Гадкий городишко - Сникет Лемони. Страница 20

— Чифт, — произнесла Солнышко и легонько куснула Клаусу руку.

Вайолет обняла его и почувствовала, что глаза у нее тоже мокрые.

— Солнышко права. Избалованным тебя не назовешь.

Бодлеры посидели так немножко и тихонько поплакали, занятые мыслями о том, в какой ужас превратилась их жизнь за совсем короткое время. Казалось бы, прошлый день рождения был не так уж давно, и тем не менее воспоминание о противном хлебном пудинге превратилось в нечто смутное и расплывчатое, как город Г.П.В., когда он впервые предстал перед ними на горизонте. Странно было ощущать что-то таким близким и в то же время таким далеким. Они сидели и оплакивали маму и отца и все то хорошее, что ушло из их жизни после того ужасного дня на пляже. Наконец дети выплакались как следует, Вайолет вытерла глаза и выдавила из себя улыбку.

— Клаус, — сказала она, — мы с Солнышком готовы предложить тебе любой подарок на выбор. Все, что есть в Камере-Люкс, — твое.

— Спасибо большое. — Клаус тоже улыбнулся, оглядывая грязное помещение. — Вообще-то я хочу деус экс махина.

— Я тоже, — сказала Вайолет и взяла у Солнышка кувшин, чтобы попить. Но едва она запрокинула голову и подняла глаза кверху, взгляд ее остановился на потолке в дальнем углу камеры. Она поставила кувшин на пол, быстро подошла к стене и стерла грязь, чтобы понять, из какого материала сложена стенка. Затем она поглядела на младших и широко улыбнулась.

— Поздравляю тебя, Клаус, Капитан Люсиана доставила нам бога из машины.

— При чем тут бог из машины? — запротестовал Клаус. — Она принесла кувшин воды.

— Кекс! — выкрикнула Солнышко, что означало «И хлеб!».

— Лучшего бога из машины мы здесь не получим, — ответила Вайолет. — Встаньте оба. Мне нужна скамейка. В конце концов она нам, возможно, сослужит службу. Мы используем ее как трап, о котором говорил Клаус.

Вайолет положила хлеб у стены под самым окошком и затем туда же прислонила стоймя скамейку.

— Мы будем лить воду из кувшина так, чтобы вода стекала по скамье и попадала на стену, — начала она объяснять. — Вода будет падать прямо на хлеб, который сыграет роль губки и будет впитывать воду.

Потом мы выжмем хлеб прямо в кувшин и начнем сначала.

— И что нам это даст? — осведомился Клаус.

— Стены камеры сделаны из кирпича, — ответила Вайолет, — их скрепляет известковый раствор. Он похож на глину и застывает, как клей. Вода растворит известь, расшатает кирпичи, и в конце концов мы сможем убежать. Я думаю, что нам удастся растворить известь, если поливать стену водой.

— Но как это возможно? — не поверил Клаус. — Ведь стены прочные, а вода легкая.

— Вода одна из самых могучих сил на Земле — ответила Вайолет. — Океанские волны разрушают каменные скалы.

— Донакс! — воскликнула Солнышко, желая сказать что-то вроде «Но на это уходят годы и годы, а нас, если мы не убежим, сожгут на костре уже завтра днем».

— Тогда хватит заниматься рассуждениями и давайте начнем лить воду на стенку, — скомандовала Вайолет. — Придется делать это всю ночь, если хотим растворить известь. Я буду наклонять стоящую торчком скамейку. Ты, Клаус, встань рядом со мной и лей воду. Солнышко, ты держись поближе к хлебу и, как только он пропитается водой, неси его ко мне. Готовы?

Клаус взял кувшин и приставил его к верхнему концу скамьи. Солнышко подползла к хлебу, который был ненамного меньше ее.

— Готовы! — хором ответили младшие Бодлеры, и все трое начали приводить в действие растворяющее изобретение старшей сестры. Вода стекала по скамье и попадала на стену, потом текла по стене и впитывалась губчатым хлебом. Солнышко быстренько относила хлеб Клаусу, тот выжимал его в кувшин, — и весь процесс начинался сначала. Сперва могло показаться, что Бодлеры опять идут по ложному пути и лают не на то дерево — вода оказывала на стену камеры не большее действие, чем шелковый шарф на атакующего носорога. Но скоро стало ясно, что вода, в отличие от шелкового шарфа, действительно одна из самых могучих сил на Земле. К тому времени как Бодлеры услышали шум вороньих крыльев, перед перелетом ворон Г.П.В. в центр для дневного времяпрепровождения, раствор извести между кирпичами немного размягчился, а когда последние лучи солнца заглянули в окошко сквозь решетку, известь начала уже порядком размываться.

— Греспо, — заметила Солнышко, имея в виду примерно «Смотрите-ка, известь начала уже порядком размываться».

— Здорово, — отозвался Клаус. — Вайолет, если твое изобретение спасет нам жизнь, это будет твой лучший подарок на мой день рождения, даже если считать сборник финской поэзии, который ты мне подарила в мои восемь лет.

Вайолет зевнула:

— Кстати о поэзии — почему мы пере-стали обсуждать двустишия Айседоры Квегмайр? Мы так и не вычислили, где спрятаны тройняшки, и, кроме того, когда разговариваешь, легче не заснуть.

— Отличная идея, — похвалил Клаус и прочел наизусть:

Фамильные камни — причина ужасного плена.
Однако друзья нас найдут и спасут непременно.
Невольно молчим мы и ждем, чтоб рассвет наступил.
Тоскливый безмолвствует клюв в ожидании крыл.
А если хотите быстрей нас избавить от бед,
Найдите в начале стихов долгожданный ответ.

Бодлеры выслушали стихи и принялись занимать свои мысли всеми возможными способами, которые помогли бы им разгадать смысл стихов. Вайолет держала наклонно поднятую скамейку, но все ее мысли были сосредоточены на вопросе: почему первое двустишие начиналось со слов «Фамильные камни — причина ужасного плена», ведь Бодлеры и без того давно знали про наследство Квегмайров. Клаус лил воду из кувшина, чтобы она стекала по стене, но все его мысли были сосредоточены на словах «Найдите в начальных словах долгожданный ответ» и на том, что Айседора имела в виду. Солнышко следила за хлебом, раз за разом впитывавшим воду, но мысли ее крутились вокруг второй строки двустишия, а главное — вокруг слова «клюв». Трое Бодлеров трудились до утра, используя растворяющее изобретение Вайолет и беспрерывно обсуждая стихи Айседоры. И если они сильно продвинулись в растворении извести, скреплявшей кирпичи в стене камеры, то разгадывание стихов Айседоры не сдвинулось с места.

— Может, вода и одна из самых могучих сил на Земле, — проговорила Вайолет, когда рано утром послышался шум крыльев прибывающих в дальние кварталы ворон, — но зато поэзия, пожалуй, самая непонятная. Мы гадаем и гадаем и все равно не можем догадаться, где Квегмайры.

— Не мешало бы еще раз получить бога из машины, — сказал Клаус. — Если в самое ближайшее время не подвернется что-то полезное, нам не спасти наших друзей, даже если самим и удастся сбежать отсюда.

— Тс! Тс! — неожиданно раздалось из-за окошка, и дети так перепугались, что разроняли все растворяющие устройства. Они взглянули вверх и увидели за прутьями чье-то неясное лицо. — Эй, Бодлеры! — прошептал голос.

— Кто там? — шепнула в ответ Вайолет. — Нам не видно.

— Это я, Гектор. Считается, что я сейчас делаю утреннюю работу в центре, но я прокрался сюда.

— Вы можете нас отсюда выпустить? — спросил Клаус шепотом.

Несколько секунд дети не слышали ничего, кроме бормотанья ворон, плещущихся в Птичьем Фонтане. Затем они услышали вздох.

— Нет, — ответил Гектор. — Единственный ключ от тюрьмы у Капитана Люсианы, а стены тут сделаны из прочного кирпича. Пожалуй, мне не удастся вас отсюда вызволить.

— Дейла? — спросила Солнышко.

— Сестра спрашивает, сказали ли вы Совету Старейшин, что в ночь убийства Жака мы были с вами, так что не могли совершить этого преступления?

Снова последовало молчание.

— Нет, — наконец ответил Гектор. — Сами знаете, я так робею в их присутствии, что не в состояний говорить. Мне хотелось выступить в вашу защиту, когда Детектив Дюпен обвинил вас в убийстве. Но как взглянул на вороньи шляпы, так рта не мог открыть. Но я придумал кое-что, чтобы помочь вам.