Свирепая справедливость - Смит Уилбур. Страница 15
Питер пытался предугадать требования Ингрид. Он, конечно, знал о проекте этой резолюции – его предложили Шри-Ланка и Танзания. Совет Безопасности ее несомненно отклонит. Однако выбор времени для выдвижения требований натолкнул Питера на новые и чрезвычайно тревожные соображения. У него защемило сердце. Зверь вновь сменил обличье. Захват самолета, вне всяких сомнений, не случайно произошел через три дня после выдвижения проекта резолюции. Вывод напрашивался пугающий, слишком страшный, чтобы задумываться над ним: попустительство – если не прямое пособничество террору – со стороны глав правительств разных стран...
Девушка снова заговорила.
– Если какой-либо член Совета Безопасности ООН – США, Британия или Франция – использует свое право вето, чтобы отклонить резолюцию, самолет и все его пассажиры взлетят на воздух.
Питер, утратив дар речи, оцепенело глядел на светловолосую красавицу – она казалась совсем девочкой, юной и свежей.
Когда способность говорить вернулась к нему, он прохрипел:
– Вряд ли у вас на борту хватит взрывчатки, чтобы осуществить эту угрозу.
Блондинка что-то сказала человеку, стоявшему за ней, и через несколько мгновений бросила к ногам Питера что-то темное и круглое.
– Ловите! – крикнула она, и Питер удивился тяжести этого предмета. Потребовалось всего несколько мгновений, чтобы он понял, что это.
– С электронным взрывателем! – Ингрид рассмеялась. – Их у нас столько, что я могу дать вам образец.
Пилот, Сирил Уоткинс, пытался что-то сообщить Питеру, касаясь груди, но того занимала взрывчатка, которую он держал в руках. Он знал: одной такой гранаты достаточно, чтобы уничтожить «боинг» и всех находящихся на борту.
«Что хочет сказать Уоткинс?»
Пилот дотронулся до своей шеи. Питер посмотрел на шею девушки. Маленький фотоаппарат.
«Что-то связывает этот аппарат с гранатами? Это пытается сообщить пилот?»
Но вот девушка заговорила снова.
– Отнесите это своим хозяевам – пусть трепещут. Их ждет гнев масс. Революция грянула, – сказала она, и дверь самолета закрылась. Питер услышал щелчок замка.
Он повернулся и начал долгий обратный путь, держа в одной руке конверт, в другой гранату. Внутри у него все переворачивалось.
Угловатая фигура Колина Нобла почти полностью загораживала вход в кабину «Хокера». На этот раз его лицо было серьезным, ни следа смеха в глазах или углах широкого дружелюбного рта.
– На связи доктор Паркер, – сказал Колин Питеру, и тот, торопливо застегивая комбинезон, устремился в кабину, их оперативный штаб. – Мы записали каждое слово, и он, считай, присутствовал при этой сцене.
– Дело плохо, Колин, – проговорил Питер.
– Это хорошая новость, – отозвался тот. – Поговоришь с Паркером, сообщу тебе плохую.
– Спасибо, приятель. – Питер протиснулся мимо Колина в кабину и опустился в кожаное кресло командира.
На экране за своим столом, просматривая распечатку разговора Питера с Ингрид, сидел Кингстон Паркер – в зубах погасшая трубка, широкий лоб в хмурых складках. Паркер изучал требования террористов.
Связист предупредил:
– Генерал Страйд, сэр.
Паркер поднял голову и посмотрел в камеру.
– Питер. Мы с вами одни. Я блокировал все остальные каналы связи, а единственную запись мы потом изымем. Мне хочется сперва узнать о вашей первой реакции, а потом уже связаться с сэром Уильямом и Констеблом... – Сэр Уильям Дэвис был английским послом, а Келли Констебл – послом США в Южной Африке. – Мне нужна ваша первая, непосредственная реакция.
– У нас серьезные неприятности, сэр, – сказал Питер, и большая голова кивнула. – Мои специалисты по оружию сейчас занимаются гранатой, но нет никаких сомнений, что угонщики в силах физически уничтожить «ноль семидесятый» со всеми, кто на борту. И, по-моему, не один раз.
– А психологически?
– Думаю, наша террористка – последовательница Бакунина и Жана-Поля Сартра.
Паркер снова угрюмо кивнул, и Питер продолжал:
– Анархисты верят, что уничтожение – единственный созидательный акт, верят, что в насилии человек воссоздает себя. Вспомните слова Сартра: когда революционер убивает, умирает тиран и рождается свободный человек.
– Пойдет ли она этим путем? – настаивал Паркер.
– Да, сэр, – без колебаний ответил Питер. – Прищучьте ее, и она пойдет на любую крайность – вы знаете этот образ мыслей. Разрушение прекрасно, самоуничтожение дает бессмертие. По-моему, она выберет именно этот путь.
Паркер вздохнул и постучал черенком трубки по крупным белым зубам.
– Да, это согласуется с нашими сведениями о ней.
– Вы разыскали данные? – немедленно спросил Питер.
– Мы получили первоклассную запись голоса, и компьютер сопоставил ее с изображением.
– Кто она? – нетерпеливо перебил Питер; ему не нужно было напоминать, что, как только блондинка начала высказывать свои требования, увеличенное изображение и запись голоса ушли в компьютеры разведки.
– Ее настоящее имя Хильда Бекер. Американка в третьем поколении, немецкого происхождения. Отец – преуспевающий дантист, овдовел в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Тридцать один год...
Питеру показалось, что она моложе: обманула свежая, чистая кожа.
– Коэффициент интеллекта – сто тридцать восемь. В шестьдесят пятом – шестьдесят восьмом годах училась в Колумбийском университете. Магистр современной политической истории. Член СДО – «Студенты за демократическое общество».
– Да, – нетерпеливо сказал Питер, – знаю.
– Активистка антивоенных кампаний периода войны во Вьетнаме. Работала над планом переправки обвиняемых в Канаду. В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году арестована за хранение марихуаны, осуждена не была. Руководила беспорядками в кампусах в шестьдесят восьмом. Арестована за изготовление бомбы в университете Батлера. Освобождена. В семидесятом покинула Америку, чтобы продолжить образование в Дюссельдорфе. С семьдесят второго – доктор политэкономии. Известны ее связи с Гудрун Энслин и Хорстом Малером из группы Баадера-Мейнхоф. После обвинения в причастности к похищению и убийству Генриха Кохлера, западногерманского промышленника, ушла в подполье...
«Ее биография – почти классический пример формирования современного революционера», – с горечью подумал Питер, – прекрасное изображение зверя».
– По-видимому, прошла подготовку в лагерях ООП в Сирии в семьдесят шестом или семьдесят седьмом. С тех пор явных контактов нет. Принимает наркотики – производные каннабиса; бисексуальна, чрезвычайно активна в этом отношении... – Паркер поднял голову. – Это все, что у нас есть.
– Да, – негромко повторил Питер, – такая пойдет до конца.
– Ваши предположения и прогнозы?
– Я считаю, что операция организована на очень высоком уровне, возможно, правительственном...
– Доказательства! – рявкнул Паркер.
– Совпадение во времени с принятием резолюции ООН, предложенной несколькими государствами.
– Хорошо, продолжайте.
– Мы впервые имеем дело с прекрасно организованным и имеющим серьезную поддержку терактом, цель которого ясна и отвечает не только скрытым интересам той или иной группировки боевиков. Нам предъявили требования, по поводу которых сто миллионов американцев и пятьдесят миллионов англичан скажут: «Черт возьми, это разумно!»
– Продолжайте, – сказал Паркер.
– Боевики выбрали удачную мишень – ЮАР, парию западной цивилизации. Резолюция получит сотню голосов, а массы американцев и англичан спросят себя, должны ли они жертвовать четырьмя сотнями жизней своих самых достойных граждан ради поддержки правительства, чья политика им отвратительна.
– И? – Паркер наклонился над столом, внимательно глядя на экран. – По-вашему, они пойдут на сделку?
– Боевики? Могут. – Питер помолчал и продолжил: – Вам известны мои взгляды, сэр. Я вообще против переговоров с этими людьми.
– Даже в таких обстоятельствах? – спросил Паркер.
– Особенно в таких обстоятельствах. Мои взгляды на политику этой страны совпадают с вашими, доктор Паркер. Нам выпало испытание. Какими бы справедливыми ни казались нам требования боевиков, мы должны до последнего противиться той манере, в какой они предъявлены. Если эти люди одержат победу, мы подвергнем опасности все человечество.