Золотой Лис - Смит Уилбур. Страница 40

Они были в гараже. По некрашеным бетонным столбам, поддерживавшим низкую крышу, и по крутому наклонному въезду в дальнем конце длинного узкого помещения она определила, что это подземный гараж.

Женщина в сером пальто взяла ее за локоть и помогла выйти из фургона. Только сейчас, почувствовав эту хватку, Изабелла осознала, какой физической силой обладала попутчица. Рука напоминала лапу гориллы; она возвышалась над Изабеллой, подобно некоему громадному изваянию, с широченными мясистыми плечами под серым невзрачным сукном.

– Следуйте за мной. – Не отпуская руки, повела Изабеллу к дверям лифта, находившимся прямо напротив фургона. Стальные пальцы больно сжимали ей локоть, но Изабелла все же успела быстро оглядеться вокруг. Помимо фургона, в гараже стояло еще с десяток машин; по крайней мере две из них имели дипломатические номерные знаки.

Двери лифта открылись, и женщина втолкнула Изабеллу внутрь. Взглянув на кнопочную панель, она лишний раз убедилась в правильности своей догадки. Светящийся указатель свидетельствовал, что они находятся на «II цокольном уровне». Женщина нажала кнопку третьего этажа, и они молча поехали вверх; вскоре на указателе загорелась надпись «III уровень», лифт остановился, и они очутились в длинном пустом коридоре с деревянным полом. Бок о бок зашагали по этому коридору, по-прежнему не произнося ни слова. Кроме них, в коридоре никого не было; все двери по обеим сторонам закрыты.

Коридор вскоре кончился, и дверь в его конце распахнулась при приближении. Другая, столь же крупная женщина, с широким славянским лицом, также одетая во все серое, ввела их в небольшой зал, видимо, служивший учебной аудиторией или кинозалом. Два ряда кресел были установлены напротив высокой кафедры и экрана, занимавшего всю дальнюю стену.

Спутница Изабеллы подвела ее к креслу в самой середине первого ряда.

– Садитесь, – приказала она, и Изабелла опустилась на холодное гладкое пластмассовое сиденье. Обе женщины зашли за кресло и встали сзади. Несколько минут в зале царила мертвая тишина. Затем маленькая дверь справа от кафедры тихо отворилась, и на пороге появился человек, которого Изабелла видела впервые.

Он двигался медленно, с трудом, как слабый, больной старик. Совершенно седые, с желтоватым оттенком волосы свисали на уши и лоб. Был очень бледен; на лице лежала неизгладимая печать прожитых лет и перенесенных страданий, так что Изабелла даже прониклась каким-то сочувствием к нему, но тут увидела его глаза.

Она узнала эти глаза и содрогнулась от глубокого отвращения. Однажды она с отцом отправилась в море на зафрахтованной рыбацкой шхуне из Блек-Ривера. Шаса ловил на живую скумбрию вдоль океанической впадины у побережья острова Маврикий, под сенью горы Ле Морн Брабант, и подцепил на крючок гигантскую акулу. После ожесточенного двухчасового сражения ему удалось подтащить эту тварь к борту шхуны. Когда ее заостренная морда показалась на поверхности, Изабелла стояла на палубе, перегнувшись через перила, и смогла взглянуть ей прямо в глаза. Они были черными и безжалостными, без какой-либо очерченной границы между радужной оболочкой и зрачком, две бездонные дыры, находящиеся, как почудилось, у порога самой преисподней. И теперь на нее смотрели эти же самые глаза.

Перехватило дыхание, она вся съежилась под этим жутким нечеловеческим взглядом; наконец человек заговорил. От неожиданности пленница вздрогнула. Его голос был тихим и хриплым. Пришлось слегка податься вперед, чтобы разобрать слова.

– Изабелла Кортни, с этой минуты это имя никогда не будет упоминаться при любых контактах. Вас будут называть и вы будете называть себя только Красной Розой. Вы хорошо меня поняли?

Она молча кивнула, не доверяя собственному голосу.

Старик поднес ко рту дымящуюся сигарету, которую держал между двух пальцев, и глубоко затянулся. Затем вновь заговорил сквозь густые клубы дыма.

– У меня есть для вас послание в форме магнитофонной записи. – Он сошел с кафедры и присел в дальнем от нее конце ряда.

Когда устроился в кресле, в зале погас свет. Послышалось легкое гудение электронной аппаратуры; затем экран загорелся. Появилась комната с голыми стенами и полом, выложенными белым кафелем. «Лаборатория или операционная», – подумала она.

В центре комнаты был стол, а на нем стояла стеклянная емкость, очень похожая на один из тех аквариумов, в которых в зоомагазинах экспонируются декоративные тропические рыбки. Емкость была наполнена водой, которая на несколько дюймов не доходила до верхнего края. Рядом с ней на столе располагались какой-то медицинский прибор и разные медицинские инструменты и оборудование. Она узнала переносный кислородный баллон и кислородную маску. Маска была миниатюрная, приспособленная для младенцев и маленьких детей.

Над столом наклонился человек. Он стоял спиной к камере, лица не было видно. На нем был белый халат, из тех, что обычно носят в лабораториях. Затем повернулся к камере, и Изабелла увидела, что на голове у него матерчатая хирургическая шапочка, а лицо закрыто марлевой повязкой.

Он начал говорить ровным, спокойным голосом, с заметным восточноевропейским акцентом. Казалось, что непосредственно обращается к Изабелле.

– Вы получили приказ ни с кем не разговаривать, ни в Малаге, ни где-либо еще. Вы преднамеренно нарушили этот приказ. – Человек смотрел на нее с экрана, и его взгляд казался ей потусторонним, как у призрака.

– Я очень сожалею, – ответила она ему, как будто он мог ее услышать. – Я страшно волновалась. Я не могла…

– Молчите! – прошипела одна из женщин, стоявших за ее спиной. Чья-то рука стиснула ее плечо, пальцы вонзились в ее тело с такой силой, что она охнула.

Человек с экрана тем временем продолжал свою речь.

– Вы были предупреждены, что ваше неповиновение будет иметь печальные последствия для вашего сына. Вы пренебрегли этим предупреждением. То, что вы сейчас увидите, продемонстрирует вам первые из этих последствий.

Он подал знак кому-то, находившемуся вне поля зрения камеры, и к нему подошел еще один человек. Его пол определить было невозможно, ибо на нем также были матерчатая шапочка и хирургическая маска, полностью скрывавшие голову и лицо, за исключением узкой полоски для глаз. Длинный хирургический халат спускался ниже колен, а концы были заправлены в белые резиновые сапоги.

– Это высококвалифицированный врач, который будет наблюдать за процедурой, – пояснил человек на экране.

Врач держал в руках какой-то сверток. Только когда он положил этот сверток на стол рядом со стеклянной емкостью и из-под пеленок высунулась, отчаянно брыкаясь, крохотная голая ножка, Изабелла поняла, что это ребенок. Быстрыми натренированными движениями врач распеленал младенца; и видеокамера крупным планом показала Никки, который лежал теперь голышом на столе, суча ножками в воздухе; в тихой комнате отчетливо слышались издаваемые им булькающие звуки.

Изабелла сунула в рот пальцы и изо всех сил стиснула их зубами, чтобы сдержать крик, рвущийся из горла.

Врач прикрепил к голой груди Никки две маленькие черные присоски. От них отходили тонкие провода, которые врач присоединил к электронному прибору; затем включил его. На индикаторе мягким зеленым светом зажглись цифры; рассказчик все тем же бесстрастным голосом пояснил:

– Этот прибор будет измерять дыхание и сердцебиение ребенка.

Врач поднял глаза от своей аппаратуры и кивнул. Рассказчик обошел вокруг стола и стал лицом к камере.

– Ты – Красная Роза, – произнес он, делая особое ударение на имени. – И в дальнейшем будешь выполнять все приказы, полученные тобой на это имя.

Он нагнулся, взял Никки одной рукой за обе щиколотки и поднял его над столом. Никки издал удивленное повизгивание и повис вниз головой, похожий на маленькую розовую бескрылую летучую мышь.

– Сейчас ты увидишь последствия своего неповиновения.

Он встряхнул ребенка и, по-прежнему держа его вниз головой, поднес его к стеклянной емкости. Никки изгибался, пытаясь приподнять головку, размахивал руками, сжимал и разжимал кулачки, издавая при этом булькающие звуки беспокойства и страха. Медленно демонстратор стал опускать ребенка головой в воду, и тихое бульканье резко оборвалось. Видеокамера наехала на прозрачную стенку аквариума и крупным планом показала лицо, погруженное в воду. Качество пленки было превосходное, и цвет изображения ничем не отличался от естественного.