Рабыня страсти - Смолл Бертрис. Страница 65
— Я люблю тебя с той самой минуты, как ты вышла из носилок в Зале Калифата… Она нежно рассмеялась:
— Тогда ты возжелал меня… Калиф улыбнулся.
— Это правда, — признался он. — Но я также полюбил тебя. Не так, как люблю сейчас, моя Зейнаб, но вправду полюбил…
И глаза его были правдивы…Да, он любит ее, или искренне считает, что любит. Да и она к нему далеко не равнодушна… Она прерывисто вздохнула, когда сильные руки принялись ласкать ее тело. Все остальное постепенно утрачивало свое значение…
Ладони калифа заскользили по ее груди.
— Твои груди словно два граната: спелые и полные сладкого сока… — прошептал он ей на ушко. Пальцы касались чувствительных сосков. — А соски у тебя словно те маленькие вишенки, что ранней весной привозят в Аль-Андалус из Прованса…
Руки Зейнаб обвили шею калифа, она с радостью отдавала юное свое тело его нежным ласкам. Он притянул ее к себе за тонкую талию — так крепко, как только мог. Она снова положила головку на его плечо, а его горячие губы ласкали ее шею и ушко. Он слегка прикусил мочку, а потом кончик языка ощупал всю раковинку… Рука стиснула грудь. Грациозно изгибаясь в его объятиях и прижимаясь к нему еще крепче, она ощутила его возбужденную плоть, упершуюся ей в живот. Сильные руки сомкнулись на ее бедрах. Деликатно высвободившись, она за руку подвела калифа к просторной кушетке и ласково опрокинула его на спину.
Сама же она опустилась На колени у ложа и принялась ласкать господина. Он прерывисто вздохнул, тая от прикосновений этих нежных ручек. Вскоре Зейнаб скользнула в его объятия. Склонившись над ним, она покрывала нежнейшими легкими поцелуями все его тело. Золотой водопад волос скрыл тело калифа, словно шелковая занавеска — нежная ласка легких волос заставила его вздрогнуть. Под прикрытием этого дивного покрова губки Зейнаб сомкнулись вокруг возбужденной плоти. Она сдавила губами головку — владыка вздрогнул от наслаждения. Тогда она забрала член глубже в рот и принялась сосать его, пока не ощутила на языке вкус первой капли любовного сока…
А пока она безумствовала над ним, калиф рукой нащупал ее пухленький венерин холмик. Пальцы проникли меж нежных губок, ища потаенную жемчужину — и вот он уже нащупал ее… Какое-то время он поддразнивал ее, а когда девушка тихонечко всхлипнула, не прекращая водить язычком вокруг рубиновой головки его члена, калиф ввел два пальца в ее горячие недра и принялся двигать ими там взад и вперед, пока плоть ее не стала сочиться…
Зейнаб нежно высвободилась и оседлала любовника, вобрав в себя его возбужденную плоть одним грациозным движением. Его руки легли ей на грудь. Закрыв глаза, она выгнулась, наслаждаясь ощущением трепетной плоти в своем теле. Некоторое время она ритмично двигалась, но потом он опрокинул ее на ложе, широко раздвинул ее ноги и снова вошел в нее…
…Как это сладко, лениво думала она, всецело отдаваясь бешеному ритму его мощных движений. Она вся трепетала — и вот достигла вершины, потом еще раз, и еще… С криком она вонзала ногти в его плечи, скользя ладонями по его напряженной спине. Она задыхалась, ощущая, как член словно взбухает в ней, а затем выстреливает в ее жадно-ждущее лоно струю плодородного семени. И она расслабилась — волна наслаждения захлестнула ее с головой…
А после они, счастливые, лежали навзничь, утолив на время волчий голод. Над ними невидимый фонтан продолжал извергать хрустальные струи, сладко пела ночная птица, призывая невидимого друга, а луна заливала колдовским своим светом их горячие тела…
***
— Она в тягости… — мрачно сообщила Захра своей подруге Таруб. Красивое лицо ее было искажено от волнения. Она практически не спала вот уже несколько дней.
— Ох, да прекрати ты, наконец! — резко бросила Таруб. — У нашего господина Абд-аль-Рахмана уже восемнадцать детей! Это будет просто девятнадцатый…
— А вдруг родится сын? — в голосе Захры слышалось отчаяние. — Что, если эта.., если она убедит владыку сделать своего ублюдка наследником вместо Хакама?
Таруб ушам своим не верила. Захра всегда была разумной, более того, мудрой и практичной. Сейчас же она вела себя как безумная. Да и выглядела таковой…
— Захра! Захра! Возьми же себя в руки! — взмолилась Таруб. — Владыка никогда не откажет Хакаму в праве наследования! Он любит его больше всех остальных детей! Калиф ведь уже немолод… Ну рассуди сама, Хакам уже взрослый, а это дитя еще и не родилось! Соверши владыка такое, он поставил бы под угрозу будущее всего калифата! И потом, вдруг у Зейнаб родится девочка?
— Об этом я не подумала… — голос Захры звучал безжизненно.
— Она вся светится от счастья, — доверительно сообщила подруге Таруб.
— Так ты была у нее? — изумилась Захра. «С какой это стати Таруб потащилась к ней, к этой?.. Что — Зейнаб подыскивает себе влиятельную подругу и покровительницу? Ах, так вот оно что! Таруб втайне лелеяла честолюбивые планы в отношении своих отпрысков, теперь ее заботит будущее внуков… Таруб никогда ее не любила… Я одинока», — с горечью подумала Захра.
— Она бы с радостью приняла тебя, согласись ты прийти! — невозмутимо продолжала Таруб, не подозревая о тайных мыслях подруги. — Ты ведь даже не дала себе труда к ней присмотреться! Ты выдумываешь для себя всякие страшные сказки: Зейнаб, мол, ужасная злодейка, чудовище… Она не такова, поверь! Она простая девушка, которая хочет мужской любви, хочет родить своему господину дитя… Она мне положительно нравится.
— Она тебе нравится? — Захра пришла в смятение, заметалась, но тотчас же ее ослепил гнев:
— Так она тебе нравится! Это не Зейнаб простушка, а ты, Таруб! Она обвела тебя вокруг пальца — да полно, ты еще раньше выжила из ума! Ты дура! Просто тупая толстуха, мозги которой заплыли жиром!
Глаза Таруб тотчас же наполнились слезами:
— Что я тебе сделала? Почему ты так жестока со мною, Захра? Ведь я всегда была твоей подругой! Была тебе предана, стояла за тебя горой все эти годы, проглатывала твои оскорбления, все прощала тебе, да еще и улаживала твои отношения со всеми, кого ты обижала! А Зейнаб не подавала тебе никакого повода невзлюбить ее! Ты же ее совсем не знаешь, и твои идиотские подозрения безосновательны! Да, она мне нравится! Нравится! А ты… Если бы ты любила Абд-аль-Рахмана по-настоящему, ты радовалась бы этой его новой любви, а тебя заботит лишь твое собственное положение. Ах, в твою честь назван целый город! Ах, твой сын — законный наследник владыки! Да ты вовсе не любишь калифа! И, как я теперь понимаю, не любила ни единого дня! Ты трясешься за свое привилегированное положение, боишься, что Зейнаб займет твое место. И отныне я от всей души этого желаю!
Закончив свой гневный монолог, Таруб с неожиданной для столь полной женщины прытью вскочила с шелковой подушки, на которой восседала. Возмущенно шурша оранжевыми шелковыми юбками, она величественно выплыла из покоев Захры.
Эта вспышка гнева неизменно добросердечной толстушки Таруб на какое-то время слегка отрезвила Захру. Да, она позволила своей неразумной ненависти к Зейнаб возобладать над трезвым рассудком… Так она просто привлечет к себе внимание наложниц, выставит себя на посмешище! О, она знала, сколь многие испытывают к ее благополучию и положению чернейшую зависть! Как обрадует их ее падение! Просто смешно ненавидеть Зейнаб за одно то, что она молода и хороша собой… Она, как и все смертные, будет с каждым годом стареть, а ее краса — увядать. Она не обладает здесь властью!
А уж власть — о, это Захра хорошо знала, — и есть ключ к счастью! Только власть — и ничто, кроме власти! А если юная прелестница и впрямь ничего более не желает, «кроме как сделать счастливым Абд-аль-Рахмана, да из года в год рожать ему детей — тогда жертва она, Зейнаб! Просто жертва! Неужели она начисто лишена честолюбия? О, тогда она пропала! Ведь как только чрево ее отяжелеет и талия расползется, калиф тотчас же утратит к ней всяческий интерес! Ну, а когда дитя родится, вернется ли калиф к прежде любимой игрушке? Да полно, сможет ли она вернуть его благосклонность? Или, подобно большинству обитательниц гарема, прежде любимых, будет позабыта?