Обрести любимого - Смолл Бертрис. Страница 13

— Ну, кузина, дай-ка мне посмотреть на тебя. Валентина осторожно сняла подбитый мехом темно-серый плащ и передала его Патрику. На ней было черное бархатное платье с юбкой колоколом, которая расходилась спереди и открывала черную парчовую нижнюю юбку с цветами, вышитыми золотой нитью и украшенными жемчугом и блестящими черными бусинками. Пышные рукава ее платья были украшены черными шелковыми лентами, каждая из которых была обшита маленькими жемчужинами. Манжеты были обшиты кружевными рюшами. Вырез платья был необычайно низок, что заставило Патрика задержать дыхание, потому что грудь у его кузины была замечательной.

— Разве вырез должен быть таким глубоким? — резко спросил он.

— Большинство женщин сейчас открывают практически всю грудь целиком, — возразила Виллоу. — Вырез Валентины как раз соответствует моде. Кроме того, у нее прекрасная грудь. Не будь таким старомодным, Патрик. — Виллоу продолжала рассматривать кузину, потом с удовлетворением кивнула.

Фижмы придавали юбкам Валентины необходимую жесткость линий. Лиф ее платья подчеркивал осиную талию и заканчивался спереди опущенным вниз мысом. Лиф был так же изысканно украшен, как и нижняя юбка. Талию обвивала изящная золотая цепочка, с которой свисали футляр для иголок, маленькие золотые часы и футлярчик для ароматического шарика.

Нен уложила волосы хозяйки в простую, но элегантную прическу, которой оказывали предпочтение женщины в семье Валентины. Волосы разделили пробором посредине, собрали в узел на затылке и украсили нитками жемчуга — узором, который повторялся в остальных украшениях Валентины. На каждом пальце красовалось по кольцу; на хрупкой шее мерцало ожерелье из жемчуга и черных блестящих бусин, в ушах длинные серьги с большими, причудливой формы жемчужинами.

Леди Бэрроуз являла картину состоятельной и почтенной вдовы.

— Ты само совершенство, — сказала Виллоу. — Твое платье свидетельствует о твоем хорошем воспитании, но тем не менее оно не затмит одеяния королевы.

— Твоя мать сказала мне, что это единственная вещь, которую я никогда не должна делать, — ответила Валентина.

— Жаль, что мать не усвоила этот урок раньше, — едко заметила Виллоу.

— Наша мать просто нашла причину поссориться с королевой, — сказал Патрик, защищая Скай. — Господи, Виллоу, ты разговариваешь прямо как англичанка!

— Я и есть англичанка, — раздраженно ответила Виллоу.

— Твоя мать ирландка, а твой отец испанец, — возразил он.

— Я родилась в Англии, в Рен-Корте, братец, — напомнила Виллоу. — Я всю свою жизнь прожила в Англии. Мой муж англичанин. Мои дети англичане, и я, будь ты проклят, тоже англичанка! Что касается тебя, Патрик Бурк, ты сам настоящий англичанин, несмотря на то что твой отец был ирландцем. Ты жил в этой стране с детства, и тебе принадлежат английские земли. Я не заметила, чтобы тебе очень хотелось присоединиться к графу Тироны и его повстанцам. Для этого ты слишком благополучный английский милорд!

— Будь ты проклята, Виллоу! Я почти решил…

— Хватит! — крикнула Валентина, вставая между сцепившимися сводным братом и сестрой. — Я не допущу, чтобы вы ссорились! Какое имеет значение, англичане мы или ирландцы? Мы одна семья и только это важно. — Она обратилась к лорду Бурку. — Теперь помолчите, кузен. Не говорите больше ни одного слова. — Она снова повернулась к Виллоу:

— Проводи меня, пожалуйста, к королеве. Не годится опаздывать на нашу первую встречу. Я не могу позволить, чтобы ее величество плохо думала обо мне.

— У девчонки ума больше, чем у любого из нас, — пробормотал Патрик.

Виллоу не обратила на него никакого внимания.

— Пойдем, кузина Валентина, — сказала она. — Я уверена, что у лорда Бурка найдутся другие дела. — И, даже не посмотрев на младшего брата, она повела леди Бэрроуз в апартаменты королевы.

Их встретили любопытные взгляды фрейлин, окружавших королеву. Молодые женщины считали невыносимо скучной свою жизнь при дворе, которая оживлялась лишь свиданиями с джентльменами. В течение последних нескольких лет эти молодые девушки из хороших семей, которые были выбраны для службы при дворе Елизаветы Тюдор, являлись причинами нескольких скандалов. Менее чем два года назад красивая, маленькая Элизабет Вернон оказалась беременной от графа Саутгемптона. Королева была взбешена поведением своей тезки, хотя позднее граф женился на девушке. И сейчас, именно в день прибытия Валентины, среди фрейлин готов был разразиться новый скандал.

Леди Дадли, вдовствующая графиня Варвик, поспешила навстречу со словами:

— Слава Богу, что вы пришли, леди Эдварде! Королева неистовствует! Мэри Фиттон беременна! — Она перевела взгляд на Валентину. — Это ваша кузина?

— Да, мадам. Это старшая дочь моего дяди, Валентина, леди Бэрроуз, вдова. — Она умирала от желания расспросить о вновь разразившемся скандале, но леди Дадли уже вела их в личные апартаменты королевы.

Служанка открыла дверь и впустила их, и они сразу услышали высокий, пронзительный голос:

— Ничего не говорите мне, кроме имени виновного, хотя как будто я не знаю, кто он! Это Уилл Герберт, верно, — королева впилась взглядом в рыдающую девушку, стоящую перед ней на коленях, и Валентина получила возможность первый раз рассмотреть Елизавету Тюдор, которую гораздо больше интересовала Мэри Фиттон, чем ее гости.

Вид королевы представлял собой поразительное сочетание контрастов. Тело ее сохранило стройность, движения — грациозность и порывистость, прекрасные руки были необычайно изящны. Но вытянутое, худое лицо было старым. Ее красивые, темно-серые глаза на самом деле казались черными и были по-прежнему блестящими и живыми, однако они глубоко запали, а нос, когда-то длинный и изящный, заметно потолстел с годами. Кожа оставалась очень белой или, возможно, казалась такой из-за ослепительно рыжего парика королевы.

Елизавету Тюдор переполняла нервная энергия, особенно заметная в минуты гнева. Она расхаживала по комнате, обрушивая ярость на беспомощную госпожу Фиттон.

— Прошлым летом! Прошлым летом на свадьбе сына Вустера и леди Анны Рассел! Вы помните это? Да! Вы помните, моя застенчивая шлюха! Именно там вы и остальные проститутки, которые зовутся моими фрейлинами, изобрели этот глупый танец. Я спросила вас, какое чувство вы выражаете в этом танце, не так ли? А вы ответили с жеманной ухмылкой: «Любовь, мадам». А что я сказала тогда, госпожа? Могут ли ваши куриные мозги вспомнить это? Могут?

— Вы сказали, что любовь обманчива, мадам, — прорыдала Мэри Фиттон.

— Да, любовь обманчива, верно, но вы ведь не поверили в это, не так ли, госпожа? Дожила бы я до моих лет, если бы была глупой, вы, тупица? Дожила бы?

— Нет, мадам, — плакала девушка.

— Хм, — королева хмыкнула. — Ну так вам нелегко далось понимание смысла моих слов, госпожа. Какой же дурой вы были, изображая себя шлюхой, когда вам надо было немного подождать и вы получили бы в мужья Уильяма Коллиза, моего ревизора. Да, — сказала она пораженной девушке. — Я знаю, что он обожает вас и серьезно заботился о вас, как просил его ваш отец. Но вы предпочли Уилла Герберта, мужчину, который лишен обаяния, нравственности! Тьфу! Вы дура!

— Разве вы позволили бы мне гоняться за вашим ревизором, мадам, когда Уильям Коллиз женат? — спросила Мэри Фиттон, собравшись с духом.

— Вы дура, девушка, — ответила королева. — Его жена на много лет его старше и вскоре должна умереть. Он сделал бы вам честное предложение, а не поигрался бы с вами и не бросил бы вас, к моему неудовольствию, как поступил ваш любовник Уилл Герберт. Ах, понимаю, что толкнуло вас на это. Милорд Герберт должен был унаследовать графство, которое он сейчас и получил, а вы вознамерились стать графиней. Ну, моя милая, он не возьмет вас в жены. Вы это поняли? Он не возьмет вас в жены!

Мэри Фиттон побелела.

— Он не может отречься от ребенка, мадам! Ребенок его!

Клянусь всемогущим Господом! Я была девственницей, когда отдалась ему!

— Вы больше не девственница, — свирепо бросила королева. — Хотите узнать, что ваш любовник думает о вас, девушка? — Королева протянула руку к своей груди и вытащила сложенный лист пергамента. Развернув его, она вслух прочла: