«Пятая колонна» Гитлера. От Кутепова до Власова - Смыслов Олег Сергеевич. Страница 3

А в это время в Советском Союзе боролись с «троцкистами» и «двурушниками».

За всеми, кто был как-нибудь связан с Троцким, устанавливали наблюдение, их арестовывали, ссылали, уничтожали. Сотрудники НКВД приезжали в архивы Красной армии, Центрального комитета партии, Октябрьской революции и тщательно просматривали директивы, приказы и переписку Троцкого. Всем, кто когда-либо был в подчинении у Троцкого, грозили арест и клеймо врага народа. Именно так, искусственно, росли ряды «троцкистов».

Сам Троцкий, с неизменным сарказмом высмеивал парадоксы такой сталинской борьбы в своей статье «Итоги процесса»: «Из тех итогов, которые Вышинский должен подвести последней серией процессов, советское государство выступает как централизованный аппарат государственной измены: Глава правительства и большинство народных комиссаров; важнейшие советские дипломаты; все руководители Коминтерна; главные руководители хозяйства; лучшие полководцы и руководители Красной Армии; наиболее выдающиеся рабочие-революционеры, выдвинутые большевизмом за 35 лет; глава и члены правительства Российской Советской республики; все без исключения главы трех десятков советских республик; руководители ГПУ в течение последних десять лет… наконец, и это важнее всего, члены всемогущего Политбюро, фактической верховной власти страны – все они стояли в заговоре против Советской власти, даже в те годы, когда она находилась в их руках. Все они, в качестве агентов иностранных держав, стремились разорвать построенную ими советскую федерацию в клочья и закабалить фашизму народы, за освобождение которых они боролись десятки лет. В этой преступной деятельности премьеры, министры, маршалы и послы неизменно подчинялись одному лицу. Не официальному вождю, нет – изгнаннику. Достаточно было Троцкому пошевелить пальцем, и ветераны революции становились агентами Гитлера и Микадо. По «инструкции Троцкого»… руководители промышленности, транспорта и сельского хозяйства разрушали производительные силы страны и ее культуру. По пересланному из Норвегии или Мексики приказу «враги народа», железнодорожники Дальнего Востока устраивали крушения воинских поездов, а маститые врачи Кремля отравляли своих пациентов… Но здесь возникает затруднение. Если все узловые пункты аппарата заняты троцкистами, состоящими в моем подчинении, почему в таком случае Сталин находится в Кремле, а я в изгнании?»

Если уж сам Троцкий так едко высмеивал сей бред, то что же остается нам? Мы можем никак не относиться к Льву Давидовичу, можем обвинять его во многих грехах, но нельзя не учитывать фактов. С его отъездом сначала в ссылку, потом из СССР лишь некоторые приверженцы сохранили ему верность. Но таких были десятки, ну, может быть, сотни. Одни осудили троцкизм и отошли от политической деятельности, другие, кого Сталин простил, вернулись в Москву на незначительные посты. Но никто из них не представлял какую-то угрозу строю и обществу.

В заключительном слове на мартовском (1937) Пленуме ЦК Сталин говорил: «Вспомните последнюю дискуссию в нашей партии в 1927 г. Это был настоящий партийный референдум. Из 854 тысяч членов партии голосовало только 730 тысяч членов партии. Из них за большевиков, за Центральный Комитет партии против троцкистов голосовало 724 тысячи членов партии, за троцкистов – 4 тысячи членов партии, то есть около полпроцента, и воздержалось 2600 членов партии. Не приняли участия в голосовании 123 тысячи членов партии. Не приняли они участия либо потому, что были в отъезде, либо потому, что были в сменах. Если к 4 тысячам голосовавших за троцкистов прибавить всех воздержавшихся, полагая, что они тоже сочувствовали троцкистам, и если к этой сумме прибавить не полпроцента не участвовавших в голосовании, как это следовало бы сделать по правилу, а 5 процентов не участвовавших, то есть около 6 тысяч членов партии, то получится около 12 тысяч членов партии, сочувствовавших так или иначе троцкизму. Вот вам вся сила троцкистов. Добавьте к этому то обстоятельство, что многие из этого числа разочаровались в троцкизме и отошли от него, и вы получите представление о ничтожности троцкистских сил».

Об отсутствии в партии и стране оппозиции Сталин заявлял и раньше. Так на XVII съезде ВКП(б) в 1934 г. он сказал:

«Настоящий съезд проходит под флагом полной победы ленинизма, под флагом ликвидации остатков антиленинских групп.

Разбита и рассеяна антиленинская группа троцкистов. Ее организаторы околачиваются теперь за границей на задворках буржуазных партий.

Разбита и рассеяна антиленинская группировка правых уклонистов. Ее организаторы давно уже отреклись от своих взглядов и теперь всячески стараются загладить свои грехи перед партией».

Выходит, и сам вождь всех времен и народов признавал отсутствие в 30-е г г. оппозиции.

Не располагая никакими объективными доказательствами о заговоре в Красной армии, но пытаясь обосновать наличие такового, следствие сфабриковало пять противоречащих друг другу предположений об обстоятельствах его возникновения.

По этому делу получилось, что заговор возник:

1) по инициативе Тухачевского, в его бонапартистских целях;

2) по директиве Троцкого;

3) по указанию центра правых;

4) по решению блока троцкистско-зиновьевской и правой организации;

5) по установкам, исходившим от Генштаба Германии.

2. Эмигранты

Старая русская эмиграция в основном проживала в Европе, но ее центр – Берлин, где стоимость жизни была достаточно невысокой, уже в 20-е г. уступил место Парижу. Если в 1922 г. в Германии находилось 600 тысяч эмигрантов, то в 1923-м – 400, в 1924-м – 500, в 1925-м – 250, в 1928-м – 150 и в 1934-м – 50 тыс.

Тяжелая инфляция 1923 г. и улучшение отношений между Германией и Советским Союзом по Раппальскому договору 1922 г. заставили русских эмигрантов искать более гостеприимное убежище во Франции, в ее культурном, общественном и политическом центре.

Достаточно сказать, что к концу 20-х г. во Франции проживало до 40% всей эмиграции. Кроме Германии и Франции много русских эмигрантов проживало в Югославии, Чехословакии, Польше, Болгарии, в Прибалтике и на Дальнем Востоке. К сожалению, до сих пор нет точных данных о количестве беженцев из России в годы Гражданской войны. Однако, по некоторым источникам, эта цифра составляет два миллиона человек, что подтверждается и информацией Американского Красного Креста на 1920 г. – 1 964 000.

Только эвакуация Русской Армии генерала Врангеля из Крыма в ноябре 1920 г. привела в Константинополь на 126 кораблях 145 693 человека, не считая судовых команд, в том числе 50 тыс. чинов армии и 6 тыс. раненых.

Командование армии, оказавшись за границей, борьбу с большевизмом не считало законченной и всеми силами стремилось сохранить личный состав для будущих «сражений». Но оказавшись в тяжелом положении, когда начались массовые заболевания и у тысяч людей открылся туберкулез в острой и быстро прогрессирующей форме (на февраль 1921 г. численность армии составила 48 319 человек, среди которых половина были офицеры), П.Н. Врангель пришел к мысли сохранить армию в «полускрытом виде». Тем более что положение офицеров и вне армии было не намного лучше. Им приходилось работать продавцами газет, посудомойками, грузчиками, чернорабочими и т. д.

1922 – 1924 гг. стали критическими в судьбе офицеров эмигрантов. Армия не могла больше существовать как вооруженная сила, хотя бы в связи с тем что все трудоспособные военнослужащие находились на собственном содержании.

Приказом №82 от 8 сентября 1923 г. офицерские союзы и общества зачислялись в состав армии и передавались под руководство представителей Главного командования в соответствующих странах.

А почти через год – 1 сентября 1924 г. было объявлено о создании Русского общевоинского союза (РОВС), который включал в себя всех солдат и офицеров Белых армий, оставшихся верным идеям Белого дела, и главной его задачей стало сохранение офицерских кадров для развертывания в будущем новой русской армии. Организации РОВСа были трех типов: