Колдунья моя - Смолл Бертрис. Страница 59

Гостеприимные хозяева жадно ловили каждое слово Жосслена, рассказывавшего о коронации. Они одобрительно закивали, когда Ида сообщила о том, что архиепископ Йоркский представил Вильгельма его подданным на английском языке. Тан чуть не залился слезами, когда Жосслен заверил его в том, что он сохранит свои земли, если принесет Вильгельму присягу. На его лице явственно читалось облегчение: тан боялся, что потеряет свои владения, как это случилось с его соседями.

— Король этого не допустит, — твердо заявил Жосслен. — Хоть я и не нормандец, но служил ему много лет. И могу сказать, что Вильгельм Нормандский — справедливый человек. Он может быть суров с врагами, но с друзьями честен и добр. Все, что нужно, — отвечать такой же честностью и преданностью.

— Но удержит ли он власть в Англии? — спросил тан. — Я слышал, что на севере до сих пор беспорядки, да и в Эксетере тоже…

— Не сомневайтесь, король Вильгельм удержит власть, — ответил Жосслен. — Если вы присягнете ему, то ничего не потеряете, а приобретете много выгод.

На следующее утро путники попрощались с таном и его семьей и снова двинулись в дорогу. Через несколько часов солнце поднялось достаточно высоко, но сквозь серую пелену облаков виднелся лишь туманный желтоватый диск. Путники ехали еще несколько дней, останавливаясь лишь на ночлег и делая всего один привал днем, чтобы поесть и накормить лошадей. Но вот окрестности стали более знакомыми: близился конец пути.

Отряд спустился с восточных холмов, пересек Олдфорд, и перед ним раскинулось мирное поместье. Навстречу выбежали мальчнки-конюхи, приняли утомленных лошадей. В замке уже ожидал горячий ужин и вино.

— И горячая ванна! — радостно вскричала Мэйрин.

— О да, — поддержала ее Ида. — Но сперва, дитя мое, надо вынести мои вещи из Большой спальни. Теперь она принадлежит тебе и Жосслену. Отныне я буду спать в твоей комнате.

Мэйрин хотела было возразить, но затем поняла, что мать права. Теперь Большая спальня по праву принадлежала Жосслену и его жене. Мэйрин знала, что поначалу будет чувствовать себя несколько неуютно в родительской спальне, но скоро привыкнет.

— Тогда я прослежу за ужином, мама, — отозвалась она. Ида поспешила вверх по лестнице, где ее уже поджидала Нара.

— Король подтвердил, что Мэйрин — законная владелица Эльфлиа? — спросила Нара.

— Не совсем так, — с легкой улыбкой ответила Ида. — Леди Мэйрин и милорд де Комбур сочетались браком в Лондоне, в присутствии самого короля. Обряд совершил брат короля, епископ Байе. Что ты на это скажешь?! Жосслен де Комбур теперь хозяин Эльфлиа, а леди Мэйрин — хозяйка! Ну а теперь открой сундук, Нара, и дай мне чистые простыни!

Онемев от потрясающих новостей, Нара молча помогла своей госпоже постелить свежее белье на кровати, отныне перешедшей в распоряжение нового хозяина и хозяйки Эльфлиа.

Подготовив комнату для новых обитателей, Ида велела Наре:

— Пускай Кен поможет Дагде принести горячей воды наверх, чтобы твоя госпожа могла искупаться.

Затем она быстро спустилась вниз, припомнив, что Мэйрин говорила что-то об ужине. Но посреди зала внезапно остановилась. Теперь ее дочь — хозяйка в этом доме, и составлять меню — ее обязанность. Ида всегда ненавидела выбирать блюда для ужина. Нашлась по крайней мере одна обязанность, избавиться от которой она была очень рада. Усмехнувшись, Ида осушила кубок вина и села перед камином.

Глава 10

Наступила ночь; поместье Эльфлиа готовилось ко сну. За узкими окошками господского дома с угольно-черных небес медленно падал снег, укрывая дремлющую землю мягким одеялом. На холме над долиной завывал одинокий волк; ему отвечал другой, охотившийся неподалеку. В эту ночь им предстояло остаться ни с чем: все прочие лесные твари надежно укрылись от непогоды.

Мэйрин уже успела вымыться в большой дубовой лохани перед камином в гостиной. После ужина лохань снова наполнили кипящей водой и оставили остывать. К этому моменту искупались уже все, кроме Жосслена. Мэйрин предстояло помогать ему. Раздеваясь, Жосслен с интересом подметил, что Мэйрин вовсе не смущается его наготы. Более того, ему показалось, что она внимательно разглядывает его и даже оценивает. Ему не хотелось бы думать, что она сравнивает его достоинства с другими мужчинами!

— Ты такой длинный! — невинно заметила Мэйрин, оглядев его с головы до ног. Жосслен как раз снимал остатки одежды, — Ты имеешь в виду какую-то конкретную часть? — лукаво спросил он. — У тебя все длинное, Жосслен! И лицо, и руки, и ноги, и туловище. Я еще никогда не видела такого длинного мужчину!

— А нет ли еще чего-нибудь длинного, что тебя удивило? — продолжал расспрашивать Жосслен с плутовским видом.

Он увидел, как серьезно Мэйрин задумалась над этим вопросом. А потом внезапно залилась ярким румянцем, осознав плохо скрытый намек.

— Ах ты, озорник! — со смехом воскликнула она. — Залезай-ка лучше в лохань побыстрее, пока вода не остыла! Не думаю, что холодная ванна устроит такого развратника!

— О Мэйрин! О моя сладкая колдунья! Рядом с тобой я действительно становлюсь развратным, как молодой козленок! Ты — самая прекрасная женщина на свете! Мы с тобой супруги вот уже шесть ночей, а я до сих пор не имел возможности разделить с тобой ложе! Ты догадываешься, как я хочу приласкать твое прелестное тело? Как я хочу овладеть тобой?

Мэйрин улыбнулась и принялась осторожно намыливать его широкие плечи.

— Сегодня ночью, милорд, мы оба удовлетворим свои желания. Я доставлю тебе наслаждения, которым научил меня мой первый муж; наслаждения, которые сводят мужчину с ума. И ты будешь любить меня и подаришь детей. Я так хочу детей!

Мэйрин и представить себе не могла, как подействуют ее слова на Жосслена. Кровь зазвенела у него в ушах; не помня себя, он схватил Мэйрин и усадил ее рядом с собой в лохань. Обвив руками, он поцеловал ее с такой горячностью, что у нее перехватило дыхание. Она почувствовала, как его язык раздвигает ей губы. Она радостно встретила эту ласку, медленно поглаживая его язык кончиком своего языка, как учил Василий. Жосслен разорвал на груди ее тонкую сорочку — единственное, что прикрывало ее тело. Мэйрин смутно услышала плеск воды, пролившейся из лохани на пол. Жосслен крепко прижал ее к груди.

Они осыпали друг друга страстными поцелуями — в губы, глаза, щеки. Мэйрин запрокинула голову, открыв горячим губам Жосслена изящную шею. Рука Жосслена нащупала ее грудь и стала медленно и ритмично сжимать ее, пока Мэйрин не прижалась к нему животом, чувствуя, как растет в ней желание.

Она спрятала лицо на груди Жосслена и застыла на несколько мгновений. Затем, приподняв голову, легонько стиснула зубами мочку его уха и принялась поигрывать с нею, как щенок играет со старым лоскутом. А потом внезапно ее язык погрузился в самое ухо и затрепетал внутри дразнящим мотыльком.

— Ах, колдунья! — простонал Жосслен. — Если не хочешь, чтобы наша любовь началась в лохани, прекрати это!

— А я и не знала, что можно заниматься любовью в воде! — Мэйрин лукаво заглянула в лицо Жосслену и проговорила сладким голоском:

— Мне очень нравилось купать тебя, милорд. Мне этого вполне достаточно. А ты затащил меня в лохань и испортил сорочку. Тебе не стыдно?

— Нет, — тихо ответил он. Золотисто-зеленые глаза блестели от желания.

— Помоги мне выбраться отсюда, — шепнула Мэйрин. От этого взгляда ей казалось, что все ее тело тает и растворяется.

Жосслен неохотно разжал объятия и помог ей подняться. Мэйрин торопливо ступила на пол и наклонилась, чтобы домыть Жосслена. Ее длинные волосы промокли, но она не замечала этого.

Когда она выбиралась из лохани, Жосслен наконец смог разглядеть ее как следует и буквально задохнулся при виде ее красоты. Чтобы возбудиться, ему достаточно было просто смотреть на нее. Мэйрин прекрасна, и она целиком принадлежит ему!

С бешено бьющимся сердцем Мэйрин опустила глаза, чтобы утаить мысли от Жосслена. Ополоснула его несколькими ведрами воды, и Жосслен поднялся. Скрывать, как он сильно желает ее, теперь было невозможно. У Мэйрин пересохли губы, когда она увидела напрягшийся мощный ствол среди темно-русых завитков между его худощавых бедер. Вот орудие, которое сокрушит ее девственность! И как же она счастлива, что его сейчас произойдет! Вытерев Жосслена насухо льняным полотенцем, она хрипло проговорила: