Гарем - Смолл Бертрис. Страница 118

Сайра не могла замять это происшествие, ибо свидетелей драки было слишком много. Но она решила сделать все от нее зависящее и первым делом отправилась к ага кизляру. Тот уже был наслышан о случившемся, — Подкупи всех, кого сможешь, — приказала она ему. — Слух об этой драке не должен перекинуться через стены дворца.

— Госпожа… — пролепетал старший евнух. Губы его дрожали, как у хныкающего ребенка. — Госпожа, не знаю, получится ли. Слухи уже разлетелись по сералю с быстротой молнии.

— Сделай все, что можешь, Апбер-бей. Если люди узнают, что султан не может управлять даже своим собственным гаремом, мы потеряем лицо. Этого нельзя допустить!

Сайра вначале планировала ничего не рассказывать Сулейману, но все вышло иначе. В тот день Сулейман пришел к матери, как обычно, на вечерний кофе и оттуда послал передать Карем, что требует ее к себе на ночь. Карем вернула его гонца с ответным посланием. В нем говорилось, что, к сожалению, она не сможет явиться пред очи султана, ибо сильно изуродована.

Сайра усмехнулась, услышав об этом, подивившись про себя смекалке русской невестки. Днем валидэ лично осмотрела лицо Карем. Царапины были неглубокие, и не было сомнений в том, что через неделю от них и следа не останется.

Прослышав о том, что султан пригласил к себе на эту ночь Карем, но та отказалась прийти, Гюльбейяр решила воспользоваться ситуацией и сама явилась к Сулейману. Но то было жалкое зрелище, ибо бас-кадина, всхлипывая, стала жаловаться султану на Карем. Сайра вынуждена была прогнать ее. Смущенный Сулейман вопросительно взглянул на мать, ожидая получить объяснения, и та рассказала ему все, как было.

— Это ты виноват, — сказала она, — ибо одиннадцать лет ты не подпускал к себе никого, кроме Гюльбейяр, а последние семь не подпускаешь никого, кроме Карем. Между ними всегда была вражда, которая сегодня вылилась в вульгарную драку. Если бы ты брал себе из гарема больше новых фавориток, как я тебе постоянно советовала, каждая из твоих женщин была бы занята борьбой за тебя, и тогда у Гюльбейяр и Карем не осталось бы времени для ненависти друг к другу. Я должен пойти к Карем. Она, наверное, сильно пострадала, раз даже не смогла прийти сегодня ко мне.

— Ты болван, сын мой! У Карем всего лишь несколько легких царапин. Но у нее хватило ума заручиться твоим сочувствием без жалоб, просто отказавшись от твоего приглашения. В то время как несчастная Гюльбейяр, которая пострадала гораздо больше, вызвала в тебе лишь раздражение своим появлением.

— О Аллах, мама, что же мне делать?!

— Кого ты выбрал себе в наследники? Мустафу?

— Да.

— В таком случае ты должен официально объявить об этом. Ты все еще неравнодушен к Гюльбейяр?

— Я привязан к ней, мама. Она хорошая женщина. Но я больше не стану искать ночлега в ее постели.

— Тогда объяви Мустафу своим наследником и отошли его вместе с матерью в Магнезию. Пусть он постигает там науку государственного управления. Ведь ты тоже сидел в этой провинции в свое время, как и твой отец, кстати.

Сулейман согласно кивнул.

— Что же до Карем, то неудивительно, что она так высоко задрала нос. Ты ее сильно избаловал. Выбери новых фавориток, сын. Ты должен! В гареме полно красивых и умных девушек. Я не сомневаюсь, что среди них найдутся те, кто привлечет твое внимание.

— Я не хочу больше детей, мама. Сайра усмехнулась:

— Я расскажу тебе одну маленькую тайну. Как ты думаешь, сын, случайность ли то, что твой отец, который зачал со своими четырьмя женами десятерых сыновей и шесть дочерей, не оплодотворил после этого ни одну из своих многочисленных икбал? Ведь он лишь в самом конце жизни утратил способность к этому. Дело в том, что мы, его жены, однажды решили: дабы обезопасить твой трон и твое право на него, надо сделать так, чтобы у Селима больше не было детей и чтобы ни одна девушка не забеременела от него. Не смотри на меня так. Есть один надежный способ добиться этого. Так что если с тебя хватит детей, это легко можно устроить.

Сулейман с минуту пораженно смотрел на Сайру, потом расхохотался:

— Клянусь Аллахом, мама, ты просто дьявольская женщина! Но я люблю тебя и сделаю так, как ты советуешь. Но и ты, уж пожалуйста, сдержи слово и позаботься о том, чтобы никто из моих будущих фавориток больше не забеременел.

Принц Мустафа и его безутешная мать покинули Константинополь и отправились в Магнезию. Карем сначала обозлилась на то, что Мустафа был официально назначен наследником, но тут же обрадовалась тому, что соперницу выгнали из столицы. Впрочем, скоро гнев вернулся к ней с прежней силой, ибо Сулейман, игнорируя ее, стал брать к себе в постель новых девушек из гарема, четыре из которых вскоре были возведены в ранг икбал.

«Ничего, — чуть успокоившись, рассуждала про себя русская кадина, — если не считать валидэ, то я теперь хозяйка в гареме. А мать султана немолода, ей уже за пятьдесят Как долго она еще протянет?»

Увы, Карем-кадина не отличалась большим терпением.

В один из жарких дней, когда тяжелый воздух был напоен приторными ароматами роз, жасмина и ноготков, Сайра велела подать холодный фруктовый шербет. Принес его молодой белый раб. Сайра сразу же заметила, что у него дрожали руки, когда он ставил перед ней поднос. Не требовалось большого ума, чтобы понять, в чем тут дело. Шербет, конечно, был отравлен.

Сайра произнесла всего одно слово:

— Кто?

Евнух задрожал всем телом, — У тебя есть выбор, — сказала валидэ. — Умереть быстро или подыхать медленно и в мучениях.

— Карем-кадина, — тут же вскричал раб и, рухнув на колени, взмолился о пощаде.

— Выпей это, — приказала Сайра тоном человека, который не терпит, когда его распоряжения не выполняются.

Прошептав одними губами скорую молитву, евнух осушил кубок с шербетом и уже через несколько минут замертво свалился к ногам валидэ.

— Где сейчас Карем-кадина? — спросила Сайра у трепетавшей служанки.

— В бане, моя госпожа, — ответила та.

— Проследи за тем, чтобы этого раба тайно отнесли в ее покои и положили на ее постель, — сказала Сайра. Медленно поднявшись, она вышла в сад.

Валидэ была зла на саму себя. Она явно недооценила русскую кадину сына. Сайра никак не думала, что Карем осмелится покуситься на ее жизнь. «Я всегда была уверена, что с ее стороны мне ничто не угрожает, — размышляла она. — Это было моей ошибкой».