Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур. Страница 24

Сантен рассмеялась, хрипловато и как бы задыхаясь, и Майкл притянул ее к себе и попробовал поцеловать, но это была неуклюжая попытка. Столкнулись второпях носы, зубы, прежде чем они смогли найти губы друг друга. Когда Майкл нашел губы Сантен, они оказались горячими и мягкими, а рот внутри был шелковистым и на вкус напоминал спелые яблоки. Тут ее шаль съехала с головы вперед, на лицо, наполовину накрыв обоих, и им пришлось разомкнуть объятия, задыхаясь и смеясь от возбуждения.

— Пуговицы, — прошептала она, — твои пуговицы делают мне больно, я замерзла. — И театрально поежилась.

— Извини. — Он взял фонарь и повел ее в глубь амбара. Помог забраться наверх по тюкам соломы, и при свете лампы она увидела, что Майкл сделал гнездо из сена между тюками и выложил его серыми армейскими одеялами.

— Я ездил за ними в свою палатку, — объяснил он, аккуратно ставя вниз лампу, а затем нетерпеливо поворачиваясь к ней.

— Attends! [66] — Она использовала привычную форму обращения, чтобы остановить его, и расстегнула пряжку ремня портупеи. — Я буду вся покрыта ссадинами.

Майкл бросил ремень в сторону и снова с силой обнял ее. На сей раз они встретились губами и прильнули друг к другу. Огромные волны желания охватывали Сантен, такого сильного, что она чувствовала головокружение и слабость. Ноги подгибались, Майкл поддерживал ее, и девушка старалась отвечать на поток поцелуев, которыми он осыпал ее губы, глаза, шею, но ей хотелось, чтобы они опустились на одеяла. Сантен нарочно поджала ноги, под тяжестью Майкл потерял равновесие и упал на нее сверху в уложенное одеялами соломенное гнездышко.

— Извини меня. — Он попытался выпутаться, но она крепко обняла его одной рукой за шею и прижала лицо к своему, другой через плечо натянула одеяла. Сантен пробежала руками по лицу Майкла, запустила их в волосы и стала целовать его. Тяжесть тела была такой приятной, что, когда он попытался скатиться, она не позволила, прихватив его ногу своей.

— Свет, — прохрипел Майкл и принялся нащупывать лампу, чтобы закрыть заслонку.

— Нет. Я хочу видеть твое лицо. — Она поймала запястье и потянула руку обратно, прижав к своей груди и глядя ему в глаза. Они были такими красивыми при свете лампы, что ее сердце готово было разорваться… Она задержала его руку на своей груди до тех пор, пока соски не заболели от напряжения.

Все это превратилось в некое исступление от наслаждения и желания, становившегося все более сильным. Наконец оно сделалось невыносимым, и что-то должно было произойти, прежде чем она потеряет сознание от его мощи… Но этого не случилось, и Сантен почувствовала, как возвращается с высоты, и от разочарования сделалась нетерпеливой и почти разозлилась.

Способность критически оценивать происходящее вернулось к ней, она почувствовала, что Майкл находится в затруднительном положении от нерешительности, и по-настоящему рассердилась. Он должен быть властным, ведя ее вверх, туда, куда ей хотелось. Снова взяв его запястье, она повела руку вниз, в то же время двигаясь под ним так, что ее толстые шерстяные юбки задрались и сбились в кучу вокруг талии.

— Сантен, — неожиданно прошептал Майкл, — я не хочу делать того, чего не хочешь ты.

— Tais-toi! [67] — Она едва не зашипела. — Тихо! — И поняла, что ей придется вести его все время, придется вести его всегда, потому что он открылся с другой стороны, о которой она прежде не знала, но уже не возмутилась. Так или иначе, все это придало ей ощущение силы и уверенности в себе.

У обоих перехватило дух, когда он дотронулся до нее. Через минуту Сантен отпустила его запястье и стала искать то, что хотела найти, а найдя, вскрикнула — это оказалось таким большим и твердым, что она была ошеломлена. На мгновение подумала, способна ли выполнить задачу, которую взяла на себя, — и тогда решилась. Майкл был неуклюж, и ей пришлось изогнуться немного. И вдруг это случилось, и она задохнулась от потрясения.

Анна была неправа, не было никакой боли, только захватывающее чувство растяжения и заполнения пустоты, а после того, как прошел шок, — чувство великой власти.

— Да, Мишель, да, мой дорогой. — Она поощряла его, когда он входил в нее и стонал, нанося удары во ее распятую плоть, и легко сносила эту атаку. Знала, что в эти мгновения Майкл принадлежит ей полностью, и наслаждалась этим своим знанием.

Когда последняя судорога охватила его, Сантен увидела, что цвет его глаз при свете лампы изменился на индиго. И все же, хотя в этот момент она любила Майкла с такой силой, что ощущала физическую боль, в глубинах сознания жило крошечное подозрение, что ей чего-то не хватает. Не почувствовала она нужды кричать так, как кричала Эльза лежа под Жаком, и едва подумав об этом, испугалась.

— Мишель, ты все еще любишь меня? Скажи, что ты любишь меня.

— Я люблю тебя больше собственной жизни.

Сантен облегченно улыбнулась в темноте и прижала его к себе, а когда почувствовала, что внутри ее это становится меньше и мягче, ее охватила волна нежной жалости.

— Мой дорогой, вот так, мой дорогой, так, — гладила она крупные упругие локоны на его затылке.

Немного погодя душевное волнение улеглось и она поняла: что-то необратимо изменилось в течение нескольких кратких минут того простого действия, которое они вместе совершили. Мужчина в ее объятиях был физически сильнее, но похож на дитя, спящее дитя, прижавшееся к ней. Сама же Сантен чувствовала себя мудрее и энергичнее, как будто жизнь до того момента была слишком умиротворенной, подобной кораблю, дрейфующему без ориентиров, но теперь она, как большой корабль, подгоняемый пассатом, шла к цели на всех парусах.

— Проснись, Мишель. — Сантен легонько встряхнула его, он что-то забормотал и пошевелился. — Ты не можешь сейчас спать, поговори со мной.

— О чем?

— О чем угодно. Расскажи мне об Африке. Расскажи мне, как мы вместе отправимся в Африку.

— Я тебе уже рассказывал об этом.

— Я хочу все услышать снова.

Она лежала, прижавшись к нему, и жадно слушала, задавая вопросы всякий раз, когда у него начинал заплетаться язык.