Невольница любви - Смолл Бертрис. Страница 42

Кейнанреис обратился к Али-Акбару;

— Это правда?

Торговец съежился под мрачным взглядом дея.

— Господин, — нервно пробормотал он, — последнее время дела идут плохо, а расходы велики. Фатима может спокойно жить в доме своей дочери, но предпочитает позорить меня, слоняясь по улицам и понося меня всем, кто желает послушать ее жалобы.

— Ты вернул приданое бывшей жены? — строго допытывался дей.

— Н-нет, повелитель, — нерешительно признался торговец, переминаясь с ноги на ногу.

— Сегодня же верни. Фатима, ты знаешь, сколько он тебе должен?

— Да, повелитель, — тихо ответила женщина.

— Назовешь сумму моему писцу. А ты, Али-Акбар, не смей ничего оспаривать. Мне кажется, что эта женщина не лжет. И в наказание за жадность купишь дом с садом для госпожи Фатимы и приставишь двух рабов служить ей. Позволяю Фатиме самой выбрать дом и рабов. А за это, госпожа, ты перестанешь чернить этого человека на людях.

— Повелитель, ты разоряешь меня! — завопил торговец, грозя бывшей жене кулаком.

— Кроме того, — неумолимо продолжал дей, — заплатишь пеню в десять золотых монет в султанскую казну и еще десять отдашь главному мулле Эль-Синута в наказание за свою попытку попрать заветы пророка.

Усмиренный торговец покорно опустил голову и, поклонившись дею, почти выбежал из зала. Фатима, упав на колени, поцеловала туфлю дея.

— Спасибо, повелитель, — всхлипнула она. По смуглым щекам струились слезы.

— Не впади в грех алчности, подобно своему мужу, когда начнешь искать себе пристанище, — посоветовал тот. — Помни: меч правосудия — обоюдоострое оружие.

— Слушаю и повинуюсь, господин, — пролепетала женщина и, почтительно кланяясь, удалилась.

Индия не могла опомниться от изумления и даже опустила опахало, совершенно позабыв о своих обязанностях. До сих пор она считала Эль-Синут местом, где женщины совершенно бесправны, но, если сейчас правильно все поняла, слабый пол тоже находится под защитой исламских законов. Кейнанреис ни секунды не колебался, вынося справедливый приговор.

Люди шли один за другим, и Кейнанреис старался вникнуть в каждую жалобу, хотя, на взгляд Индии, эти тяжбы были далеко не так интересны, как история Фатимы.

В полдень дей объявил об окончании аудиенций и зал опустел. Он выслушал почти всех просителей и велел оставшимся прийти на следующей неделе с самого утра, пообещав принять их в первую очередь.

Он поднялся, снял тюрбан и, отдав Индии, устремился в свои покои. Индия бросила опахало подбежавшему рабу и поспешила за господином.

— Я голоден. Иди на кухню и принеси мне поесть, — распорядился он.

— Да, господин, — кивнула Индия, бережно кладя тюрбан на столик. — Что желает господин?

— Все равно, — безразлично пожал плечами Кейнанреис.

— Я сама найду дорогу, — сообщила Индия евнуху и выбежала за дверь.

— Тебе понадобится помощь, — снисходительно заметил Абу, когда девушка передала ему приказ повелителя. — Господин обедает в полдень, а потом предается целительному сну. Сейчас пошлю кухонных рабынь с подносами.

— Чем ты собираешься кормить повелителя? — с любопытством осведомилась Индия.

— Он не впал в грех обжорства. Пошлю ему жареного цыпленка, чашу риса с шафраном и изюмом, оливки с мелконарезанными огурцами в масле, лепешку и фрукты.

Перечисляя все вышесказанное, он ловко нагрузил подносы, велел служанкам отнести их в покои дея, а сам вручил Индии кувшин и серебряный кубок.

— Это лимонный шербет, любимый напиток нашего повелителя.

— Дей не пьет вина? — удивилась Индия.

— Вино запретно, хотя некоторые в этой стране не боятся ослушаться пророка, — мрачно пояснил Абу.

Индия поблагодарила общительного повара и во главе целой процессии вернулась к дею. Поскольку солнце пекло во всю мощь, он пообедал в комнате, снова разрешил Индии доесть остатки, но сначала та раздела его, обтерла розовой водой и помогла улечься. Ей очень хотелось запротестовать, наотрез отказаться выполнять столь унизительные обязанности, но полученный урок еще был свеж в памяти.

Когда дей лег и задремал, Индия прокралась к столику и принялась жадно набивать рот. Абу не поскупился, и она быстро наелась. Потом собрала подносы, по одному отнесла на кухню, и Баба Гассан разрешил ей отдохнуть.

— Дей проспит до заката, девушка. Пользуйся случаем немного полежать.

— Но где? — вздохнула Индия.

Старший евнух подошел к сундуку и вынул оттуда узкий тюфячок.

— Это для тебя. Твое место — у порога спальни дея, если, разумеется, он не найдет тебе другого. Он призовет тебя, когда будешь нужна. Когда он встанет, принесешь шелковый кафтан из кедрового шкафа. Сегодня он не ждет гостей.

Спать на полу? У порога комнаты дея? Какой позор! Слава Богу, что хоть не на голом полу! И потом Индии грех жаловаться! Ее не приковали к веслу, не сослали наталеры…

Индия молча расстелила тюфяк, легла и тихонько заплакала.

Вот до чего довела ее гордость, и если Адриан умрет, гибель его будет на ее совести.

Индия проснулась вся в поту и с головной болью. Поднявшись, она свернула тюфячок, убрала в сундук и налила в пиалу воды из узкогорлого кувшина. Вода оказалась теплой, но немного освежила пересохшее горло, и в висках уже не так стучало. Приоткрыв дверь в спальню, она увидела, что дей до сих пор не поднялся и лежит, свернувшись, на боку.

Она распахнула дверь, чтобы проветрить комнату, и, бесшумно ступая, вышла в сад, окруженный высокой стеной, с круглым, выложенным изразцами фонтаном посредине. Из бронзового цветка била звонкая струйка. Индия присела на бортик фонтана: здесь было прохладнее и мелкая водяная пыль приятно обволакивала лицо. Опустив руку в воду, Индия спугнула толстую медлительную золотую рыбку и весело засмеялась, когда та, вильнув хвостом, неспешно уплыла.

Воздух был напоен цветочным ароматом. Здесь распускались пунцовые дамасские розы, по краям клумб синели кампанулы, высокие штокрозы переливались всеми оттенками кремового, пурпурного и желтого цветов; в тенистой части сада росли оранжево-желтые лилии: на четырехфутовых стеблях кивали головками по восемь — десять цветков с прихотливо вздернутыми вверх кончиками лепестков. Их сестры, желтые кавказские лилии, душистые и грациозные, нежились под солнышком. И повсюду деревья, от карликовых до почти обычных, в огромных фарфоровых горшках с сине-белым узором, усыпанные большими, неизвестными Индии цветами-раструбами, розовыми, красными, желтыми, с длинными желтыми тычинками. Она понюхала ветку. Совсем не пахнут, но все же очень красивы. Названия зеленых кустов с толстыми листьями она тоже не знала, но у самой стены росли величественные кедры.