Вера и власть - Смит Шервуд. Страница 71
Анарис возвышался над ним, и прахан — лицо страха — делало наследника непохожим на себя. Его глаза широко раскрылись, глядя сквозь Моррийона.
Станция застонала, и палуба под ногами затряслась. Пульт тианьги защелкал, а стазисные заслонки начали гудеть — все громче и громче. Свет в комнате замигал.
Анарис пошатнулся, издав гортанный звук. У Моррийона волосы стали дыбом — потом он почувствовал, как покалывает кожу, и понял, что это не физиологическая реакция, а статическое электричество.
И тут по комнате полетели вещи. Книги, бумаги, чипы вихрем кружились вокруг резного, слабо потрескивающего стола. Ящики из него выдвигались, и их содержимое тоже вливалось в водоворот. Темные ковры под ногами вздувались и хлопали, как воздушные шары.
Зеркало Анариса неожиданно взвилось в воздух и понеслось на Моррийона кромкой вперед, точно собираясь его обезглавить. Он умудрился поймать его, и руки у него от этого взлетели высоко над головой. Зеркало дрожало, наливаясь тяжестью, — вот-вот раскроит ему череп.
В ужасе бори завопил:
— Нет, мой господин! Пожалуйста, не надо!
Глаза наследника налились кровью, вздувшиеся вены на висках пульсировали. Из носа потекла кровь.
Давление воздуха ужасающе возросло, и станция тряслась.
Из правой руки Анариса ударил металлический блеск, и прочное дипластовое зеркало вылетело из рук Моррийона, разбившись вдребезги.
Внезапно все прекратилось, точно выключатель повернули: и дрожь под ногами, и стон. Анарис разжал кулак, и несколько металлических шариков упало на ковер. Он раскрыл рот, но не смог вымолвить ни слова и без сознания повалился на пол.
Моррийон смотрел на это, чувствуя странное спокойствие. Шок, отметил он частью своего сознания. Анарис чуть не убил его своим телекинезом и тем же способом спас. Бори испытал чувство, так давно забытое, что он не сразу его узнал: жалость.
Несчастный гибрид. Он тоже разрывается между двумя мирами. Моррийон пощупал пульс своего господина, надеясь, что Анарис приспособится к этому раздвоению лучше, чем он сам.
Студия выглядела еще хуже, чем обычно. Повсюду валялись пакеты из-под еды и стояли грязные чашки из-под кафа и алигрианского чая. Пол усеивали бумажки вперемешку с пустыми мозгососными ампулами. В комнате разило озоном и потом.
Но Ник и Дерит ничего этого не замечали. Второй Ник говорил с экрана:
— В этом зале, расположенном в центре Палаты, прошло немало судебных процессов с тех пор, как теменархея И'Лисса лит-Иллиайн в царствование Броссинава I подарила Арес Флоту.
Имиджер обвел высокий потолок, ряды потемневших от возраста сидений и белые мраморные стены.
В маленьком окошке на экране отсчитывались баллы рейтинга.
Кадр остановился на высоком столе для судей, и Дерит сказала Нику:
— Надо признаться, этот номер тебе удался.
— Твой рассказ о келли и рифтерах, которые привезли их сюда, тоже был что надо.
Ник мог позволить себе такое великодушие. Чуть ли не весь Арес смотрел этот его репортаж, и ему повезло занять ближнюю орбиту. Товр Иксван охотно с ним сотрудничает, и другие двери перед ним тоже открылись.
— Да, — сказала довольная Дерит. — Наша Лохиэль — отличный аргумент против той муры, которую гонит 99-й канал. Теперь все только и делают, что спорят о рифтерах. Чем больше Хомски нажимает на зверства и насилие, тем больше народу смотрит нас — она сама на нас работает. Да и мое интервью с рыжим парнишкой тоже не повредит, — хитро улыбнулась она.
— Само собой.
Он охотно признавал за Дерит ее успехи — они ведь делали общее дело.
На экране тем временем показывался четырехсотлетней давности суд над Иваном Томулисом, и видны были трое судей в своих ритуальных одеждах. Судья в центре, стоя, выговаривала что-то защитнику. Услышав спокойный ответ женщины-воката, судья сорвала с себя золотую маску и швырнула в нее. Острый край маски сильно поранил вокату лоб, но та сказала ровным голосом, не потрудившись вытереть кровь:
«Повторю вам слова Сократа, ваша честь: вы как нельзя лучше доказали убедительность своих аргументов».
Ник на экране продолжил свой рассказ.
— Ух ты! — восхитилась Дерит. — Рисково играешь.
— Я не собираюсь быть комнатной собачкой Панарха. Похоже, Кендриан действительно виновен. Впрочем, Его Величество, надо отдать ему должное, не проявляет навязчивости, поддерживая его.
— Что не помешало тебе получить тайное эксклюзивное интервью, — засмеялась Дерит.
— Завидно, да? Но я не понимаю, почему Иксван делает всю работу один — разве что ему удалось раскопать то, что другие четырнадцать лет назад не смогли.
Позади кто-то резко втянул в себя дозу мозгососа. Ник обернулся: Омплари замер над своим пультом, молотя пальцами по клавишам, — сейчас он путешествует по системе в приступе синестезии, вызванной наркотиком.
— Он себя уморит, — промолвила Дерит.
— Если мы ему запретим, он уйдет на другой канал, только и всего. Все программисты говорят, что в Сети кто-то копает — да так, что она трясется. Эх, знать бы, что при этом выходит наружу. Мне сдается, что это все из-за суда, и пахнет тут настоящей сенсацией.
— Кто ищет, тот найдет, — пропела Дерит и добавила уже серьезно: — Если Сеть так трясет, многое может всплыть кверху брюхом.
Юбки из шанта-шелка пенились вокруг ног Ваннис. Сидя, она смотрела на свое отражение в стене из полированного вулканического камня: единственная нитка жемчуга среди изящно уложенных кос, зеленовато-голубое платье, подчеркивающее зелень глаз, чистая линия, бегущая от плеча до бедра.
Эта картина, как всегда, ее успокоила, и она снова открыла слух разговорам, которые вели вокруг нее приятные певучие голоса. Музыкальная часть вечера окончилась, и гости удалились в кулуары — поговорить, послушать чужие разговоры и вкусить изысканных яств, которые беспрестанно разносили по комнатам красивые молодые слуги.
Это напоминало Ваннис тихую гладь пруда, под которой скрываются хищные рыбы и острые камни. Напряжение сказывалось только в мелочах: в том, как враждующие стороны располагались подальше друг от друга, в некоторых темах, затрагиваемых лишь намеком, с ядовитыми улыбками. Случалось, что кто-то вдруг замирал, получая или посылая секретку по босуэллу, — но так выдавали себя только те, кто недостаточно овладел искусством притворства.
Ваннис знала, что ей в этом искусстве равных нет. Она может сидеть в грациозной позе на стуле, изящно обрамляющем ее, и думать совсем о другом.
Например, о своем внезапном обогащении. Несколько дней назад она, выведя на экран цифру своего кредита, вдруг обнаружила, что от близкого банкротства переместилась в неограниченные финансовые пространства. Никакого объяснения не прилагалось, а Брендон при встрече ни словом об этом не упомянул, но Ваннис знала, кто ее благодетель.
Они виделись часто, но только в свете. Он беседовал с ней о музыке и истории, но ничего не говорил о политике или о молчаливой борьбе внутри Флота. От одного из Масо она узнала о новой привычке Панарха: ежедневно в пять утра он бывает на тренировках в спортзале для офицеров.
— Однажды он просто взял и появился там, — рассказывал Ореик узкому кругу слушателей. — Мой кузен Эфрен, который служит на «Норсендаре», сам его видел. В спортивном костюме без телохранителя, держится позади. И каждое утро, где бы он ни провел ночь...
Но где он их проводит, свои ночи?
Ваннис следила бдительно, но ни один Дулу, мужского или женского пола, не проявил еще гордости собственника. Это не давало ей покоя. Либо он хранит целомудрие — тогда непонятно, почему он ночует не дома, — либо кто-то притворяется еще ловчее, чем она. Но с какой целью?
И Ваннис придавала себе уверенности, любуясь собственным отражением и теша себя мыслью, что Брендон неизменно отводит ей главную роль на всех официальных торжествах.
«Это, конечно, очень умно с его стороны, — размышляла она. Сейчас у меня нет никакого статуса, но прежний никто оспорить не может — и нет прецедентов, чтобы на них опереться».