Блейз Уиндхем - Смолл Бертрис. Страница 73

— Самое большее — три , часа, милорд, — пробормотала Сесиль.

— Когда мы убедимся, что она мертва, вы покинете эту комнату. Вы найдете Генриетту и разнесете печальную весть по всему дому. Ее похоронят в фамильном склепе, о ее преступлениях против рода Уиндхемов никто не узнает. А вы, мадам, вернетесь во Францию и будете получать небольшую пенсию. Но если вы хоть словом обмолвитесь о том, что случилось сегодня в Риверс-Эдже, я сам убью вас. Я найду вас везде, куда бы вы ни сбежали. Насколько вам известно, моя жена пользуется благосклонностью короля Генриха, а наш король поддерживает дружеские связи с Франциском французским. Посмейте только проболтаться — даже во Франции, и вас приговорят к казни, как ведьму. Вы все поняли, мадам?

Она кивнула.

— Будь ваш дядя Генри таким же, как вы, месье, он многого сумел бы добиться! Тогда у нас было бы все. Увы, он всю жизнь был мечтателем и глупцом. Я все поняла, месье, и я выполню вашу волю.

— Расчетливая старуха, — заметил Николас Кингсли, когда они заперли за собой тяжелую дубовую дверь и вернулись в библиотеку. — Вряд ли она станет оплакивать Генриетту. Как думаете, она и вправду приходится ей бабушкой?

— Вероятно, да. Сесиль — мать ее матери. Генриетта показывала нам миниатюрные портреты дяди Генри и своей матери. Теперь я вижу: между старухой и матерью Генриетты есть заметное сходство.

Они дожидались, когда лорд Морган спустится к ним и объявит, что француженка мертва. В ожидании они играли в шахматы, потягивая отличное бургундское. Внезапно дверь отворилась, и в комнату вошла Блейз.

— Ник! Почему никто не сказал мне, что ты здесь? В Кирквуде все хорошо?

— Я приехал только сыграть в шахматы и выпить в компании Тони, — объяснил лорд Кингсли.

— А как здоровье моей сестры?

— Блайт совершенно здорова — беременность ей только на пользу.

Блейз рассмеялась.» Должно быть, Бог благословил мужчин, — подумала она, — все кажется им таким простым!»

— А как поживает наш младший племянник? — продолжала она расспросы.

Эдмунд-Джон Кингсли родился двадцать пятого февраля и был назван в честь своего покойного дяди, эрла Лэнгфордского.

— Если бы не доброта и щедрость Эдмунда, — заявила Блайт, — у меня никогда не появилось бы приданого, и хуже всего, я не встретилась бы с Николасом!

— Дорогая, — галантно отозвался ее супруг, — я женился бы на тебе безо всякого приданого!

— Он поживает превосходно, — ответил лорд Кингсли на вопрос Блейз. Он безумно гордился дочерью и двумя сыновьями.

— Раз уж я узнала у тебя все новости. Ник, я вас покину — чтобы не мешать наслаждаться игрой и этим чудесным бургундским. Тони, а где Генриетта? Я не видела ее с тех пор, как уехала Дилайт.

— Когда приехал Ник, мне повстречалась Сесиль и сказала, что у моей кузины разболелась голова и она прилегла отдохнуть.

— Генриетта всегда ухитряется заболеть или скрыться, когда в доме полно работы, — проворчала Блейз. — Сомневаюсь, что она занимала такое видное положение при французском дворе, как уверяет нас. Нам с твоей матерью нужна помощь, но Генриетта начнет только хныкать и жаловаться, если я подниму ее, пусть уж лучше остается в постели.

— Не переутомляйся, мой ангел, — попросил жену Тони.

— Ни за что, — пообещала Блейз и, улыбнувшись мужчинам, удалилась, закрыв за собой дверь.

— Как, по-твоему, она не передумает и не зайдет к кузине? — тревожно спросил Николас Кингсли.

— Вряд ли, — отозвался Энтони. — От Генриетты больше хлопот, чем помощи, когда ей поручают какую-нибудь работу. У Блейз не хватает на нес терпения, и потому она предпочитает не обращаться к ней.

Они продолжали игру, а полчаса спустя в библиотеку вошел лорд Морган, быстро и плотно закрыв за собой дверь.

Энтони и Николас вопросительно уставились на него.

— Она мертва, — объявил Роберт Морган. — Чтобы убедиться в этом, я дождался, когда дыхание прекратится, и уколол ее в пятку, но она не шевельнулась. Господи, как она проклинала нас! Таких ругательств я еще никогда не слышал. А потом, похоже, она смирилась со своей участью и замолчала, и это молчание показалось мне еще страшнее.

Перед уходом я развязал ее и сжег веревки в камине, а затем укрыл ее одеялом так, чтобы смерть выглядела естественнее. Откровенно говоря, я боялся прикоснуться к ней — чтобы не отравиться самому.

— Пусть старуха приготовит ее к похоронам, — решил Энтони.

Остальные кивнули, а лорд Морган спохватился:

— Мне пора в путь, джентльмены. До заката еще целый час, а сегодня наступает полнолуние, так что дорогу будет хорошо видно. Я поскорее доберусь домой и успокою Дилайт, скажу, что с ее сестрой все обошлось. Сейчас она изводится от беспокойства.

— Ты по-прежнему намерен выдать ее замуж за ирландца? — спросил Тони.

— Конечно. Как только Дилайт убедится, что Блейз не пострадала и никто не знает о ее проступке, кроме нас троих, как только я заверю ее, что ты, Энтони, ее простил, уверен, ей сразу станет легче. Этот ирландец — хорошая партия для моей дочери. Я почти уверен, что их брак осуществится, если только парень не окажется слабоумным или жестоким. Пусть Дилайт уедет подальше от тебя и Блейз, Энтони. Ей будет нелегко видеть вас и мучиться угрызениями совести. Чем дальше она окажется, тем скорее забудет всех нас, избавится от чувства вины и исцелится.

— Ты мудрый отец, Роб, — заметил Энтони, и они обнялись. Затем эрл прикоснулся к одной из стенных панелей библиотеки, и, к величайшему удивлению его спутников, в стене открылась дверь. — Этим ходом вы выйдете незамеченными прямо к пристани, — объяснил он. — Пожалуй, так будет лучше.

Лорд Кингели и лорд Морган кивнули и без лишних слов заспешили по потайному ходу со свечами в руках. Эрл быстро закрыл за ними дверь и подойдя к окну, стал смотреть в сторону реки, пока несколько минут спустя не увидел, как лодка его свояка отплывает от пристани к противоположному берегу. Энтони Уиндхем повернулся и поспешил в комнату, где запер старую француженку. Отперев дверь, он вывел Сесиль в коридор, вместе с ней спустился по лестнице и вошел в комнату Генриетты.

Девушка вытянулась на постели, обманчиво-невинная после смерти. Ее глаза были широко раскрыты и неподвижны. Эрл вытащил из кармана камзола две медные монеты, старуха закрыла внучке глаза и положила монеты на веки.

На уже остывшем теле не осталось никаких следов насильственной смерти. Сесиль с трудом согнула внучке руки и скрестила их на груди.

— Снимите с нее эту чертову рубашку и сожгите немедленно, — велел Энтони. — Я хочу убедиться, что она уничтожена.

Старуха молча сняла с покойницы рубашку и бросила ее в камин. Пламя мгновенно охватило шелк, и спустя несколько минут от рубашки остался лишь ворох пепла.

— Приготовьте ее к похоронам, — велел эрл. — Не хочу, чтобы к ней прикасался кто-нибудь еще.

Сесиль кивнула.

— Вам нечего опасаться, месье. Как только яд впитался в ее кожу, он стал безопасным для всех, кроме жертвы.

Энтони наблюдал, как старуха переодевает Генриетту в другую рубашку, а затем произнес:

— Я вернусь в библиотеку, Сесиль. Через пять минут вы с криками выбежите в коридор и объявите, что моя кузина умерла. Сыграйте свою роль как следует, и после похорон Генриетты с почестями, которых она не заслужила, вы сможете вернуться во Францию и безбедно существовать до конца своей грешной жизни. Вы поняли меня или повторить вам это по-французски?

Сесиль улыбнулась, обнажая беззубые десны.

— Я все поняла, милорд эрл, — с тех пор, как мы прибыли сюда, я стала лучше понимать по-английски. Незачем обращаться ко мне на родном языке. Я как следует сыграю свою роль. Моя дочь, ее муж и моя внучка мертвы. Обо мне некому позаботиться. На деньги милорда эрла я куплю домик в Бретани, и мне не придется голодать.

Энтони вышел и вернулся в библиотеку, ожидая, когда весть разнесется по дому. Напряжение последних нескольких часов постепенно покидало его, сменяясь слабостью.