Любовь и опасность - Смолл Бертрис. Страница 77

– Были ли на коронации знатные люди из других стран? – спросила Адэр.

– Если и были, я все равно бы их не узнал, – пожал плечами Конал. – И вся церемония была очень короткой и убогой. Хотя Скон – традиционное место коронации шотландских королей, после битвы прошло всего две недели и подготовиться просто не было времени. С трудом отыскали на чердаке дворца побитый молью балдахин из золотой парчи, который держали над головой короля. Когда настал миг помазания, он допустил в часовню только братьев и священнослужителей. Остальные теснились в дверях, стараясь что-то разглядеть. Я, стоя позади, ничего не видел. Хепберн умудрился пробраться вперед. Хотя он не слишком знатен, всем известно, что король – его близкий друг. Он рассказал, что король во время коронации стоял на коленях, но золотая, усыпанная драгоценными камнями корона то и дело соскальзывала ему на лоб, поскольку так ему не понравилась, что он накануне не пожелал примерить ее, дабы подшить бархатную подкладку. Пришлось измерять его шляпы, и мерку сняли неправильно.

Позже я стоял в парадном зале Скона, в длинной очереди тех, кто приехал на коронацию Якова Четвертого. Стены зала были увешаны знаменами всех кланов, представленных в Сконе в тот день. На почетном месте висел флаг клана Брюсов, ибо наш предок когда-то сидел на троне Шотландии. Хоум сказал, что корона, которую надел Яков, принадлежала Брюсу, и поскольку у него была очень большая голова, остальным королям пришлось вставлять бархатную подкладку, чтобы корона кое-как держалась. Я ждал вместе с остальными, чтобы принести клятву верности от имени Брюсов. А Дункан клялся от имени Армстронгов из Даффдура.

– Король выразил мне свои соболезнования, – вмешался Дункан, – и пообещал молиться за моего брата. Он очень добр.

– А потом? – допытывалась Адэр.

– Накрыли столы, но еда была довольно скудной, – признался Конал. – В моем доме готовят куда вкуснее.

Дункан и Мердок согласно кивнули.

– И никаких танцев? Никаких развлечений? – удивилась Адэр.

– Все было очень плохо устроено, но разве могло быть иначе? – пояснил Конал. – Отца короля убили в сражении, после которого сын занял трон. Двор в трауре, и ни о каких празднествах не может быть и речи. Нам еще повезло, что обошлось без дальнейшего кровопролития. Есть немало недовольных исходом сражения при Сочиберне. Но скоро они поймут, что Яков в отличие от своего отца намерен править страной.

– Король послал тебе привет, Адэр! – взволнованно воскликнул Мердок. – Скажи ей, Конал!

– Он просил, чтобы ты его помнила, – кисло пробормотал Конал.

– И вовсе не так! Он сказал: «Милорд Клайт, пожалуйста, напомните обо мне моей прекрасной английской кузине. И передайте, что мы будем рады видеть ее при дворе».

– Неужели? Как мило со стороны короля! – бесстрастно ответила Адэр, хотя глаза ее заблестели. Конал ревнует! Судя по выражению лица, он просто сгорает от ревности. И если бы не Мердок, наверняка не подумал бы передать ей привет от короля. Значит, она права. Ревнует, и очень.

Адэр поднялась из-за стола, пожелала братьям доброй ночи и протянула руку мужу.

– Вы придете сейчас, милорд, или позже – с улыбкой осведомилась она.

– Позже, – буркнул он.

Адэр сделала реверанс и вышла из зала.

– А я бы пошел с ней, – ухмыльнулся Дункан.

– Посмотрим, как поведешь себя, когда заполучишь жену, которая только и норовит вывести мужа из терпения, – ответил лэрд.

– Что она такого сделала? По-моему, Адэр слова тебе против не сказала! – удивился Мердок.

– Она захочет поехать ко двору, – предсказал Конал. – Видел, как загорелись ее глаза, когда ты передал ей слова короля? Адэр выросла при дворе, и для нее это место как родное. Мне не терпелось покинуть Скон. А Стерлинг, говорят, куда роскошнее! Я не придворный. Я простой приграничный лэрд.

– Не знаю, прав ты или нет, – пожал плечами Дункан. – Раз ты уже дома, награди ее ребенком. Тогда ей будет не до придворных забав и она останется в Клайте.

– Да, – рассеянно кивнул Конал, глядя в огонь.

– Сидя здесь, ребенка не сделаешь, – заметил старший брат. – Иди к жене.

Лэрд поднялся и без лишних слов поспешил наверх, в спальню. Войдя, он захлопнул за собой дверь с такой силой, что петли задребезжали.

– Я ждала тебя, – выдохнула Адэр, сбрасывая камизу и оставаясь обнаженной.

Не успел Конал ответить, как она принялась срывать с него одежду.

– Мне все равно, что от тебя несет лошадиным потом и что ты не мылся две недели! Я хочу тебя, дорогой! И не собираюсь дольше тянуть!

– Иисусе, женщина! – ахнул Конал, чувствуя, как его мужское достоинство натягивает перед штанов. – Я тоже хочу тебя.

Одежда полетела на пол. Конал швырнул Адэр на кровать и без всяких предварительных ласк вонзился в гостеприимное лоно. Адэр была теплой и очень влажной.

– Вижу, у тебя не было любовника в мое отсутствие! – прорычал Конал.

– Ни одного, – поклялась Адэр. – О-о, да, Конал, да! Еще! Я хочу еще! – молила она.

Он входил в нее медленно и глубоко… еще глубже… Адэр обхватила ногами его талию, и Конал скользнул так глубоко, как только мог. Ее волосы пахли цветами, а тело словно было создано для него. Адэр принялась двигаться вместе с ним, постанывая от удовольствия, встречая каждый его выпад, пока голова Конала не закружилась. Но тут, слишком скоро, его семя наполнило ее, и Конал разочарованно застонал.

Адэр продолжала обнимать его. Он по-прежнему оставался в ней, и она вдруг поняла, что его любовное копье не уменьшилось ни в размере, ни в твердости. Он пролил свое семя, но все еще не был удовлетворен.

И тут Конал снова стал входить в нее, но через несколько секунд остановился, подождал и опять начал свою сладостную пытку. Адэр забилась в экстазе, и Конал поймал губами ее восторженные крики, по-прежнему оставаясь в ней, жадный и жаждущий.

– Ты убьешь меня наслаждением, – прошептала она. Конал тихо рассмеялся:

– Я истосковался по тебе, вот и все.

И он снова мощно вошел в нее, и совсем скоро они затерялись в пламени исступленной страсти, поглотившей обоих и оставившей их слишком слабыми, чтобы пошевелиться. Вскоре они крепко заснули, не разжимая объятий.

А лето все тянулось. Пчелы жужжали в вереске, заполонившем склоны холмов. В стране царил мир. Дункан отправился в Даффдур, где члены клана встретили его, провозгласили лэрдом и поклялись в верности. Конал, Адэр и Мердок очень скучали по Дункану. Рана Мердока зажила, но правая рука еще плохо действовала. Несмотря на отвращение к кровавым бойням, Мердок каждый день тренировался во дворе замка, пока не разработал руку. Только когда погода бывала очень уж плохой, парень оставался дома.

– Зачем ты это делаешь, если так ненавидишь войну? – спросила как-то Адэр.

– На границах никогда не бывает долгого мира, и, может, когда-нибудь мне понадобится защищать Клайт. Не забывай, Адэр, я самый младший сын у матушки и должен отрабатывать свое содержание. Ибо у меня нет ни денег, ни земель, и только благодаря доброте брата я имею крышу над головой.

– Станешь постарше – найдем тебе богатую наследницу, – пообещала Адэр, и Мердок рассмеялся.

– В конце июля приехал Херкьюлез Хепберн с новостями о короле.

– Король лишил титула последнего фаворита отца, Рамзи из Балмейна, и отдал титул Патрику. Теперь он граф Босуэлл. И король судит вся тяжбы по самым жестоким преступлениям.

– Каким именно? – полюбопытствовала Адэр.

– Убийство, поджог, грабеж и насилие. Неужели английскому королю нет дела до подобных историй?

– У нас есть суды и судьи. Иногда король рассматривает самые важные дела вроде государственной измены.

– У нас не хватает ученых мужей, – вздохнул Хепберн. – И это хорошо, что король лично судит преступников. Его отец в отличие от сына был чересчур мягок и снисходителен в своих суждениях. А вот новый король велел повесить единственного сына старого лорда Драммонда из Перта, ставшего причиной гибели шестидесяти членов клана Марри. Молодой Драммонд, очаровательный молодой человек и фаворит короля, враждовал с Марри и поэтому поджег церковь, в которой собрались мужчины, женщины и дети. Люди сгорели заживо. В свое оправдание он твердил, что всего лишь хотел напугать их, но выяснилось, что он запер единственную дверь. Король вынес обвинительный приговор и сам присутствовал при казни вместе со старым лордом Драммондом. Его величество заявил, что в подобных случаях не потерпит фаворитизма. И теперь люди стекаются к нему со всей страны. Он шагу не может ступить без того, чтобы его не окружили. Народ очень любит его. Когда он приезжает из Толбута, где правит суд, перед его конем бежит скороход и кричит: «Дорогу! Дорогу!» Но люди стремятся коснуться его одежды, поцеловать руку. Никогда за всю свою жизнь не видел ничего подобного.