Хрононавигаторы - Снегов Сергей Александрович. Страница 35
Аркадий выкрикнул эти слова с гневом и угрозой. Он вдруг ощутил, что в нем самом что-то очень важное переменилось. Он больше не был веселым юнцом-хронавтом, в столь молодые годы наделенным высоким званием хроноштурмана, - он стал суровым мужчиной, какого показывало Зеркало Сущности в зале Предварения. И на руках у него было слабое существо, почти ребенок, доверчиво прильнувшее к спасителю. Он должен был ее защитить, он жаждал ее защитить - это была его священная обязанность, его радостный долг взрослого, собственным телом заслоняющего ребенка от опасности, высочайший долг мужчины, собственной жизнью спасающего женщину. Он вдруг стал как бы всеми отцами мира, людьми и нелюдьми, оберегающими своих детей. Он ощутил себя мужчиной всех мужчин вселенной - охранителем и надеждой всех женщин мира!
- Я спасу тебя, Салана, спасу, мы уже вышли в хорошее место, бормотал он и вдруг оборвал бормотание.
Он остановился, вгляделся в девушку. Она холодела. Она преображалась. Левая здоровая половина тела теряла свою резкую отличность от одряхлевшей правой. Обе половинки сливались, в них восстанавливалась целостность времени. Салана вновь обрела единое время существования - не жизненное неровное время, а постоянное вечное время смерти. На руках у Аркадия лежала маленькая, почти лишенная веса старушка. Аркадий положил Салану на траву, молча смотрел на нее.
- Не донес, - сказал он горько. - Прости, не донес тебя.
Потом он собрал камни и, как перед тем хоронил Ланну, похоронил и его подругу. Когда вознесшийся холмик полностью закрыл маленькое тело, Аркадий сел рядом с могилой. Надо было идти, спасение было недалеко. В нарядном голубом лесу уже не грозили разрывы времени, хроновороты и хронобои: еще тысяча шагов - и кончатся его страдания. Но у него не было сил сделать эту тысячу шагов. И не было желания искать спасения - так непреодолимо трудно стало добывать его.
Все же он заставил себя встать и пойти. Но он не шел, а плелся: тело стало тяжелым для ног, в глазах все расплывалось и мелькало. Споткнувшись о бугорок, он упал.
Теперь ему было хорошо. Он смотрел на серое небо: где-то вверху одна безжалостная Гаруна преследовала другую, - он не видел их, они были вне обзора. Тихо шумела голубая листва деревьев, тонко пела оранжевая трава. Он закрыл глаза. Надо было заснуть, надолго заснуть.
До него донеслись голоса, кто-то с силой схватил его за плечи, потряс, кто-то целовал его щеки, со слезами говорил:
- Сын мой, родной мой! Мальчик мой, скажи что-нибудь!
С усилием он поднял веки. Около него на коленях стояла Мария Вильсон-Ясуко - она тормошила его, по лицу ее текли слезы. Он не поверил, что это Мария, ее не могло здесь быть. Он не хотел отвечать на ее призыв, на ответ не было сил. Он перевел взгляд в сторону. Вокруг Марии толпились какие-то фигуры, он не узнавал их. Только одна показалась отдаленно знакомой: она чем-то напоминала Асмодея. На ней был такой же камзол средневекового аристократа, та же сломанная шпага, рожки, высовывавшиеся из кудлатой головы. Но это не мог быть киборг: тот был строен и элегантен, этот изодран, согнут, изможден - развалина, а не изящный кавалер.
Аркадий перевел взгляд дальше. Справа от Марии стояло незнакомое высокое существо - нечто очень похожее на человека и очень нечеловеческое. Львиной головой и гривой он напоминал Старейшину Старейшин Гуннара Гунну, но был много моложе, не имел таких длинных рук и был лишен хвоста. Он был высок, этот незнакомец, рост гармонировал с величавой осанкой.
Мария встала с колен и сказала величавому незнакомцу:
- Ватута, прикажи положить Аркадия на носилки. Он плох, его надо срочно доставить на "Гермес".
Незнакомец церемонно поклонился настоящим человеческим поклоном и громко ответил на хорошем человеческом языке:
- Будет исполнено, повелительница!
Часть третья
МЕРТВОЕ БЕССМЕРТИЕ
1
Михаил Петер Бах, знаменитый на Земле археолог, академик и знаток населенных и пустынных планет ближнего к Солнцу космоса, человек, испытавший множество опасных приключений и неизменно выходивший сухим из воды, ни минуты не сомневался, выпадая из разваливающегося шара, что гибель и на этот раз не близко. Его выбросило наружу, но не разбило; его непреодолимо тащило куда-то, но тащило мягко; он вполне мог разнести свой череп о любой крупный камень, но его увертывало от камней. Это не случайность, понял он. "Меня похищают", - подумал он и перестал сопротивляться уносящей силе.
И он не удивился, когда вдруг почувствовал, что его тело уже не катится, а летит над почвой. "Подняли антигравитационным полем, хладнокровно думал он, - а зачем подняли? Что-то новое, подождем". Новое предстало в образе такого же шара, из какого его выбросило, но значительно крупней. Шар подлетел вплотную, в нем открылся лаз, из лаза высунулась рука, схватила человека и втянула в шар. Бах упал на пол, с усилием приподнялся. У пульта сидело трое аборигенов, весьма похожих на людей. Лишь у того, кто втянул его, руки были по-дилоньи гибки; у двух других они, более короткие, явно не удлинялись, а хвостов не было ни у одного. И лица у всех были скорей обезьяноподобными, а не собаковидными, как у дилонов; на теле - густая шерсть, губы выпячены. Все трое повернулись к Баху спиной, как только он поднялся с пола, - похоже, он больше их не интересовал. Один что-то сказал другому, тот что-то ответил - они разговаривали звуковой речью, слова были непонятны, но это были слова, а не однообразный визг дилонов, лишь сопровождающий передачу мыслей. Это приободрило Баха, - акустической речью, как она ни сложна, все же легче овладеть, чем телепатированием неизвестно как закодированных мыслей.
Он обратился к аборигенам, стараясь говорить медленно и членораздельно, чтобы они, если и не поймут сразу, то хоть запомнили слова:
- Вы рангуны? Не откажите в любезности сообщить, куда меня волочите? В смысле: для чего похищаете?
Все трое разом обернулись. Один сказал гортанно, как бы не произнося, а выплевывая каждое слово поодиночке:
- Хаврон. Бедла.
- Хаврон. Кадла, - подхватил второй.
Третий закончил:
- Хаврон. Рудла.
И все трое опять повернулись спинами к Баху.
- Понятно. Хавроны, - сказал Бах в спину троим. - Воины рангунов. Не знаю, будет ли приятным наше знакомство, но все же познакомимся. Я человек, Михаил Петер Бах, археолог. Впрочем, вряд ли вы поймете, что такое археолог. Да и вообще сомнительно, чтобы вы хоть словечко мое понимали. Но все же - куда вы меня тащите?
Хавроны, уловив вопросительную интонацию, обернулись.
- Хаврон. Бедла, - выплюнул первый.
- Хаврон. Кадла, - дополнил второй.
- Хаврон. Рудла, - закончил третий.
Бах помолчал. Долго молчать он не мог. Его распирало от мыслей и чувств. В далеких походах он привык общаться со словоохотливым и умным собеседником - самим собой. Он заговорил вслух:
- Итак, хавроны. Дилоны ненавидят хавронов (все они обезьянолики или только эти три молодца?) пожалуй, больше, чем рангунов. Это-то, впрочем, объяснимо. Слуга врага всегда отвратительней самого врага. И тащат меня эти слуги, естественно, не по своей прихоти, а по велению господина. Возможно, по приказу Верховного Злодея рангунов, как его назвал Старейшина Старейшин, тот милый старец, который сейчас трудит свою высокомудрую голову над мучительной загадкой, сколько ангелов можно разместить на острие иголки. Как его зовут, Верховного Злодея? Да, вспомнил - Ватута!
Трое хавронов поспешно вскочили, услышав громко произнесенное имя, разом обернулись, разом склонили мохнатые головы.
- Хаврон. Бедла, - почтительно сказал первый.
- Хаврон. Кадла, - угодливо добавил второй.
- Хаврон. Рудла, - торжественно завершил третий.
- Заткнитесь, лохматые! - раздраженно попросил Бах. - Мне ваши церемонные самопредставления надоели. Одно важно: кому и зачем я нужен, а этого вы не скажете, даже если бы знали, а наверно, и не знаете. Поэтому помолчим. Сидите ко мне спинами. Спины у вас еще невыразительней лиц. Один древний писатель по выражению спин определял характер людей точней, чем по их лицам. Вы его не читали, естественно. Интересно, умеют ли в вашей стране читать? У дилонов, считающих себя воплотителями Высшего Разума, книг нет, но разум есть, хотя, по-моему, не высший. Впрочем, это мое частное мнение. Поэтому и о дилонах помолчим. В вашем летательном снаряде все стены изнутри прозрачны, это хорошо. Конечно, взирать на ваши светила: и томную Голубую, и разъяренную Белую - равно нерадостно, зато можно полюбоваться планетой. Хорошая планета Дилона, одно плохо - враждуете, воюете, а зачем? Причины войны позабыли - значит, и прекратить войну не можете, ибо без устранения позабытых причин... В общем, неважная ситуация, лохматые. Вы не находите?