Гарем - Смолл Бертрис. Страница 84
— Что ты слышала?
— Ничего особенного, миледи. Так, болтовня в банях. В нашем гареме есть молоденькие гедиклис, которые всерьез надумали привлечь к себе внимание султана Селима, чего и не скрывают. Берегитесь, миледи. Дворец Лунного света, где у нашего господина было всего четыре женщины, остался в прошлом. А ведь он турок до мозга костей.
— Полагаю, будет нелишне кое-кого подкупить, — задумчиво проговорила Сайра. — Ты же, Мариан, держи ухо востро и смотри в оба. Особенно в банях. А насчет гедиклис не беспокойся. Селим может укладывать их на свое ложе сотнями, но детей ему будут рожать только кадины.
Сайра имела веские основания для своей уверенности. Селим спал со многими девушками, но до сих пор ни одна из них не забеременела. Об этом позаботились его кадины. Когда одна из девственниц по имени Фериде стала гюздэ и получила на ночь вызов султана, жены вели себя просто образцово. Тепло поздравив девушку, они проводили ее в отведенные для нее небольшие покои, а когда ей подошло время отправиться к их господину, кадины сами искупали ее, помогли надеть традиционные серебристо-синие ночные одежды и, пожелав удачи, отправили в покои султана на золоченых носилках. Они даже дали вконец смущенной девушке испить вишневого шербета, дабы успокоить ее нервы.
Кадины показали своим поведением пример того, как должны вести себя благородные турецкие женщины. Фериде стала икбал, и жены султана послали ей от своего имени небольшие подарки в виде драгоценностей и духов. С остальными гедиклис, которые заслуживали приглашения султана на ночь, кадины поступали так же. Лишь немногие рабы, из числа самых доверенных, знали о том, что, как только очередная девушка отправлялась на носилках в покои султана, все четверо собирались у Сайры и долго смеялись, устраивая нечто вроде праздника. Причина веселья была известна только Мариан.
Среди базарных торговок, которые допускались в султанский гарем, была некая Эстер Кира, еврейка, ставшая фавориткой у Сайры. Обычно купцы оставляли свои товары черным евнухам, которые показывали их в гареме, но женщины-торговки допускались к кадинам непосредственно.
Эстер Кира и бас-кадина познакомились вскоре после переезда семьи Селима в Константинополь. Симпатичная семнадцатилетняя еврейка обладала черными волосами, черными глазами, оливковой кожей и веселым нравом. Она отличалась исключительной честностью и всегда приносила самый лучший товар. Временами она выполняла специальные заказы Сайры.
Одним из таких заказов, сделанных в обстановке строжайшей секретности, стала трава, которая, согласно клятвенным заверениям Эстер, славилась своей надежностью как противозачаточное средство. До сих пор трава себя оправдывала, а в кошельке юной еврейки звенели золотые монеты — выражение благодарности от бас-кадины султана.
Никто особенно не обращал внимания на странную бесплодность икбал Селима. Тем более что в 1513 году Фирузи-кадина родила ему четырнадцатого ребенка, дочь Наксидиль — «образчик красоты». В октябре Зулейка произвела на свет дочь Махпикир — «луноликую». А в конце ноября у Сайры родился сын Карим.
Из всех детей бас-кадины Карим больше всех походил на мать и, может быть, именно поэтому был дороже ее сердцу. Маленький Карим являлся копией Сайры. Кожа его отливала кельтской белизной, глазенки были зеленые, а волосы имели не золотисто-каштановый оттенок, как у матери, а морковный.
— Он напоминает мне моего брата Адама, — со счастливым смехом произнесла как-то бас-кадииа. — Вылитый Лесли!
— Тем хуже для османского принца, — поддразнил жену Селим. Рождение Карима случилось как нельзя кстати. Султану очень нужно было отвлечься. Незадолго до этого в удаленном серале на Босфоре тихо скончался Баязет, и по империи вновь поползли злые слухи о Селиме. Поговаривали, что он убил отца. Не успел он оправиться от этой потери, как пришлось взглянуть в глаза новому несчастью: умерла госпожа Рефет, чувствовавшая в последнее время недомогание. Она скончалась тихо и мирно во сне.
Баязета хоронили с большими пышными почестями, а смерть госпожи Рефет оплакали тихо и без всякой помпы те, кто знал и любил ее. Больше всего ее кончина потрясла кадин султана Селима. Помимо Хаджи-бея только она — мать, наперсница, милый друг — была их последней связующей нитью со счастливым прошлым. Им было больно думать о том, что теперь придется жить без нее. «Спасибо хоть, что она не страдала», — печально думала Сайра. За последние десять лет, проведенных во дворце Лунного света, у госпожи Рефет было несколько приступов, во время которых она задыхалась и после каждого из которых становилась все слабее. Перестройка гарема Баязета окончательно добила ее. В последние месяцы жизни она редко выходила из своих покоев, а если и покидала их, то только в носилках.
Сайра глубоко переживала смерть госпожи Рефет, потому что горячо любила эту женщину и восхищалась ею. Рефет была для нее примером самоотверженности, всю свою жизнь она посвятила служению племяннику Селиму и его семье. Их счастье всегда было ее счастьем, их боль — ее болью. Она ничего не просила для себя, но зато щедро раздавала свое тепло и любовь другим. Хорошо, что она умерла во сне без мучений.
В гареме носили по ней траур в течение нескольких месяцев, и кадины передали через слуг своему господину Селиму, что глаза их красны от слез и они не могут в таком виде показаться перед ним. Молодые гедиклис решили воспользоваться этой возможностью, чтобы привлечь к себе внимание султана.
К сожалению, в последнее время боль почти ни на минуту не отпускала Селима. Он и раньше-то не отличался большой терпимостью, но болезнь резко отразилась на его характере, и он стал теперь не просто раздражителен, но и жесток.
Сначала не повезло молоденькой икбал, уроженке Прованса, по имени Пакизе, которую султан забил до смерти, когда она посмела появиться перед ним не в трауре, а в красно-синих одеждах. Другой девушке отрубили два пальца на правой руке за то, что она играла на лютне мелодию, которая показалась султану неприлично веселой. Рождение Карима знаменовало официальное окончание траура, но и оно не смогло надолго отвлечь султана от мрачного настроения. Лекари только разводили руками и прописывали Селиму наркотики, но тот категорически отказывался принимать их.