион всячески избегал появляться при дворе? Оттого что боялся встретиться с теми, кто очень хорошо понимал, что у него на уме. И если бы Геласаар узнал, что творит Семион, мы были бы ему нужны.

— А я вот ушел, — поморщился Омилов.

— И уплатил за это двойную цену, дорогой мой, — улыбнулась она. — Старые дела могут подождать до другого раза — успеть бы обсудить новые. Для начала скажи; что привело Себастьяна Стойкого сюда и в этот час?

— А что особенного в этом часе? — помедлив, спросил Омилов.

— Сейчас чуть больше девятнадцати — ранний вечер в Высоких Жилищах и на планетах, где день близок к стандартному. В светском обществе это был мертвый час — до недавнего времени. Ты, как всегда, отстаешь от моды. Молодая Картано постановила посвящать это время в Галерее Шепотов определенной теме. Текущая тема — любовь.

Это было так неожиданно и так расходилось с тем, чего он ожидал, что он не сдержал смеха.

— Ни война, ни смерть, ни разрушение, похоже, не отбили у людей вкуса к клубничке, — с ироническим блеском в глазах сказала Архонея. — Молодая Ваннис восстановила мою веру в человеческую природу.

Омилов, не зная, что на это ответить, переменил разговор:

— Вы знаете, что профет Антон Рамануян находится здесь? Теперь он, правда, именует себя «Тате Кага».

— Он-то и вызвал меня сюда. Я битый час могла бы рассказывать о приключениях, с которыми добиралась на Арес. Бесконечные скачки с рифтерами на хвосте... можно подумать, что не восемьдесят лет, а восемьдесят дней прошло с тех пор, как мы карабкались по скалам Петрова с бластерами в каждой руке, отбиваясь от Шиидры. Нет, правда — как будто вчера все это было. Как и твоя молодость, когда вы с Иларой и Геласааром ставили оперы в Малом Дворце, а маленькие Брендон и Гален из кожи лезли, дразня угрюмого должарского мальчугана, взятого нами в заложники. Теперь мы постарели, а главные роли исполняют они. — Она хлопнула себя по коленям. — Хотя мы еще тоже кое на что годимся. Я здесь для того, чтобы помочь мальчику, сыну Геласаара, собрать флот. Мы сгоняем сюда все наши корабли: если победим, то построим новые, а если проиграем, нам все равно конец.

— Кемаль... — начал Омилов.

— Облако оккупировано Должаром, но на планете все хорошо, хотя никому не позволяется стартовать с нее или приземляться. Эсабиан не доверяет тамошним рифтерам после того, как наш саботаж приписали им, и от нас он тоже ничего не получит. — Архонея встала и взяла Омилова под руку. — Если не хочешь оставаться в Галерее, давай прогуляемся в розарии и поговорим о твоем Телосом проклятом Пожирателе Солнц...

* * *

Прошло два часа, прежде чем Омилов добрался наконец до Обители. Он не был религиозным человеком, но Обитель навевала на него умиротворение и чувство оторванности от времени. Запах благовоний вплетался в аромат редких цветов. Голоса в отдалении тянули жалобный мотив, вызывающий в памяти тысячелетия человеческой истории.

Взойдя на террасу, примыкающую к жилой части Обители, он увидел, что Верховная Фанесса его ждет. В начале их отношений Омилов не доверял ей, но теперь жил в предвкушении их ежедневных бесед. Временами она бывала единственным человеком, с которым он общался вне своей работы.

Она сидела тихо, и на ее черной сутане мерцал свисающий с шеи Диграмматон.

— Я завернул в Сады Джихана, где встретил женщину, которую знал всю свою жизнь, — сказал он. — В ходе беседы она упомянула о быстром ходе времени. Однако ее долгая жизнь — всего лишь мгновение ока по сравнению с не поддающимися воображению тысячелетиями существования Пожирателя Солнц. Потенциальное знание, которое мы могли бы получить, установив там наблюдательный пост, колоссально. Но никто здесь не хочет видеть дальше сиюминутных обстоятельств... они смотрят на Пожиратель Солнц лишь как на одну из целей в этой войне. — Он рассеянно потер щеку: испытанная им боль, наверное, никогда уже не уйдет из памяти. — Я признаю необходимость действия, но не могу заставить их взглянуть на разрушение станции по-иному.