Любовь и опасность - Смолл Бертрис. Страница 72

В Клайт прибыли его ближайшие друзья: Александр Хоум и Патрик Хепберн, а также графы Ангус и Аргайл, представляющие Красных Дугласов и Кэмпбеллов из Аргайла, и сам епископ Глазго, который, презрев форель, съел огромный ломоть жареного кабана и почти половину гуся. Все они не обращали ни малейшего внимания на Адэр, поэтому та без помех слушала их разговоры.

– Нужно действовать как можно быстрее, – заявил граф Аргайл.

– Совершенно верно, – согласился епископ. – Нам гражданская война ни к чему. Макдональд будет рад воспользоваться ею, чтобы сплотить силы в Шотландском нагорье, а принцу это не нужно.

– Паренек сможет сговориться с Макдональдом, – возразил Патрик Хепберн.

– Макдональд – хитрый лис, – покачан головой епископ.

– А что будет с королем? – спросил граф Ангус. – Нужны гарантии безопасности, как мне, так и моей семье. В конце концов, считается, что именно мой клан похитил юного Джейми, чтобы поднять мятеж.

– Короля посадят под домашний арест в Стерлинге, – объяснил епископ.

– Если с ним раньше не произойдет несчастный случай, – пробормотал Аргайл.

– Принц не допустит убийства, – тихо заметил епископ.

– Два короля в стране – это опасно, – бросил Ангус. – Два короля – это слишком много.

– Принц твердо верит, что это можно сделать без всякого вреда для родителя, – вмешался Патрик.

– Ну разумеется, ему лучше знать, – жизнерадостно ответил Аргайл. – Но Джейми должен понимать, что, если он хочет править Шотландией, отца нельзя оставлять в живых. Найдутся люди, которые непременно затеют мятеж во имя Якова Третьего, лишь для того, чтобы причинить неприятности сыну и заодно добиться собственных целей. Да, и англичане будут рады подлить масла в огонь. Если очень повезет, короля убьют в сражении и его кровь не будет на наших руках.

– Король не создан для битв, – мрачно бросил лорд Хоум. – Что, если он попробует решить вопрос дипломатическим путем?

– Мы не дадим ему на это никаких шансов и вынудим применить оружие, – так же мрачно ответил Ангус. – У нас нет выхода. Если мы затеем восстание, значит, либо принц окажется на троне, либо мы все будем повешены в Эдинбургском замке за государственную измену, милорды. И не только мы, но и немало наших людей. Слишком многое поставлено на карту, и сейчас уже поздно отступать.

– Успокойтесь, милорды, – вкрадчиво начал епископ. – Я лично отпущу вам грехи государственной измены и любого убийства, которое вам придется совершить. Мы все согласны, что короля Якова Третьего, ради блага Шотландии, придется свергнуть с трона, и считаем, что его должен сменить Яков Четвертый, сын нынешнего короля. Я долго молился, прежде чем присоединиться к вам. Но на то Божья воля, в этом я уверен.

– Ангус прав, – кивнул Патрик Хепберн. – Когда мы начнем?

– Думаю, сразу после Пасхи, – оживился епископ.

– Когда настанет время, придется зажечь сигнальные огни по всей границе, – решил Ангус. – Где мы встретимся?

– Почему не в Лаудон-Хилле? – спросил епископ. – Поскольку там почти двести лет назад произошло сражение, думаю, вполне пристойно сосредоточить наши силы именно в этом месте.

Остальные согласились со святым отцом.

– Милорды, – заговорил Йен Армстронг, – присоединятся ли к нам горные кланы?

– Вряд ли, – покачал головой граф Ангус. – Гордоны из Хантли наверняка встанут на сторону короля, а они имеют большое влияние на северные семейства.

– Епископ Абердинский уверял меня, что одна семья поддержит принца, – сообщил епископ Глазго. – Это небольшая ветвь Лесли из Гленкирка. Их лэрд – человек проницательный и свободомыслящий. Но Гордоны, разумеется, могут попытаться остановить лэрда Гленкирка. Они не пожелают, чтобы какое-то другое семейство затмило их собственное.

– У нас достаточно людей, и правда на нашей стороне! – воскликнул Патрик и, встав, поднял кубок: – За Якова Стюарта Четвертого!

Остальные последовали его примеру.

– За Якова Четвертого! – дружно откликнулись они, после чего снова уселись и продолжали есть.

Адэр заметила, что на джентльменах не было пледов, а также знаков их клановой принадлежности, – очевидно для того, чтобы, если их ненароком заметят, никто не смог бы упомянуть об этом публично. Что же, это совсем неплохо, ибо Адэр все еще боялась за Конала, его братьев и ребенка в своем чреве.

Она втайне обрадовалась, когда, выйдя на следующее утро в зал, обнаружила, что все гости разъехались еще до рассвета, когда было меньше вероятности, что их увидят.

На второй день весны у нее отошли воды и начались схватки. Конал немедленно послал в деревню за повитухой, а Элсбет оставила кухню на Гризел и Флору, чтобы находиться рядом с госпожой.

Роды были трудными. Адэр пыталась сохранять присутствие духа, но к вечеру боли стали еще сильнее, а схватки участились. В замке не было ни родильного стола, ни родильного стула, и Адэр поклялась себе, что исправит это упущение при первой же возможности.

Она вышагивала по спальне, которую делила с Коналом, пока не лишилась последних сил и не смогла даже стоять. Боль стала такой невыносимой, что она не выдержала и закричала. На лбу выступили крупные капли пота.

А в зале молча сидели Конал и его братья, ожидая известий. Они пили виски Брюсов и метали кости на камешки.

День перетек в ночь. Гризел дважды подавала на стол. За окнами завывал ветер, а по деревянным ставням бил дождь. В большом очаге потрескивали поленья. И тут Бейст неожиданно вскочил и повернул голову к лестнице, по которой очень медленно спускалась Элсбет с белым свертком в руках. Подойдя к лэрду, она протянула ребенка.

– Ваша дочь, милорд. Благословите ее, ибо, боюсь, она не переживет эту ночь. Мердок, малыш, поезжай за священником, нужно окрестить малышку.

– Адэр! – ахнул Конал, побелев от страха, и братья удивленно переглянулись. Да, они знали, что Конал любит жену, но в конце концов она всего лишь женщина!

– Роды были тяжелыми, милорд, но она выздоровеет, как только справится с горем потери ребенка. Вы ей нужны.

Конал взял девочку, совсем крошечную и бледную. На маленькой головке чернели длинные прядки. Глаза были закрыты, а веки отливали фиолетовым. Нос и ротик были копией материнских. Но малютка едва дышала, и на глазах Конала выступили слезы. Его дочь. Это его дочь. И она умирает!

– Как ее назвали?

– Пока никак, – покачала головой Элсбет. – Адэр ждет вас, милорд. Вы подниметесь к ней?

– Да, – кивнул лэрд и с ребенком на руках стал подниматься по лестнице.

Адэр, слабая и измученная, лежала в постели. Щеки были мокры от слез. Повитуха как раз закончила прибираться. При виде лэрда женщина поклонилась и, пробормотав слова сожаления, вышла. Конал сел на край кровати и осторожно положил ребенка на сгиб материнской руки.

– Мне так жаль, – прошептала Адэр. – Я хотела дать тебе сына, но родила всего лишь дочь, у которой не хватает сил жить.

– Она слишком прекрасна для этой земли, – вздохнул лэрд. – Господь послал нам маленького ангела, но возревновал и хочет вернуть ее себе. Не нам спорить с ним, моя медовая любовь.

Сердце его сжималось от боли и тревоги за жену.

– Как ее зовут?

– Может, Джейн, как мою мать?

– Хорошее имя. Джейн Брюс. Так и будет.

Конал осторожно коснулся щеки ребенка кончиком пальца. Девочка не пошевелилась.

– Я послал за священником, Адэр.

– Ты хорошо сделал… – пробормотала Адэр. – Ее нужно немедленно окрестить. Она прекрасна, верно?

Конал молча сжал холодную как лед руку жены, поднес к губам и поцеловал, продолжая согревать в своей ладони.

– Поистине прекрасна, – согласился Конал, не выпуская руки Адэр и продолжая укачивать дочь.

Прибыл священник со всем необходимым для крещения и святой водой. Элсбет и Мердок вызвались быть крестными родителями. Священник окрестил Джейн Брюс, которая даже не пискнула, когда ее круглую головенку полили святой водой, а на лбу, освященным елеем, начертили крест. Только когда губки помазали солью, малышка обиженно поморщилась. Священник и крестные немедленно удалились, а Конал всю ночь просидел рядом с женой и дочерью. К утру, когда над холмами поднялось весеннее солнце, малютка испустила последний вздох. На склоне холма вырыли могилку. Джейн положили в маленький гробик, наскоро сколоченный плотником, которому повитуха принесла печальную новость, и опустили в могилу.