Рабыня страсти - Смолл Бертрис. Страница 57

Итак, она мрачная, и у нее здоровые зубы… Не слишком-то утешительно.

— Она ведь дала согласие на брак, — сказал Карим, — иначе свадьба не могла бы состояться! Может, это все-таки страх, Инига? Ведь завтра в это же время она будет уже замужем за человеком, которого не знает, которого ни разу не видела…

— Да… — Инига задумалась. — Вот об этом я как-то позабыла. Ведь сама я выходила за того, кого прекрасно знала, и к тому же не покидала семью… Наверное, ты все-таки прав. Карим. Она просто боится, но ты поможешь ей отбросить пустые страхи, став ее мужем.

Однако в глубине души Инига не верила своим словам… Хатиба была сумрачна ликом, словно ее и впрямь принуждали идти за Карима насильно. Оставалось надеяться, что Карим сумеет справиться с этим — в чем бы ни была причина. И, возможно, им суждено обоим познать счастье…

День свадьбы выдался на редкость погожим. По крайней мере в этом новобрачным повезло — ведь со дня на день должен был начаться сезон дождей. Все мужчины семьи аль-Малика с приятелями сперва пошли в бани, а оттуда в мечеть, где имам придирчиво изучил брачный договор, составленный кади. Он спросил, рассчитались ли стороны друг с другом, и, узнав, что все взаимно удовлетворены, совершил обряд, соединивший Карима-ибн-Малику и Хатибу-бат-Гуссейн узами супружества. Отсутствие на церемонии невесты было в порядке вещей… Затем мужчины воротились в сады Хабиба-ибн-Малика, где сидела, поджидая жениха, Хатиба в своем алом с золотом свадебном наряде, окруженная подарками.

Карим подошел к ней, приподнял алое покрывало, скрывавшее лицо и волосы девы, — на него устремились холодные серые глаза. Ни тени улыбки на юном лице… Говорили, что ей пятнадцать, но она отчего-то казалась старше. Возможно, торжественность момента была этому виной, а может…

— Приветствую тебя, жена моя Хатиба! — почтительно произнес он.

— Привет и тебе, Карим-аль-Малика, — отвечала она. Голос ее был нежен и мелодичен, но начисто лишен каких бы то ни было чувств.

Затем мужчины и женщины разделились, и празднество началось. Рабы разносили вино, пирожки, фрукты и всевозможные изысканные сласти. Играл традиционный женский оркестр, девушки плясали, услаждая взор новобрачной… А мужчин, уединившихся в другой половине сада, развлекали наемные танцовщицы.

— А она миленькая… — сказал Кариму брат Джафар, не отрывая похотливого взора от извивающихся женских тел. — Берберийские девы тихи и покорны. Вот родит она тебе сына, и тотчас же выбери себе какую-нибудь обольстительную экзотическую невольницу, полную огня… Потом еще и еще — вот и будет гарем! А принимая во внимание твой богатый опыт, могу поручиться, что всем твоим женщинам крупно подфартит! — Он непристойно хихикнул и толкнул брата в бок.

— Ее глаза холодны, словно серебряные слитки, — отвечал Карим. — Я приветствовал ее как жену, но она не назвала меня мужем… Она не хотела за меня идти, что бы там ни говорил ее отец имаму. Моего тестя наверняка соблазнил богатый выкуп за невесту, но он все равно не получит ни динара. Я не стану жить с Хатибой…

— Да не отчаивайся ты так! — возразил брат. — Она просто трясется от страха, как и все девственницы на пороге супружества! К утру она отогреется и успокоится в твоих объятиях. Карим. Ну не мне же, в самом деле, учить тебя, как обращаться с непорочными девами, братишка! — Джафар потянулся к кубку и залпом выпил его, не отрывая глаз от пышногрудой танцовщицы.

Еще не начинало темнеть, когда невесту усадили в крытые носилки и торжественно препроводили в загородный дом ее супруга и господина. Карим открывал шествие верхом на дивном белом жеребце — свадебном подарке тестя. Копыта коня ступали по дороге, усыпанной лепестками роз. Процессию сопровождали музыканты. Жених разбрасывал вокруг себя золотые динары, зеваки стремглав бросались подбирать деньги, выкрикивая пожелания счастья молодым. На вилле Карима рабы под присмотром Мустафы подали гостям угощение. Но краткое время спустя гости удалились, давая новобрачным возможность получше познакомиться друг с другом.

Карим помешкал еще около часа и лишь затем вошел в опочивальню молодой жены. За окнами виллы разворачивалось дивное зрелище: солнце медленно опускалось в сияющие воды моря.

— Можете идти, — сказал Карим рабыням, жмущимся к новобрачной.

— Всем остаться! — повелительно бросила Хатиба. Рабыни заметались, выказывая недоумение и беспокойство. Карим прищелкнул пальцами:

— В этом доме я хозяин, Хатиба. Рабыни вереницей устремились прочь из покоев молодой.

— Как смеешь ты приказывать моим слугам? — закричала она.

— Повторяю, Хатиба: я хозяин в этом доме! Не могу поверить, что отец позволял тебе вести себя в его доме подобным образом. Но будем считать, что все это от страха… Тебе нечего бояться. — Он сделал шаг к ней, но в руке у невесты, словно по мановению волшебной палочки, появился кинжал.

— Не приближайся — я убью тебя! — прошептала она.

Одним стремительным движением Карим перехватил тонкое запястье — оружие, звякнув, упало на пол. Подняв его и осмотрев, он пренебрежительно хмыкнул:

— Да им и апельсина не разрезать, Хатиба!

— Острие отравлено… — спокойно отвечала она. Внимательно изучив оружие. Карим заметил, что кончик кинжала и впрямь необычно темен. Карим глубоко вздохнул:

— Если ты не желала этого брака, то отчего, во имя Аллаха, ты пошла за меня? Или такова была воля твоего отца, Хатиба?

— Он соблазнился богатым выкупом, мой господин, — сказала Хатиба. — Он не получил и половины ни за одну из моих сестер… Но… — она запнулась.

— Так в чем же другая причина? — настаивал Карим.

— Неужели ты не понимаешь?! — взорвалась она. — Ты сын князя Малики, господин мой! Для отца великая честь отдать младшую дочь за сына правителя Малики! Ему уже мало богатства. Теперь он ищет славы и власти!

— Но мой отец вовсе не так уж влиятелен… — ответил Карим. — Да, он наследовал титул правителя, но лишь потому, что наш предок основал город. Он осуществляет управление при помощи Совета, а вовсе не единолично. И двора у нас нет, как в Кордове… Мы живем просто и без излишней роскоши, как большинство горожан. Мой отец стяжал уважение в Совете потому, что мудр и добр. Мы, свято чтим Аллаха и калифа… К тому же я младший в семье, Хатиба. Мне никогда не быть князем Малики. Да я этого и не желаю. Так чего же достиг твой безумный отец, принудив тебя к браку, которого ты не хотела?

— Весьма престижно в кругу друзей невзначай обронить, что его младшенькая — первая жена сына князя Малики… Это великая честь. Он станет похваляться тем, что у него и у князя Малики общие внуки! А кровная связь с вашей семьей придаст ему вес и в отношениях с соседями-горцами. Вот чего он хотел…

— Ты любишь другого? — Карим не хотел больше вилять.

Золотистая кожа Хатибы залилась краской, но девушка отвечала прямо:

— Да. И он должен был стать моим мужем, но тут подоспело предложение от вашего высокого семейства… Все бумаги, касающиеся нашего с ним брака, были тогда уже подписаны, и сумма выкупа за невесту оговорена, но деньги еще не уплачены. А тут приехал твой отец, ну и… Отец разорвал договор. А старый кади, составивший бумаги, внезапно скончался… Исчезло последнее доказательство существования договора. А поскольку обмен выкупом и приданым не состоялся, моему любимому пришлось безмолвно наблюдать за тем, как меня отдают другому… О-о-о, почему из всех девушек тебя угораздило выбрать именно меня? — Серые глаза наполнились слезами, но она поспешно отерла их.

— Я тебя не выбирал, — возразил он, решив ответить откровенностью на откровенность. — Я и не подозревал о твоем существовании до того дня, когда были подписаны бумаги. В прошлом году я попросил отца подыскать мне жену. Всю жизнь я был мореплавателем и торговцем. Я знал, как обрадует отца мое решение осесть и обзавестись семьей. А этой весной я отвез ко двору калифа Кордовы прекрасную рабыню, которую любил, да и она любила меня… Тебе рассказывали, что я был Учителем Страсти? Наверняка ты об этом знаешь. Девушку передал моим заботам друг отца. Я обучал ее искусству любви, но нарушил одно из главных правил наставника — позволил себе полюбить ее всем сердцем, и к тому же позволил ей полюбить меня. Ни у меня, ни у нее не было на это никакого права. В конце концов мы оба решили, что превыше всего честь, и выполнили обязательства, на нас возложенные. Зейнаб стала наложницей калифа и тотчас же стала его любимицей. А я воротился в Алькасабу Малику, чтобы жениться на тебе. Конечно, это великое несчастье, Хатиба, что наши с тобою сердца отданы другим, но мы не в силах изменить своей судьбы. Если бы я даже сегодня же отослал тебя назад, к отцу, это ровным счетом ничего бы не изменило. Я не обрел бы Зейнаб, а гордость не позволила бы твоему отцу отдать тебя любимому… Ты сама знаешь, что это правда. И пусть нам с тобою не дано полюбить друг друга, но обещаю, что стану относиться к тебе со всем мыслимым уважением — ведь ты мне жена. Большего я не могу тебе обещать. А будешь ли ты платить мне тем же, Хатиба?