Дикарка Жасмин - Смолл Бертрис. Страница 34

Шли дни, и его очарование девушкой все росло. Со дня свадьбы он так ни разу и не был в гареме. Раздосадованная Самира, не зная об истинных отношениях мужа и жены, решила, что в этом виновата Ясаман, но никак не могла этого понять. Принцесса — неопытный ребенок. А она, Самира, и ее компаньонки — всезнающие куртизанки.

Адали наблюдал ситуацию, пока она почти не дошла до точки кипения. Женщины в гареме страдали от вынужденного благочестия. Принц становился все беспокойнее. А Ясаман от непонятных ей самой желаний — все раздражительнее: то в приподнятом настроении, то в унынии. Она окунулась в управление хозяйством.. И тут евнух решил, что пора приводить в действие план, который созрел в его хитроумной голове наутро после свадьбы госпожи, когда он узнал, что она пожелала лучше узнать принца, прежде чем стать с ним близкой.

Как-то прохладным осенним днем принц охотился в одиночку. Домой он вернулся в дурном настроении, потому что не встретил дичи и в нескольких милях от дворца был застигнут холодным ливнем.

— Господин, — обратился к нему Адали сладчайшим голосом, — сегодня тебе необходимо общество женщин твоего гарема. Я знаю, после свадьбы ты сторонился их. Но иногда после неудачного дня мужчине требуется разнообразие ощущений.

Яман-хан задумался над словами Адали. Желание сжигало его, а в гареме его так ласкали! К тому же у него уже два месяца не было женщины. Он был терпелив и хотел остаться терпеливым. Но где сказано, что мужчина должен сохранять верность одной лишь женщине? Он о таком не слышал. И никто не слышал. У отца был полон дом женщин, у тестя — сорок жен, не считая гарема, достаточно большого, чтобы населить целый город.

— Скажи женщинам в гареме, что я буду у них сегодня вечером, — вырвалось у принца, прежде чем он смог сообразить, что следует ответить своему новому управителю.

— Хорошо, господин принц, — пробормотал Адали почтительно. — Передать принцессе, что ты будешь ужинать один? Принц не стал размышлять: он чувствовал свою вину. Вот уж чего бы он не хотел, так это ужинать с доверчивой женой в то время, как сам собирался предаться вечером плотским наслаждениям.

— Да, — распорядился он. — Скажи, что я не в духе и не хочу портить ей настроения. Увидимся с ней утром.

— Хорошо, господин, — произнес Адали, скрывая восторг, и, поклонившись, удалился.

Ясаман расстроилась, но выслушала сообщение. Мама Бегум говорила, что мужчины так же, как и женщины, подвержены смене настроений. Рохана и Торамалли старались ублажить ее любимым цыпленком под соусом карри и плодами личи в медовом сиропе. Принцесса дотронулась до еды и решила, что не хочет играть с Роханой в шахматы. В этот вечер она рано ушла к себе.

Разбудили ее негромкие звуки музыки и смех из гарема. Сначала она не поняла. За два месяца ее замужества из-за стены ни разу не доносилось непристойных звуков. Заинтригованная, она встала и выскользнула на террасу, тянувшуюся вдоль ее комнат и гарема. Стоя за изогнутой мраморной ширмой, она заглянула внутрь. Шторы не были опущены, и она увидела Лайлу и Нилак, тихо перебирающих струны музыкальных инструментов. Обе они сидели на диване. Ясаман повела глазами, высматривая других женщин, но вдруг от неожиданности у нее перехватило дыхание: среди них она заметила Ямал-хана.

До принцессы дошло, что женщины обнажены. Муж ее стоял не двигаясь, а перед ним на колени опустилась Самира и, взяв в руки его член, тянулась к нему ртом. Ее золотистые ноги были раздвинуты, и между ними виднелась голова гречанки Тиры. На ней, раскинув руки, чтобы сохранить равновесие и уткнувшись лицом меж ее красивых ног, лежала Лалита. Секунду Ясаман не осознавала эротический смысл сцены, а потом у нее вновь перехватило дыхание.

Пальцы Ямал-хана с силой гладили голову Самиры, глаза его были полуприкрыты, на лице отражалось наслаждение. Ясаман застыла, не шевелясь, не чувствуя под ногами ледяного пола и пронизывающего ветра с озера. Увиденное заворожило ее. Это была живая Ночная книга. Тира начала тихонько постанывать.

— Тише, женщина, — приказал Самире принц. — Я пока еще не хочу быть кастрированным.

Куртизанка подняла на него тяжелые от страсти глаза, затем повернулась спиной и встала на колени, обратив к принцу миниатюрный круглый задик. Тира и Лалита откатились в сторону, обнявшись и яростно целуясь. Ямал-хан опустился на колени за Самирой.

— Войди в меня вратами Содома, господин, — упрашивала женщина. — Ты знаешь, какое удовольствие это принесет нам обоим.

Он раздвинул ее ягодицы. Заметив это затуманенными вожделением глазами. Тира бросила Лалиту и поползла к господину, чтобы направить его твердый орган прямо в цель. Принц стал пробовать проникнуть в щелевидное поначалу отверстие, все так же крепко держа Самиру руками. Сперва оно не поддавалось, но вдруг раскрылось, словно бутон, давая твердой плоти дорогу.

Женщина всхлипнула, но явно сознательно расслабилась и наклонилась ниже. Неподатливое внезапно стало уступчивым. Он все глубже погружался в ее упругость, а она, чтобы помочь ему, выгибала спину, вихляя телом от поднимающегося наслаждения. Наконец он не мог уже проникнуть глубже, и она удовлетворенно заурчала, почувствовав кожей мешочек с его семенем.

— О, господин! — выкрикнула Самира. — Как мне нравится быть кобылой твоего жеребца. Бери меня! Прошу! Не жалей!

Видя, как муж овладевает Самирой все с большей яростью, Ясаман почувствовала укол ревности. Ямал-хан сказал, что не ужинал с ней и не играл в шахматы из-за плохого расположения духа. Сейчас по нему не было заметно, что он в плохом настроении. Во взгляде сквозило удовлетворение, когда, захлебываясь, Самира завыла под ним. Потом сильно вздрогнув и выкрикнув что-то, он оставил женщину, и та от удовольствия распласталась на полу.

Тут же подскочили Лалита и Нилак с тазиком ароматизированной воды и одеянием для любви. Они нежно обмыли член господина, и Лалита поднесла ему чашу вина, сдобренного зельем Афродиты. Он залпом проглотил его и улыбнулся, когда сила вновь вернулась к нему от зелья и ласк куртизанок. Обняв Лайлу и Нилак, он повел их к шелковому матрасу, брошенному на пол.

— Лайла, цветочек мой, — женщина хихикнула, когда он опрокинул ее на себя, — погарцуй немножко на своем жеребце. — Но несчастная Лайла была так возбуждена, что, едва очутившись на принце, тут же достигла высшего наслаждения, которое быстро прошло.

— О-о-о! — жаловалась горько она, сотрясаемая восторгом страсти.

Ямал-хан рассмеялся:

— Кто будет следующей, красотки? Моему попрошайке сегодня нужно много внимания.

Нилак и Лалита одновременно откликнулись на призыв господина, но ссора между ними дала возможность овладеть ситуацией Тире. Тщательно и нежно она вновь омыла член Ямал-хана и погрузила его в свое алчущее тело.

Завороженно смотрела Ясаман, как Тира завела руки за спину, чтобы опереться на них и, изогнув спину, извивалась на своем господине, издавая в такт движениям негромкие стоны. Ямал-хан потянулся и принялся ласкать ее пышную грудь — пальцы оставляли на девичьей коже красноватые следы. Внезапно движения гречанки стали бешеными, она задыхалась и вскрикивала.

Ясаман даже не шелохнулась, когда мягкая шерстяная шаль легла ей на плечи.

— Он предал меня, — тихо сказала она.

— Нет, нет, — уверил ее Адали. — Он мужчина, а у мужчин есть потребности, которые могут удовлетворить только женщины. Не тебе это говорить, принцесса. Два месяца ты не подпускала мужа, и он это сносил.

— Я хотела его узнать, — возразила Ясаман.

— Понимаю. Но ты бы еще долго его узнавала, если не разубедить тебя каким-нибудь способом, принцесса!

— Иногда, — девушка отвернулась от сцены в гареме, — мне кажется, дорогой Адали, что я должна тебя бояться. Мне кажется, ты знаешь обо мне больше, чем я сама. Но тогда я вспоминаю, как ты любишь меня, и не боюсь.

— Иди в дом, госпожа, — сказал он ей. — Ночь холодная, ты простудишься.

— Завтра муж снова едет на охоту, — напомнила евнуху Ясаман. — Они встречаются в предгорьях со старшим братом Али-ханом и будут отсутствовать несколько дней. Забери женщин из гарема в город и сбудь их. Тиру, Нилак, Лайлу и Лалиту оставь у хорошего работорговца, а Самиру продай сам на рыночной площади. Безусловно, она придется по вкусу какому-нибудь дикарю или содержателю борделя. Ее ненасытная плоть больше не будет услаждать мужа. Эту ночь я еще выдержу ее присутствие, но не больше. Убила бы ее, если бы могла!