Обрести любимого - Смолл Бертрис. Страница 85

— Делайте это так, как будто вы собираетесь купить украшение или ковер, — предложила Валентина ошеломленной подруге. — Спросите, сколько торговец хочет вон за того белого жеребца, — сказала она, указывая на лошадь.

Сараи напряженно сглотнула. Она подошла к торговцу.

— Моя подруга, — сказала она, — иностранка, ее семья выращивает лошадей. Она хочет знать, сколько стоит белый жеребец с черной гривой и хвостом.

— Женщина, — ответил торговец. — У меня нет времени на шутки. Я не продаю лошадей женщинам. Валентина хорошо поняла ответ.

— Почему? — спросила она. — Разве есть в Стамбуле закон, запрещающий продавать лошадей женщинам?

— Это не противоречит любому известному мне закону, — пробормотал он сердито, — но так заведено.

Валентина вытащила туго набитый кошелек из-под своих одежд и многозначительно перебросила его из одной руки в другую, так что золотые монеты зазвенели.

Она спросила:

— Разве мои деньги недостаточно хороши для вас? Торговец облизал губы. Монеты были явно золотыми, потому что только золото могло так звенеть. В последнее время дела шли плохо, и если он собирается построить своей жене дом, который он обещал ей, чтобы они смогли разъехаться с его родней, он не может себе позволить сказать «нет» этой иностранке.

— Сколько лошадей ты хочешь? — спросил он у нее.

— Это все, что у тебя есть? — спросила она. — Где ты берешь их?

— Я живу за городом, женщина, и сам выращиваю животных. Это мои однолетки, и лучших у меня никогда не было, пусть Яхве поразит меня насмерть, если я лгу.

— Я хочу жеребца и шесть кобыл на развод, — сказала Валентина. — Они все должны быть здоровыми, чтобы выдержать путешествие морем до Англии.

— Если ты действительно знаешь лошадей, — сказал торговец, — тогда, женщина, ты понимаешь, что это прекрасные животные.

— Назови цену за этого белого жеребца, — сказала она ему и услышала его ответ. Сараи ахнула.

— Разбойник! — напустилась она на него. — Даже мне известно, что лошадь не стоит столько. Пойдемте, Валентина! Этот человек грабитель. Я не могу позволить вам вести дело с ним, чтобы мою семью не обвинили в том, что вас обманули. Кира никого не обманывают.

Лошадник переводил взгляд с одной женщины на другую, потом побледнел.

— Ты из семьи Кира, женщина?

— Я из этой семьи, — высокомерно ответила Сараи. Продавец соображал быстро. Он мог хорошо заработать и одновременно приобрести расположение одной из самых важных еврейских семей во всем Стамбуле. Итак, иностранка была чудаковатой женщиной. Но разве сама старейшина семьи Кира, женщина, которая жила дольше, чем позволяли приличия, не была чудаковатой?

— Женщина, я приношу свои извинения, — сказал он Сараи. — Я не знаю, что заставило меня назвать такую цену. Если ты согласишься на половину, тогда ты получишь жеребца по настоящей цене.

Сараи оказалась в привычной обстановке. Валентина была права. Это действительно было похоже на покупку на базаре какого-нибудь украшения или ковра. Она начала серьезно торговаться с лошадником, громко уговаривая его до тех пор, пока они наконец не договорились о цене. Потом Валентина осмотрела кобыл в табуне лошадника и выбрала шестерых. Сараи снова начала торговаться. Наконец, они ударили по рукам.

— Приведи лошадей в конюшни семьи Кира, — величественно приказала она торговцу. — Скажи, что они куплены для английских гостей семьи. — Она взяла у Валентины кошелек, тщательно отсчитала монеты и вручила их продавцу. — И не вздумай подменить лошадей, господин, — предупредила она. — Животные будут тщательно выкупаны, как только их приведут.

— Вы слишком подозрительны, Сараи, — ровно сказала Валентина, вытаскивая еще одну монету из кошелька и вкладывая ее в руку торговца. — Это тебе за хлопоты, господин, — сказала она, и две женщины удалились.

— Я сделала это! Я действительно сторговала семь лошадей! — возбужденно сказала Сараи. — Я не могу поверить в это, и никто не поверит. Я действительно сделала это!

Они остановились и купили два фруктовых шербета, чтобы освежиться после завершения дела, а потом пошли наверх по извилистым улицам еврейского квартала к большому дому на высокой точке Балаты. Там, к раздражению Валентины, ей сказали, что Патрик, Том и Мурроу решили остаться в Пере, на другой стороне Золотого Рога еще на день-другой, чтобы поохотиться на холмах за городом.

— Он что, считает себя султаном, а меня какой-нибудь рабыней, которую может бросать одну и обращаться со мной подобным образом? — выложила Валентина Нельде свое возмущение. — Он в самом деле быстро усвоил обычаи этой страны.

— Так поступает любой мужчина. Моя мама говорит, что как только он уверится в вас, он забывает о вас, — ответила Нельда.

— Обо мне он не забудет, — тихо сказала Валентина. — О, нет, Нельда! Он не сможет забыть обо мне! Я опутала его сердце и взяла в плен его душу, даже если он еще и не понимает этого. — Она рассмеялась. — Мы поедем домой, как только я встречусь с валидой, а, оказавшись в Англии, мой хозяин и повелитель обнаружит, что он не может и минуты без меня прожить. Пусть он поиграется с другими мальчишками, Нельда. Вскоре наступит мое время!

— Ах, миледи! Вы строги, хотя с виду так простодушны. Я хочу прислуживать вам, когда мы вернемся домой. Мне не хочется возвращаться к прежней скучной жизни или выходить замуж. Лучше послужить вам!

— Ну, так ты и послужишь. Нельда, потому что ты мне подходишь. Твоя мать, благослови ее Бог, обращается со мной, как с ребенком, а я уже давно не ребенок.

— Тогда наполните детскую детишками, миледи, и она будет счастлива, — озорно ответила Нельда. Валентина снова засмеялась.

— Ну, Нельда, — ответила она. — Может быть, именно так я и сделаю.

Глава 11

Вся женская половина семейства Кира была вовлечена в подготовку Валентины для встречи с валидой Сафией. Утром Валентину выкупали. Каждая клеточка ее тела, каждый дюйм кожи был намылен и тщательно промыт ароматизированной водой. Ногти на руках и ногах аккуратно подстригли. Тело натерли кремами, надушили.

Наряд выбирала сама Эстер. Она понимала: если Валентина понравится Сафие, это отразится и на благополучии семьи Кира.

— Твою красоту не надо прятать, — сказала Эстер, — мы даже не будем пытаться делать это. Вместо этого подчеркнем ее, и, если Сафия почувствует укол ревности, она по крайней мере утешится тем, что ты ей ни в коей мере не соперница.

— Я бы хотела, чтобы Патрик и остальные увидели меня в моем убранстве.

Старуха хихикнула.

— Ты похожа на меня, — сказала она. — Ты не любишь зависеть от мужчины и, возможно, немного сердишься, потому что твой жених отправился на охоту с друзьями.

— Да, меня это раздражает, — призналась Валентина. — Может быть, потому, что женщины в вашем обществе ведут такую уединенную жизнь, Эстер Кира, а я к этому не привыкла. В Англии меня пригласили бы присоединиться к джентльменам на охоте, а не оставили бы дома.

— Я слышала, что женщины в твоей стране ведут себя свободно, и, хотя это удивляет меня, я целиком одобряю это. Как бы мне хотелось, чтобы такие независимые женщины были бы и среди моих потомков, но увы! Это не наш образ жизни, как обязательно сказала бы Сараи.

Валентина рассмеялась.

— Кажется, это ее любимое выражение, — заметила она, — но вчера я заставила ее сторговать для меня лошадей, и она осталась весьма довольна собой.

— Хе! Хе! Хе! — закудахтала Эстер Кира. — Хотела бы я посмотреть, как Сараи спорит с лошадником!

Одежда, выбранная старухой для Валентины, была изысканной. Она состояла из широких шальвар розовато-лилового шелка с узором в виде небольших серебряных и золотых звезд, вытканных на материи. Нашитые на щиколотках жемчужины образовывали манжеты в три дюйма шириной. Рубашка из тончайшей бледно-розовой кисеи была поддета под безрукавку из розовато-лилового шелка, расшитого золотом, жемчужинами и розовым стеклярусом. Жемчугом она была обшита и по краям. Ее бедра обхватывал широкий кушак из перемежающихся полос золотой и серебряной парчи. На изящных ногах были лайковые туфли, отделанные золотом.