Невольница любви - Смолл Бертрис. Страница 83
На ужин подали жареного каплуна, пирог с кроликом, разогретый в печи, сыр, хлеб и яблоки. Индия усадила Дайармида за стол, несмотря на все протесты, и даже притащила из комнаты еще два табурета.
— Завтра обязательно отправляйся в Гленкирк, — наказывала она, — и скажи папе, что нам нужны морковь, лук-репка и лук-порей. Нельзя же всю зиму жить без овощей!
— Почему нет, миледи? Хорошая еда, — удивился шотландец. — Но герцог велел во всем вам угождать, поэтому я, разумеется, так и сделаю. Пока погода хорошая, можно не раз съездить туда и обратно. Может, что еще захватить?
— Груши! Они хорошо сохранятся в прохладе! — сообразила Индия.
— И соленья! Неплохо бы немного джема! Люблю хлеб с джемом, — добавила Фортейн.
— Проверь, Мегги, вдруг что еще понадобится, — велела Индия.
После ужина горец поднялся из-за стола.
— Пора спать. Оставляю вам колли. Заприте на засов обе двери, особенно черный ход, миледи. Я буду спать в конюшне на сеновале. Там есть клетушка.
— Ты не замерзнешь? — встревожилась Индия.
— Нет, я прижмусь к гончей — она меня согреет. — Он чуть улыбнулся и вышел. Мегги поспешно задвинула засовы.
Женщины разместились в спальне. Сестры заняли кровать, а горничная выдвинула раскладную койку. Колли легла на лестничной площадке, словно охраняя хозяек, пока наконец сон не сморил и ее.
Назавтра небо по-прежнему было ясным. Позавтракав овсяными лепешками и элем, Дайармид спустился в Гленкирк, спеша поскорее выполнить поручение. Мегги принялась приводить в порядок кухню, пока Индия и Фортейн совали нос во все углы. Их усилия увенчались успехом: в кухонной нише нашлась объемистая дубовая лохань, а в сундуке наверху — женская одежда.
— Это мамина, как по-твоему? — поинтересовалась Индия.
— Нет, — покачала головой Фортейн, восхищаясь безрукавкой из тонкой оленьей кожи с роговыми, оправленными в серебро пуговицами. — Мама куда ниже, и, кроме того, очень уж старая вещица. Да к тому же мама никогда не носила ничего подобного, для этого она слишком большая модница. — И девушка, примерив безрукавку, объявила:
— Наверное, ее забыла здесь леди Стюарт-Хепберн. Говорят, она скрывалась здесь от своего первого мужа, тогда еще жениха, когда отказывалась выходить за него. Пожалуй, заберу ее себе. Будет в чем охотиться.
— Тебе идет, — улыбнулась Индия, но тут же затаила дыхание и оцепенела.
— Что с тобой? — перепугалась Фортейн при виде ошеломленного лица сестры.
— Он шевельнулся! — прошептала та. — Ребенок впервые шевельнулся во мне, Фортейн!
И она, разразившись слезами, тяжело села на верхнюю ступеньку.
— Черт, черт, черт! Мое дитя ожило, а отец никогда его не узнает! Это так несправедливо, Фортейн! Так нечестно!
— Ты почти не упоминала о муже, — заметила Фортейн', садясь рядом и обнимая сестру. — О, Индия, ты очень его любила? Какой он был? Красивый?
Индия всхлипнула и по-детски вытерла нос рукавом.
— Очень. Высокий, черные как смоль волосы, и глаза как сапфиры. Прямой нос, бородка, а рот… О, как он умел целовать!
— Это приятно? — допытывалась Фортейн.
— Восхитительно! Невозможно объяснить. Однажды ты поймешь… в тот час, когда обретешь любимого.
— Надеюсь, — мечтательно вздохнула Фортейн. Вскоре жизнь в домике вошла в спокойное русло. Раньше Индия и Фортейн, по праву рождения и высокого положения, не делали никакой работы по дому, теперь же поднимались на рассвете, и Фортейн отправлялась собирать яйца и выгоняла коров на маленькое пастбище. Пока не лег снег, скотина могла пастись, но с наступлением зимы придется запереть животных в хлев. Индии поручалось накрывать стол к обеду и складывать в корзину грязное белье. Но женщины старались освободить ее от дел, опасаясь, как бы это не повредило ребенку.
Иногда Фортейн вместе с Дайармидом ездили в лес, поохотиться на мелкую дичь. Днем Индия и Мегги гуляли в чаще или в высокогорных лугах. Служанка, помимо всего прочего, стирала, готовила и убирала. Сестры, однако, старались содержать спальню в порядке и не разбрасывали одежду. Каждое утро они взбивали перину, как научила Мегги, и стелили постель. Все эти занятия помогали скрасить долгие, бесконечные часы. По требованию Фортейн, из замка прислали лютню, и вечерами девушка подолгу играла, а они пели жалобные песни о неразделенной любви, великих битвах, королях и героях. Дайармид подыгрывал на волынке, так что скучать было некогда.
Подобно своему брату, Рыжему Хью, горец был немногословен, но добр и заботлив, да еще и собой хорош: длинные каштановые волосы, связанные сзади кожаным ремешком, янтарно-карие глаза, короткая бородка и саженные плечи. Девушки так и млели при виде его высокой фигуры, но жениться он не спешил. Ему доставалось больше всех, поскольку мужчин, кроме него, здесь не было и приходилось к тому же терпеть женские капризы. Но долго он в одиночестве не остался. Питая к дочерям герцога самое искреннее почтение, Дайармид, однако, ухитрился в два счета подружиться с Мегги. С первыми лучами солнца огонь уже пылал в камине, а когда Мегги спускалась вниз, чтобы печь лепешки, в кухне уже стояли ведра с водой. Если с Индией и Фортейн он едва обменивался двумя-тремя фразами за день, то с Мегги болтал без умолку и постоянно при этом краснел.
— Кажется, ты одержала победу, — подшучивала Индия над служанкой.
Мегги строптиво фыркала, пытаясь скрыть улыбку.
Снег пошел как раз перед Рождеством. Проснувшись, они выглянули в окно и не узнали знакомые места. Белые снежинки медленно кружились в воздухе. Дайармид отыскал рождественское полено, притащил в дом в самый сочельник и сунул в камин, где оно весело горело почти два дня. Обитатели А-Куила по очереди рассказывали рождественские истории и пели гимны. Они даже разожгли костер на вершине холма в Двенадцатую ночь и наблюдали, как повсюду, насколько хватало глаз, вспыхивает один огонек за другим. Обитатели А-Куила не на шутку увлеклись, пытаясь определить, какой из костров принадлежит Гленкирку.
Зима хозяйничала вовсю. Индия настояла, чтобы Дайармид спал в большой комнате перед камином. В конюшне стоял ужасный холод. Даже коров, лошадей и кур перевели в маленький хлев, пристроенный к дому со стороны кухни. Запах навоза воцарился на первом этаже, но ни Индию, ни Фортейн это не волновало. Главное — выжить!