Золотой Лис - Смит Уилбур. Страница 70

Она с трудом поднялась на ноги. «Теперь я должна взять себя в руки. Они ничего не должны заподозрить…» Шатаясь, она побрела к душу.

Она все еще была в трусиках и лифчике, когда дверь без стука отворилась и в комнату вошла высокая женщина с грубым лицом, та самая, что сопровождала ее из аэропорта и проводила тот кошмарный обыск. Она окинула тело Изабеллы таким взглядом, что у нее по спине пробежали мурашки и она поспешно натянула юбку своего серого костюма.

– Что вам надо?

– Через двадцать минут вы уезжаете в аэропорт.

– А где Никки? Где мой сын?

– Ребенка здесь нет.

– Пожалуйста, позвольте мне повидаться с ним.

– Это невозможно. Ребенка здесь нет.

Изабелла почувствовала, что надежда, поселившаяся было в ее душе после краткого свидания с Районом, начинает оставлять ее. «Этот кошмар возобновляется с новой силой, – подумала она, пытаясь бороться с накатывающим на нее отчаянием. – Я должна доверять Рамону. Я должна быть сильной».

По дороге в аэропорт женщина сидела рядом с Изабеллой на заднем сиденье «кортины». Утро выдалось жарким, а в машине не было кондиционера. От женщины исходил отвратительный запах мужского пота. Изабеллу затошнило, она опустила боковое стекло и подставила лицо под спасительные порывы встречного ветра.

Водитель «кортины» притормозил возле входа в международный аэровокзал, и, когда он вышел из машины, чтобы отпереть багажник и достать чемодан Изабеллы, ее спутница заговорила с ней, впервые после того, как они покинули гасиенду.

– Это для вас, – сказала она и вручила ей запечатанный конверт без адреса.

Изабелла открыла сумочку и спрятала конверт. Женщина смотрела прямо перед собой через ветровое стекло. Она не произнесла больше ни слова. Изабелла вылезла из «кортины» и подняла с мостовой свой чемодан. Водитель захлопнул дверцу, и машина уехала.

Стоя на тротуаре, среди пестрой толпы туристов, Изабелла почувствовала себя страшно одинокой, еще более одинокой и испуганной, чем до этой встречи с Никки и Рамоном.

«Я должна доверять ему», – повторяла она снова и снова, как молитву, как священную заповедь, направляясь к регистрационной стойке авиакомпании «Иберия».

Оказавшись в зале ожидания для пассажиров первого класса, она зашла в женскую уборную и заперлась в одной из кабинок. Затем присела на крышку унитаза и вскрыла конверт:

«Красная Роза.

Вы должны точно выяснить, на какой стадии находятся разработки ядерного устройства, ведущиеся «Армскором» и научно-исследовательским институтом ядерной физики в Пелиндабе. Вы сообщите нам местонахождение испытательного полигона и дату проведения первых испытаний этого устройства.

После передачи этой информации вам будет предоставлена возможность еще раз встретиться с сыном. Продолжительность этой встречи будет целиком зависеть от объема и детальности переданной вами информации».

Подписи, как обычно, не было; текст отпечатан на листе обычной писчей бумаги. Она уставилась на него невидящими глазами.

«Час от часу не легче. Сперва радар. Тогда все выглядело не так страшно. В конце концов, радар всего лишь средство обороны. Но теперь! Атомная бомба? Неужели это никогда не кончится? – Она покачала головой. – Я не смогу, я так им и скажу: я не смогу».

Отец ни разу даже не упоминал о том, что имеет хоть какое-то отношение к Пелиндабскому институту. Ей не попадалась ни одна папка, ни одно письмо, в которых говорилось бы о ядерном взрывном устройстве. В газетах она читала, что исследования, ведущиеся в Пелиндабе, касаются проблемы обогащения и переработки урана, который в огромных количествах добывается в стране, и разработки реактора для этой атомной электростанции, которая будет снабжать электроэнергией промышленные предприятия и городское хозяйство. Премьер-министр неоднократно заявлял, что Южная Африка не намерена обзаводиться ядерным оружием.

И при всем при этом перед ней даже не ставилась задача выяснить, ведутся ли подобные разработки. Об этом говорилось как о бесспорном факте. Ей всего-навсего предстояло узнать, где и когда будет испытано первое такое устройство. Она нервно разорвала записку на мелкие кусочки.

«Я не смогу», – прошептала она. Затем встала и подняла крышку унитаза. Бросила туда каждый клочок бумаги по отдельности, один за другим, и спустила воду. «Я скажу им, что не смогу». Но мозг уже напряженно работал.

«Придется нажать на отца», – подумала она и тут же стала намечать план действий.

* * *

На поездку в Испанию у Изабеллы ушло всего пять дней. Тем не менее бабушка была очень недовольна ее отлучкой в самый разгар избирательной кампании и не желала слушать малоубедительные оправдания. В пятницу, накануне дня голосования, премьер-министр Джон Форстер должен был выступить на предвыборном собрании в городской ратуше Си Пойнта в поддержку кандидата от националистической партии.

Сантэн Кортни-Малькомесс прибегла ко всем мыслимым и немыслимым ухищрениям, чтобы заставить его отменить два других важных мероприятия ради этого выступления. Партийное руководство отлично понимало, что в Си Пойнте оппозиция все равно победит и избирательная кампания в этом округе носит чисто формальный характер. Поэтому очень не хотелось тратить на это безнадежное дело свою главную ударную силу; но Сантэн, как всегда, добилась своего, несмотря ни на что.

В ожидании выступления самого премьер-министра ратуша была, разумеется, набита до отказа. Собрание, как обычно, началось с реплик из зала, но они на сей раз носили весьма добродушный характер.

Первой к собравшимся обратилась Изабелла. Она говорила недолго, всего десять минут. Это была ее лучшая речь за всю кампанию. За минувшие недели она приобрела бесценный опыт и уверенность в себе, а прогулка в Испанию, судя по всему, была ей явно на пользу. Накануне бабушка и Шаса прошлись с ней по тексту выступления, и она предварительно произнесла его перед ними. Эти прожженные политические бойцы дали ряд ценных советов и указаний.

Теперь, стоя на сцене перед переполненным залом, Изабелла излучала силу и очарование; ее молодость и красота покорили сердца взыскательной аудитории. Конец ее речи утонул в бурной овации, а стоявший рядом с ней краснолицый Джон Форстер довольно кивал и хлопал вместе со всеми.

В следующую среду вечером Шаса и бабушка стояли радом с Изабеллой с огромными бантами на груди и в соломенных канотье, разукрашенных в цвета партии, и слушали, как объявляют результаты голосования.

Они не были разочарованы. Как и ожидалось, прогрессивная партия сохранила за собой место в парламенте, но Изабелла сократила отставание всего до тысячи двухсот голосов. Сторонники вынесли ее из ратуши на руках, будто она была победителем, а не побежденным.

Через неделю Джон Форстер пригласил ее в свою резиденцию в здании парламента. Изабелла прекрасно знала это здание. Когда ее отец был министром в правительстве Хендрика Фервурда, его кабинет находился на том же самом этаже дальше по коридору, совсем рядом с кабинетом премьера.

Во время своего пребывания на этом посту Шаса предоставил свой офис в ее полное распоряжение, и она часто использовала его как своего рода клуб, когда оказывалась в центральной части Кейптауна. Сейчас, проходя по широкому коридору, она была охвачена приятными воспоминаниями о стольких безмятежных днях, проведенных здесь. Подростком она не могла в полной мере ощутить неповторимый аромат истории, который пронизывал это великолепное старинное здание.

Теперь же, будучи втянутой в большую политику помимо собственной воли, она с огромным интересом разглядывала портреты великих людей, олицетворявших как добро, так и зло, которые украшали стены коридора.

Ей пришлось дожидаться в приемной считанные минуты. Когда ее пригласили в кабинет, премьер встал из-за стола и подошел, чтобы поздороваться с ней.

– Я так признательна вам за то, что вы вспомнили обо мне, оом Джон, – произнесла Изабелла на безупречном африкаанс. Разумеется, с ее стороны было дерзостью употреблять столь фамильярное обращение, не получив разрешения. Однако на африкаанс слово «оом», или «дядя», означало еще и глубочайшее уважение к тому, кому адресовалось, и риск полностью оправдался. В голубых глазах Форстера мелькнула ободрительная усмешка; он оценил ее смелость.