Золотая шахта (Золото) (Другой перевод) - Смит Уилбур. Страница 23
36
Играли в покер из пяти карт, и за столом крупно выигрывали двое: Манфред Стайнер и алжирец.
Манфред так рассчитал свой прилет в Париж, чтобы у него был свободный уикэнд, до прилета остальной делегации в понедельник.
Во второй половине для в субботу он остановился в отеле «Георг Пятый», принял ванну и три часа отдыхал, в восемь вечера он на такси поехал в клуб «Шануар».
Теперь он играл уже в течение пяти часов, и последовательность сильных карт довела его выигрыш до очень значительной суммы. Фруктовый салат из ярких французских банкнот большой грудой лежал перед ним. Против него за столом сидел алжирец, стройный смуглый араб, с шоколадными глазами и шелковыми черными усиками. На фоне коричневой кожи зубы его казались очень белыми. На нем была рубашка розового шелка и льняной пиджак голубого цвета. Длинными коричневыми пальцами он поглаживал собственную груду банкнот.
На ручке его кресла сидела девушка, арабская девушка, в плотно облегающих золотых брюках. Ее блестящие черные волосы свисали на плечи, она пристально наблюдала за Манфредом.
— Две тысячи! — Голос Манфреда прозвучал, как приказ тевтонского строевика. Он ставил на четвертую карту, которую ему только что передали. В игре оставались только он и алжирец. Остальные спасовали и наблюдали теперь за игрой с небрежным интересом не участвующих.
Глаза алжирца слегка сузились, девушка склонилась и что-то прошептала ему на ухо. Он раздраженно покачал головой и достал сигарету. На руках у него были две дамы и шестерка. Он наклонился, изучая карты Манфреда.
Послышался голос крупье. «Ставка в десять тысяч франков на четверку, пятерку, семерку треф. Возможен прямой флаш».
— Принимайте или пасуйте, — сказал один из наблюдателей. — Мы зря тратим время.
Алжирец бросил на него ядовитый взгляд.
— Принимаю, — сказал он и отсчитал в банк десять тысячефранковых банкнот.
— Карте. — Крупье положил перед каждым из них по карте лицом вниз. Алжирец быстро приподнял край своей карты, взглянул и опустил.
Манфред сидел совершенно неподвижно, карта лежала в нескольких дюймах от его правой руки. Лицо у него было бледное, спокойное, но внутренне он кипел. До прямого флаша далеко. На руках у Манфреда четверка, пятерка, семерка треф и восьмерка червей. Шестерка — единственная карта, которая могла спасти его, а среди карт алжирца уже была одна шестерка. Шансы Манфреда ничтожны.
Нижняя часть живота и поясница его напряглись, стали горячими, грудь сжималась. Он продлевал это ощущение, хотел, чтобы оно длилось вечно.
— Ставка на две дамы, — сказал крупье.
— Десять тысяч. — Алжирец продвинул вперед банкноты.
— У него есть дама, — подумал Манфред, — но он опасается моего прямого флаша.
Манфред положил свою гладкую белую руку на пятую карту. Поднял ее.
— На все, — спокойно сказал Манфред, все зрители ахнули и зашептались. Рука девушки сжала рукав алжирца, она с ненавистью смотрела в лицо Манфреду.
— Джентльмен играет на все, — провозгласил крупье. — Правило заведения. Любой игрок имеет право идти на всю ставку. — Он протянул руку и начал пересчитывать лежавшие перед Манфредом банкноты.
Несколько минут спустя он объявил результат. «Двести двенадцать тысяч франков. — Он взглянул на алжирца. — Вы можете делать ставку против прямого флаша».
Девушка что-то настойчиво шептала арабу на ухо, но он выпалил одно слово, и она отшатнулась. Он осмотрелся, как будто искал решения, потом снова посмотрел на свои карты.
Неожиданно лицо его застыло, он твердо посмотрел на Манфреда.
— Принимаю! — Манфред разжал кулак.
Араб раскрыл свои карты. Три дамы. Все в ожидании смотрели на Манфреда.
Он приподнял свою последнюю карту. Двойка бубен. Его карты бессильны.
С торжествующим криком алжирец вскочил со своего места и начал обеими руками грести к себе лежавшие перед Манфредом банкноты.
Манфред встал. Арабская девушка злобно улыбнулась ему в лицо и сказала что-то насмешливое по-арабски. Он быстро повернулся и почти бегом скрылся в уборной. Двадцать минут спустя, ослабев, с кружащейся головой, Манфред сел в такси.
— «Георг Пятый», — сказал он шоферу. Входя в вестибюль, он увидел высокого человека, который встал из кожаного кресла и пошел вместе с ним к лифту. Плечо к плечу они вступили в лифт, и когда дверь закрылась, высокий человек заговорил.
— Добро пожаловать в Париж, доктор Стайнер.
— Спасибо, Эндрю. Вы, вероятно пришли дать мне инструкции.
— Совершенно верно. Он ждет вас завтра в десять часов. Я приеду за вами.
37
В Китченервиле субботний вечер, и в мужском баре отеля «Лорд Китченер» получившие сегодня зарплату мужчины в три ряда толпятся у стойки.
Уже три часа идут танцы. За столиками на веранде сидят женщины, прихлебывая свой портвейн и лимонад. Хотя внешне они не замечают отсутствия мужчин, однако установлена бдительная неослабная вахта за выходом из мужского бара. У большинства жен ключи от машин спрятаны в сумочках.
В обеденном зале, из которого вынесли мебель, местный оркестр из четырех инструментов, выступающий под названием «Псы ветра», без предисловий пускается в исполнение веселого танца «Наш крааль», и из мужского бара, отвечая на призыв к оружию, выходят мужчины в различной стадии опьянения.
Многие сняли пиджаки, распустили узлы галстуков, голоса у них буйные, ноги шагают слегка неуверенно, они ведут своих женщин в танцевальный зал и начинают демонстрировать свою школу танца.
Есть кавалеристы, которые хватают партнершу под руку, как копье, и несутся вперед. На другом конце шкалы те, что угрюмо топчутся по периметру, не глядя по сторонам, ни с кем, даже с партнершей, не разговаривая. Есть общительные, которые раскачиваются на ходу, с красными лицами, с движениями, совершенно не соответствующими музыке, они перекрикиваются с приятелями и пытаются ущипнуть любой женский зад в пределах досягаемости. Их непредсказуемые передвижения постоянно приводят к столкновениям с посвященными.
Посвященные находятся в центре зала. Они твистуют. Лет шесть назад твист, подобно азиатскому гриппу, пронесся по всему миру и исчез. Он забыт повсюду, кроме таких мест, как Китченервиль. Здесь он прочно вошел в социальную культуру общины.
Но даже в этой твердыне твиста выделяется один мастер. «Джонни Деланж? Да, парень, вот кто умеет твистовать!» — говорили окружающие с благоговением.
Гибкими эротическими движениями, как возбужденная кобра, Джонни двигался с Хэтти. Его блестящий костюм из искусственного шелка отражал свет, кружевной воротник рубашки сбился у горла. На его хищном ястребином лице улыбка удовольствия, разукрашенные острые концы итальянских туфель позвякивают во время танца.
Рослая женщина с медными волосами и кремовой кожей, Хэтти легка на ногу. У нее тонкая талия и и раскачивающийся королевский зад под изумрудно-зеленой юбкой. Танцуя, она смеется, и этот сердечный здоровый смех соответствует ее телу.
Они танцуют с уверенностью привыкших друг к другу партнеров. Хэтти предвидит каждое движение Джонни, и тот одобрительно улыбается ей.
С веранды за ними наблюдает Дэви Деланж. Он стоит в тени, сжимая в руке кружку пива, одинокая приземистая фигура. Когда другая пара перекрывает ему зрелище роскошных вращающихся ягодиц Хэтти, он раздраженно восклицает и переходит на другое место.
Музыка кончилась, и танцоры, смеющиеся и слегка задыхающиеся, высыпали на вернаду, вытирая взмокшие лица; мужчины вели женщин на места, те попискивали и хихикали; мужчины, оставив их, направились в бар.
— Пока. — Джонни неохотно оставил Хэтти, он предпочел бы остаться с ней, но он чувствителен к тому, что скажут парни, если он весь вечер проведет только с женой.
Его поглотила мужская толпа, и он присоединился к общему разговору и смеху. Он глубоко погрузился в обсуждение достоинств новой модели форда мустанг, когда Дэви подтолкнул его.