Розамунда, любовница короля - Смолл Бертрис. Страница 10

– Всегда, дядя, – спокойно кивнула она.

Мейбл благоговейно перекрестилась и прижала Розамунду к пышной груди, сочувственно прищелкнув языком. К ее величайшему удивлению, девочка разрыдалась. Так долго копившиеся горести вырвались наружу.

Ни Мейбл, ни Эдмунд не произнесли ни слова, пока Розамунда изливала печаль.

Наконец она стихла, вытерла глаза рукавом, ощущая необычайные покой и облегчение. Она никогда не была плаксой и сейчас гордо выпрямилась и тряхнула головой:

– Давайте начнем. Нужно обмыть его и зашить в саван.

Эдмунд позаботится о том, чтобы сколотили гроб и принесли наверх, в комнату Хью.

– Немедленно, госпожа, – кивнул Эдмунд и торопливо вышел.

– Все равно это Генри убил Хью, – настаивала Розамунда. – Пусть Эдмунд твердит, что не нашел на теле ни раны, ни синяка, я знаю, что это так. Когда-нибудь я отомщу!

– Думаю, Эдмунд не стал бы ничего скрывать от тебя, – задумчиво протянула Мейбл, – хотя это еще не значит, что ты не права. Чтобы справиться с таким слабым больным, достаточно прижать подушку к его рту.

Розамунда задумчиво кивнула:

– Он еще сильно пожалеет о том, что наделал. Я не позволю Хью уйти неотмщенным. Он был мне добрым другом. Это мой супружеский долг по отношению к нему.

Женщины стали готовить Хью к погребению: раздели и осторожно обмыли тело теплой водой из кувшина, стоявшего на углях камина. Мейбл подошла к сундуку, что стоял у изножья кровати, вытащила кусок полотна, оторвала длинную полосу и подвязала подбородок Хью, чтобы рот не открылся. Потом заколола повязку маленькой булавкой, а Розамунда тем временем вынимала из сундука саван. Женщины с трудом уложили тело в полотняный мешок. Снаружи оказалась одна голова, но и ту прикроют перед самыми похоронами. Длинные руки сложили на груди и сверху придавили простым деревянным распятием. Розамунда осторожно пригладила серебристо-белые волосы мужа. И снова почувствовала, как слезы щиплют глаза, но на этот раз сумела взять себя в руки.

– Генри в самом деле пьян, – объявил вернувшийся Эдмунд. – Я велел оттащить его в постель. Пришли мужчины с гробом. Сейчас Хью снесут вниз и зажгут свечи по четырем углам гроба. Аналой с молитвенником ожидает тебя.

Розамунда кивнула и с последним взглядом на мужа покинула спальню. Когда гроб поместили на длинный стол, она сама зажгла свечи и преклонила колени в молитве.

– Я не сойду с места, пока его не опустят в могилу, – сказала она слугам. – Постарайтесь выкопать яму поглубже.

– Все будет сделано, – заверил Эдмунд и вопросительно взглянул на жену, но та повелительно махнула рукой, и он удалился.

– Я побуду с тобой, – предложила Мейбл.

– Нет, – отказалась Розамунда. – Предпочитаю побыть одна.

– Но, дитя мое… – запротестовала Мейбл.

– Я больше не дитя, – тихо ответила Розамунда. – Теперь иди, но возвращайся за час до рассвета.

Ее колени упирались в маленькую подушечку, руки были молитвенно сложены, голова низко склонена.

Мейбл горестно вздохнула. Нет, Розамунда уже не ребенок, но еще и не взрослая женщина. Что с ней будет теперь?

Она медленно вышла из зала. И без того все ясно. Генри Болтон выдаст племянницу замуж за своего мерзкого сыночка. Гадкий мальчишка, которого он привез с собой, станет новым хозяином Фрайарсгейта, а сама Розамунда будет в подчинении своего дядюшки.

Она снова вздохнула. Правда, Эдмунд говорил что-то насчет того, как умно Хью обеспечил безопасность Розамунды. Но, насколько она знает Генри, тот наверняка пренебрежет последней волей Хью, и они ничего не смогут сделать.

Расстроенная женщина вошла в спальню, где уже сидел муж.

– Ты оставила ее одну? – спросил он.

– Она так хотела, – пояснила Мейбл, снимая вуаль и опускаясь на сундук. – Я очень устала, муженек. А молодая хозяйка, разумеется, измучена еще больше и все же собирается молиться до восхода за добрую душу своего супруга.

И, немного помедлив, добавила:

– Думаешь, Розамунда права, утверждая, что Генри Болтон каким-то образом виновен в смерти Хью?

– Он сильно ослабел и едва дышал, – ответил Эдмунд, – но я не думал, что смерть придет за ним так рано. Правда, я не видел следов насилия, и вряд ли Генри отважился на преступление. На губах Хью даже играла слабая улыбка, словно перед смертью его что-то рассмешило. И все же его веки были кем-то закрыты. Хотя скорее всего Генри прикрыл глаза умершему. – Он пожал плечами:

– Возможно, Хью просто пришло время отправляться к праотцам. Мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле. Поэтому следует придерживать язык и хозяйку предупредить, чтобы сто раз подумала, прежде чем сказать что-то. Мы ничего не можем доказать. Мало ли какие подозрения или мысли у нас возникнут!

– – Но что теперь будет? – тревожилась Мейбл. – Разве не ты сказал, что Хью позаботился о нашей Розамунде? Что он сделал такого, против чего твой брат бессилен?

– Немного терпения, жена, – хмыкнул Эдмунд. – Я буду держать язык за зубами до нужного момента. Обещаю, что Генри останется в дураках и ничего не сможет предпринять. Ни Розамунда, ни Фрайарсгейт никогда ему не достанутся.

– Если для того чтобы увидеть чудо, нужно потерпеть, я все вытерплю, – пообещала Мейбл, снова вставая и принимаясь расшнуровывать платье. – Уже поздно. До утра осталось немного. Пойдем в постель, муженек.

– Согласен, – кивнул он, тоже вставая. – Завтра нас ждет долгий и трудный день.

Глава 3

– Твой муж мертв? – притворно удивился Генри Болтон. – Но в таком случае, племянница, мне не понадобится его подпись, чтобы выдать тебя за своего сына, не так ли?

Ты снова под моей опекой и будешь делать, как тебе ведено. – Он широко улыбнулся девочке. – Давай поскорее похороним его и покончим с этим. Думаю, мне стоит взять тебя с собой в Оттерли, чтобы наставить в правилах хорошего поведения, подобающего достойной жене. Хью вбил тебе в голову идеи, не подобающие твоему положению. Я же пойду против своих правил и поручу присматривать за Фрайарсгейтом бастарду моего отца, Эдмунду Болтону.

– Погребение состоится на закате, – твердо ответила Розамунда. – Арендаторы хотят оказать Хью последние почести и поэтому с самого рассвета приходят в дом.

Она говорила медленно и размеренно, хотя сердце трепыхалось, как пойманная птичка. Она просто сбежит, прежде чем позволит Генри Болтону разлучить ее с Фрайарсгейтом.

Но Розамунда доверяла Эдмунду так же беззаветно, как Хью, упокой Господь его безгрешную душу.

– Если хочешь опустить его в землю вечером, мне придется остаться еще на одну ночь, – пожаловался Генри.

– Хью Кэбот был мне хорошим супругом, а здешним обитателям – добрым хозяином, дядюшка. И поэтому заслуживает достойных похорон. Я не позволю наспех бросить его в яму и засыпать землей только потому, что это устраивает тебя и твое отродье, – резко бросила Розамунда. Она была бледна как смерть. Под глазами темнели круги.

– О, как знаешь, – мрачно буркнул Генри. – Совсем неплохо провести еще одну ночь вдали от Мейвис и ее постоянного нытья. Но утром мы уезжаем, Розамунда.

– Вряд ли я смогу так быстро собраться, – запротестовала она. – Кроме того, завтра утром священник прочтет завещание Хью.

– Его завещание ничего не изменит, племянница, – злобно пропыхтел Генри с таким негодующим видом, что мясистые щеки затряслись.

– Он был моим супругом и имел на меня все права. Я должна повиноваться его последним желаниям, каковы бы они ни были, – мило улыбнулась Розамунда.

– Его желания совершенно не важны. Я твой ближайший родственник. С этой минуты ты – моя подопечная, каковой была всегда, со смерти твоих родителей. Закон, Божий и человеческий, гласит, что ты должна повиноваться моим приказам, и я ничего не желаю больше слышать!

Генри потянулся к чаше с вином и, выпив содержимое одним глотком, стукнул чашей о столешницу.

– Ты поняла меня, племянница? Я твой хозяин, и никто другой.

– Последняя воля моего мужа будет исполнена, – решительно заявила Розамунда и, повернувшись, покинула зал.