Рабыня страсти - Смолл Бертрис. Страница 47

— Великолепно! — вырвалось у калифа. Сын и медик кивнули, соглашаясь.

— Интересно, чем еще умудрится удивить нас этот торговец из Эйре? После того, что мы только что видели, это представляется маловероятным… — заметил вполголоса Хасдай-ибн-Шапрут. Он был высок и строен, не старше тридцати с небольшим, темноволосый, с ласковыми янтарными глазами. Подобно владыке, он был гладко выбрит.

— Воистину, отец, что бы ни последовало далее, оно не сможет затмить уже виденного, — сказал принц Хакам. Серьезный юноша был моложе врача, а чертами и цветом волос и глаз походил на мать.

— Увидим, увидим… — произнес калиф. Вслед за слонами появились рабы, несущие разноцветные шелка, рулоны разворачивали, демонстрируя владыке их блеск и великолепие. Затем внесли три алебастровых вазы, полные благоуханной амбры, потом два ларца из золота и слоновой кости — первый был до краев полон жемчугом, второй — луковками тюльпанов (и то и другое считалось равно драгоценным). Потом внесли сотню огненных лисьих шкур, потом сотню сибирских соболей… Ввели десять арабских скакунов с золотыми уздечками и парчовыми седлами дивной красоты. Разложили на ковре в ряд пять слитков золота и пятнадцать — серебра. Затем ввели на алых кожаных поводках двух великолепных пятнистых охотничьих леопардов.

Но вот появились крытые носилки, сопровождаемые лично Каримом-аль-Маликой. Их поднесли к самому подножию трона властелина и поставили на дивный ковер. Капитан выступил вперед и низко склонился перед Абд-аль-Рахманом. Юная служанка, сопровождавшая носилки, последовала его примеру.

— Великий калиф! — заговорил Карим-аль-Малика. — Год тому назад Донал Рай из Эйре обратился ко мне с просьбой. Я обязался доставить тебе эти знаки его признательности и преданности, а также вышколить для твоего гарема невольницу по имени Зейнаб. Я последний в Аль-Андалус Учитель Страсти из самаркандской школы. — Карим протянул руку к задернутым занавескам носилок. — И я дарю тебе, могущественный калиф. Рабыню Страсти по имени Зейпаб.

Тонкая белая ручка незамедлительно легла на сильную ладонь Карима. Калиф и два молодых человека подались вперед, движимые любопытством.

Ома осторожно отдернула шелковую занавесочку, и из носилок выступила укутанная в покрывала фигурка. Носилки немедленно унесли, дабы они не мешали калифу лицезреть новый дар. Служанка грациозно освободила госпожу от шелковых покровов и отступила.

Зейнаб стояла не шевелясь, склонив голову, как ей и было приказано. Платье подбиралось тщательнейшим образом. На девушке было некое подобие юбки, состоящей из ниток отборного жемчуга, свешивающихся с золотого, украшенного самоцветами пояса, обхватывающего бедра ниже талии и оставляющего открытым нежный живот. Облегающая парчовая безрукавка почти не скрывала дивные груди. Девушка была боса, но прозрачная нежно-розовая вуаль наброшена была на голову, скрывая лицо и волосы.

Карим-аль-Малика совлек с головы рабыни вуаль, а Ома одновременно одним движением распустила волосы госпожи. Они рассыпались по плечам во всей своей неземной красоте. Но лицо девушки, как оказалось, скрыто было еще одной вуалеткой.

У Абд-аль-Рахмана зашумело в ушах от необъяснимого волнения. Он сам поднялся с трона и спустился по ступеням. Словно завороженный, он двумя пальцами приподнял с округлого плеча нежный золотой локон — и ощутил шелковистую мягкость… Протянув руку, он отстегнул вуалетку и приподнял подбородок девушки, чтобы рассмотреть ее черты. Золотые ресницы лежали на щеках — веки были целомудренно опущены.

— Подними глаза, Зейнаб, — тихо произнес калиф. Повинуясь, она впервые взглянула в лицо владыки. Он был едва ли многим выше ее, но крепкого сложения. Она увидела сосредоточенные и проницательные голубые глаза. Она почти успокоилась, но и теперь на ее прекрасном лице не дрогнул ни единый мускул.

Калиф же был потрясен увиденным. Да, эта красивейшая женщина из всех, кого ему когда-либо приходилось видеть! Сколь совершенны черты: миндалевидные глаза, прямой носик не слишком длинен и не слишком короток, лоб чист и высок, скулы прекрасно очерчены. Твердый очерк подбородка изобличает упрямство. Хорошо! Калиф не любил безвольных женщин. Удовлетворенный, калиф улыбнулся. Интересно, какова эта дева, когда улыбается? Но сейчас, как он предполагал, она до смерти перепугана, хоть прекрасное воспитание не позволяет ей этого обнаружить. Он вновь закрепил вуалетку — девушка тотчас же опустила глаза. Медленными шагами калиф вновь взошел на трон.

— Донал Рай превзошел самого себя, Карим-аль-Малика, — сказал Абд-аль-Рахман. — Будь до утра моим гостем здесь, в Мадииат-аль-Захра. Распорядитель прекрасно тебя устроит. А поутру я призову тебя и скажу, остался ли я доволен Рабыней Страсти по имени Зейнаб.

Карим-аль-Малика низко склонился перед калифом и, пятясь по обычаю, покинул зал Калифата. Лишь на краткое мгновение глаза его встретились с аквамариновыми очами Зейнаб, и сердце пронзила острая боль… Он никогда больше ее не увидит. Аллах да пребудет с тобою, любимая… Но Зейнаб уже выводили из парадного зала.

Зейнаб и Ома молча покинули зал. А что можно было сказать? Сердце ее навек разбито, она больше никогда не испытает любви. Что ж, тем лучше… Пусть она молода, но больше не питает иллюзий. Карим ушел из ее жизни. Отныне их с Омой жизнь и благополучие зависят от благосклонности этого голубоглазого человека по имени Абд-аль-Рахман.

В его внешности, правда, нет ничего отталкивающего, но все же она представляла себе его другим…

Калиф явно не вышел ростом. Зейнаб была высока для женщины, а он едва ли был много выше. Правда, одеяние его роскошно… Но что под ним скрывается — пока неясно. Очевидно лишь, что он коренаст. Брови у калифа с рыжинкой. Интересно, волосы у него такие же? Вскоре она это узнает — ведь когда он взглянул на нее, в его глазах сверкнул огонек вожделения…

Их привели на женскую половину дворца, которая представляла собою отдельную роскошную постройку.

— Эта рабыня вкупе с личной прислужницей нынче утром была подарена калифу, — кратко объяснил сопровождавший их раб евнуху, встретившему их в дверях. И удалился с сознанием исполненного долга.

— Входите, входите! — поманил их евнух. — Сейчас позову Распорядительницу Гарема. Она подыщет тебе и твоей девушке постели. Ждите тут.

Зейнаб и Ома огляделись. Роскошный зал со стройными колоннами и несколькими фонтанами тут и там был полон женщин самой разнообразной внешности, возраста и цвета кожи. Их неумолчный щебет делал их, ярко разодетых, похожими на диковинных птиц, запертых в позолоченную клетку.

— Что-о-о-о? Еще одна девушка? — заворчала Распорядительница Гарема, окидывая Зейнаб критическим взором. — Да здесь и так более четырехсот человек! Куда прикажете мне запихнуть эту, скажите на милость? Конечно, ты милашка, но ведь калиф далеко не юноша. Думаю, ты постареешь и растолстеешь в одиночестве, подобно многим… Дай мне подумать, куда же тебя девать…

— Мне необходимы личные апартаменты, — тихо произнесла Зейнаб.

Распорядительница Гарема, пожилая женщина по имени Баллада, ошеломленная, уставилась на девушку, а затем неудержимо расхохоталась:

— Личные апартаменты??? Xa-xa-xa! Ты что — какая-нибудь принцесса? Да если я вообще найду тебе постель, считай, что тебе крупно повезло! Ха-ха-ха!

— Послушай, — госпожа, — продолжала Зейнаб так же тихо, но очень решительно и твердо. — Я не простая галатская или баскская девушка с перекрашенными косами. Я не пугливая девственница, просящая Бога даровать ей милость владыки. Я Зейнаб, Рабыня Страсти, ученица великого Учителя Страсти Карима-ибн-Хабиба-аль-Малики. И должна быть устроена здесь в полном соответствии с моим положением. Если ты, госпожа, не веришь моим словам, пошли слугу к самому калифу за подтверждением. Я покорюсь его воле, чего бы он ни пожелал для меня.

Валлада мучительно соображала. В ее обязанности входило благоустраивать всех обитательниц гарема. Она приходилась калифу какой-то дальней родственницей. Валлада рано овдовела, а больше ее никто так и не пожелал… И лишь родственным связям с калифом была обязана она столь высоким положением во дворце. Только это стяжало ей богатство и уважение. И она вовсе не собиралась в один прекрасный момент все это утратить…