«Пятая колонна» Гитлера. От Кутепова до Власова - Смыслов Олег Сергеевич. Страница 25

Снабжение питанием местных жителей и военнопленных, не находящихся на службе в германской армии из воинских кухонь, и раздача папирос и хлеба является ненужной гуманностью.

Все, в чем отечество отказывает себе и руководство с большими трудностями посылает на фронт, солдат не должен раздавать врагу, даже в том случае, если это является трофеями…

Пассивность многочисленных антисоветских элементов, занимающих выжидательную позицию, должна быть ликвидирована путем разъяснения, и они должны быть привлечены к активному сотрудничеству в борьбе против большевизма.

Если они не идут на это, то пусть не жалуются на то, что с ними обращаются как с приверженцами советского строя. Страх перед германскими мероприятиями должен быть сильнее угрозы со стороны бродячих большевистских остатков.

Не вдаваясь в политические соображения на будущее, солдат должен выполнять двоякую задачу:

1. Полное уничтожение большевистской ереси, советского государства и его вооруженной силы.

2. Беспощадное искоренение вражеского коварства и жестокости и тем самым обеспечение безопасности жизни вооруженных сил Германии в России».

И вот как она обеспечивалась (из спецсообщения особого отдела НКВД Западного фронта от 1 ноября 1941 г.):

«Ряд населенных пунктов противником не занимается, но в подавляющее большинство населенных пунктов враг посылает по 2 – 4 автомашины с солдатами, которые забирают у населения продукты, белье, швейные машины и т. д., вылавливают выходящих из окружения красноармейцев и уводят их с собой. Необходимо отметить, что штабы противника размещаются в небольших деревнях или дачах. При занятии деревень противником колхозники в большинстве случаев из домов выгоняются. Командиров и красноармейцев, выходящих из окружения, противник старается захватить без боя. Отмечены неоднократные случаи, когда при оказании сопротивления бойцами немцы в бой не вступают. Характерно, что одиночки или группы немецких солдат, заметив красноармейцев и крикнув «Рус сдавайся», сами бегут или же стоят, не принимая никаких мер к преследованию».

Из разведсводки № 7 4-го управления НКВ Д СССР можно узнать о положении в городе Сталинграде и Сталинградской области при немцах (18 ноября 1942 г.):

«В оккупированных районах гор. Сталинграда немцами установлен строгий режим. Хождение по улицам воспрещено. Центр города усиленно охраняется, туда никого из жителей не пускают…

Все трудоспособное население города принудительно мобилизовано на разные работы: восстановление мостов, сооружение оборонительных укреплений, обслуживание солдат (стирка белья, работа на солдатской кухне)…

В здании Третьего Дома Советов, на углу улиц Чапаевской и Ладожской, размещается германская комендатура. Последняя начала свою деятельность с того, что объявила мобилизацию женщин для работы в немецких госпиталях и «сдачу» населением теплых вещей и обуви для германской армии.

В оккупированных районах города немцы приступили к созданию местных органов власти.

Бывший зав. хирургическим отделением железнодорожной больницы доктор Макушин, 50 – 55 лет, назначен немцами старостой одного района или всей оккупированной части города.

Оккупационный режим в сельских местностях Сталинградской области так же жесток, как и в городе.

В изданных германским командованием приказах было объявлено, что колхозы, совхозы и МТС являются теперь собственностью германской армии. Колхозное и государственное имущество и ценности не подлежат никакому разделу. Колхозники и рабочие совхозов и МТС превращаются, по существу, в рабочую силу, работающую под надзором и руководством германских военных властей.

Так, в хуторе Раскопкино, Клетского р-на, немецкое командование собрало все население во дворе МТС и приказало идти на уборку хлебов. Встретив решительное сопротивление колхозников, немецкие офицеры начали избивать их плетками, понуждая, таким образом, к тому, чтобы они взялись за работу…

Отношение к немцам со стороны местного населения враждебное. Даже отдельные, ранее доброжелательно настроенные к немцам жители хуторов и станиц теперь не верят им и нередко открыто высказывают свое враждебное отношение к оккупантам…

В конце июля и начале августа с.г. немцы проводили активную компанию по выборам сельских старост. Там, где немцам не удалось «избрать» старост, они их назначили через представителей военных частей, посланных на собрания, где «избирались» старосты.

В таких случаях одного слова немецкого офицера достаточно, чтобы старостой был тот, кого он назовет. Обычно – это старики из кулацкой среды, антисоветски настроенные».

Оккупация даже для тех, кто ее ждал, показалась адом. Одна из жительниц Ростовской области, в прошлом считавшаяся антисоветски настроенной, как-то сказала по секрету: «Советская власть в тысячу раз была лучше, чем эти ироды, немцы».

На захваченной территории Сталинграда немцы застали более 200 тыс. жителей. С первых же дней они установили жестокий режим, объявив восточную сторону центральной части города запретной зоной для местных граждан.

Правом беспрепятственного передвижения по всей оккупированной части города в любое время суток пользовались только старосты и полицейские, имевшие специальные нарукавные повязки и удостоверения от комендатуры. С середины октября 1942 г. немецкие военные комендатуры приступили к принудительной эвакуации населения. В городе были оставлены жители, необходимые для обслуживания воинских частей и проведения оборонительных работ, а значительное число было отправлено на работу в Германию, на Украину и в Донбасс, на восстановительные работы в промышленности.

Туда направлялись только здоровые мужчины и бездетные женщины, проходившие медосмотр в лагерях в гор. Калаче, на ст. Чир и Гумрак, где были собраны все изгнанные из города.

На 1 января 1943 г. в оккупированной части Сталинграда оставалось не более 12 – 15 тыс. человек.

До этого в трех районах города немцы провели «главную регистрацию» и учет всего оставшегося населения. На всех зарегистрированных были заполнены учетные карточки и сделана отметка в паспорте. Таким образом, комендант города пытался затруднить пребывание в городе военнопленных, партизан и других категорий жителей, стремившихся проникнуть в черту города.

В трех других районах города в связи с поголовным выселением жителей регистрация сначала не проводилась, но потом ее прошли только 2000 человек. А 10-го числа немцы сделали перерегистрацию. Лица, не имевшие документов, представили письменные поручительства от прошедших ранее «главную регистрацию».

В виде платы за перерегистрацию взималось 2 кг пшеницы, 3 кг ржи или пшено, овес, соль, мыло.

Голодные немецкие солдаты и офицеры перехватывали по дороге в комендатуры жителей и отбирали у них эту дань. Однажды комендант города генерал Леннинг заявил своим сотрудникам: «город Сталинград официально предназначен открытому грабежу из-за его удивительного сопротивления». Сам генерал прибрал себе 14 ковров, много фарфора, столового серебра и других предметов, которые затем увез с собою в Харьков.

В Сталинграде размеры проводимых немцами грабежей превзошли все, что имело место в других оккупированных городах и населенных пунктах Советского Союза. Но особо широкие масштабы они приняли с момента окружения.

Тогда даже создавались специальные команды, имевшие официальные разрешения. При активном содействии старост, полицейских и пособников из числа уголовных элементов и «обиженных» они отбирали у населения зерно и продукты питания. С той же целью в грабежах участвовали и «украинские добровольческие полицейские отряды».

Ограблениям не подвергались лишь прямые пособники, добровольно поступившие к ним на службу. Они имели документы, запрещающие немецким солдатам производить у них какие-либо изъятия. У их домов или квартир вывешивались дощечки с надписью: «Не трогать!»

В тыл немецкой армии и Германию из города вывозились цветные металлы, часть черного металла, смазочные масла и жиры, кожа и химические вещества. Из Сталинградского элеватора было вывезено около 20 тыс. тонн хлеба. При этом культурно-просветительные и коммунально-бытовые учреждения города для гражданского населения не восстанавливались, не работали театры, кино и радио, не издавались газеты.