Кровожадный Карнавал - Сникет Лемони. Страница 25

Глава одиннадцатая

Я знаю еще одного писателя, которого многие считают, как и меня, умершим. Имя его — Уильям Шекспир, и писал он пьесы четырех родов: комедии, любовные пьесы, исторические пьесы и трагедии. В комедиях персонажи, естественно, много шутят и налетают на разные предметы. В любовных пьесах люди влюбляются и даже порой женятся. В исторических пересказываются события, происходившие в действительности, как и у меня в повести о бодлеровских си-ротах. В трагедиях же обычно сперва все идет вполне благополучно, но постепенно обстоятельства ухудшаются, и под конец всех персонажей либо убивают, либо ранят, либо причиняют им те или иные неприятности. Смотреть трагедии вообще не слишком весело, — как из зала, так и находясь на сцене. Но из всех шекспировских трагедий наименьшее веселье доставляет «Король Лир», где рассказывается о короле, который сходит с ума, и о дочерях, которые в это время замышляют убить друг друга, а также некоторых других людей, действующих им на нервы. В конце пьесы один из шекспировских персонажей говорит: «…доживем мы до того, что люди станут пожирать друг друга, как чудища морские», иными словами: «Как печально, что люди кончают тем, что нападают друг на друга, как будто они свирепые морские чудовища». И когда со сцены звучат эти горькие слова, зрители частенько плачут, или вздыхают, или дают себе обещание в следующий раз пойти на комедию.

С огорчением должен поведать, что история бодлеровских сирот достигла той точки, когда уместно воспользоваться удручающей шекспировской фразой, чтобы описать, как чувствовали себя бодлеровские си-роты, обращаясь к толпе, собравшейся на краю ямы со львами, и пытаясь продлить историю своих приключений, не превратив ее в трагедию, хотя все вокруг, казалось, жаждали напасть друг на друга. Граф Олаф и его сообщники жаждали видеть, как Вайолет и Клаус спрыгнут вниз, где их ожидала смерть от съедения, для того чтобы популярность Карнавала Калигари выросла и Мадам Лулу продолжала бы предсказывать Графу Олафу судьбу. Эсме Скволор жаждала, чтобы в яму столкнули Мадам Лулу, а тогда все внимание Олафа досталось бы только ей одной. А бодлеровские коллеги готовы были помочь Эсме в ее замыслах, так как жаждали присоединиться к олафовской труппе. Репортерша из «Дейли пунктилио» и публика жаждали видеть агрессивное поведение и неряшливую манеру есть, чтобы посещение Карнавала не прошло зря. Львы же, которых били хлыстом и морили голодом, жаждали пищи.

Казалось, все представители человечества, собравшиеся в этот день около американских гор, жаждали каких-то ужасов, и когда Вайолет с Клаусом двинулись к доске, притворяясь, будто и они жаждут того же, они все трое чувствовали себя ужасно.

— Спасибо вам, Граф Олаф, за то, что выбрали мою и другую голову первыми жертвами львиного шоу, — торжественно произнес Клаус писклявым голосом.

— Хм, на здоровье, — отозвался Граф Олаф с некоторым недоумением. — Ну, прыгайте в яму, а мы все посмотрим, как вас будут пожирать львы.

— И побыстрее! — добавил мужчина с прыщами на подбородке. — Чтоб я не зря пришел на представление!

— А разве не интереснее смотреть, если кто-то другой столкнет урода в яму, а не сам он спрыгнет? — Вайолет лихорадочно придумывала, что сказать. — Так было бы гораздо агрессивнее.

— Гррр! — заворчала Солнышко, выражая согласие.

— А что, неплохая мысль, — задумчиво заметила одна из женщин с напудренным лицом.

— Да! Да! — закричала женщина с разноцветными волосами. — Я хочу увидеть, как двухголового урода сбросят львам!

— Согласна, — Эсме кинула злобный взгляд на двух старших Бодлеров, а потом на Мадам Лулу, — я бы тоже хотела видеть, как кое-кого сбросят в яму.

Толпа разразилась одобрительными криками, многие захлопали. Солнышко не спускала глаз с брата и сестры, которые сделали шаг к доске, нависавшей над ямой, где в ожидании томились голодные львы. Есть такие зануды, которые твердят, что если вдруг вы оказались в трудном положении, следует остановиться и сообразить, как правильнее поступить. Но трое детей и так знали, как правильнее было бы поступить: броситься к американским горам, впрыгнуть в тележки, пристегнуть приводной ремень и мчаться в Пустошах вместе с Мадам Лулу и ее газетной библиотекой, сперва спокойно объяснив собравшейся толпе, что кровопролитие — не лучший способ развлекаться и что Графа Олафа вместе с его труппой следовало бы немедленно арестовать. Однако в нашем безалаберном мире выпадают моменты, когда сообразить, как поступить правильно, не трудно, но вот поступить соответственно — нет возможности, и тогда приходится поступать как-то по-другому. Трое Бодлеров, стоявших в своих маскарадных костюмах посреди толпы, которая жаждала агрессивности и неряшливого обжорства, знали, что не могут поступить правильно, но они думали, что сумеют до-вести толпу до белого каления и во всеобщей сумятице попытаются улизнуть. Они, правда, не были уверены, правильно ли сейчас применять свое знание психологии толпы и умение оттягивать главное событие, но другого способа им в этот момент не приходило. Но правильно это было или нет, только план их начал срабатывать.

— Потрясающе! — возбужденно выкрикнула репортерша. — Так и вижу заголовок: «Уроды сброшены в львиную яму!» Подождите, вот прочтут это читатели «Дейли пунктилио»!

Солнышко издала самое громкое рычание, на какое была способна, и показала пальчиком на графа Олафа.

— Чабо хочет сказать на своем полуволчьем языке, что столкнуть нас в яму должен Граф Олаф. Ведь именно ему принадлежит идея львиного шоу, — объяснил Клаус.

— А ведь и правда! — воскликнул прыщавый. — Пускай Олаф столкнет Беверли-Эллиота в яму!

Граф Олаф бросил свирепый взгляд на Бодлеров, а потом оскалил свои грязные зубы в улыбке, глядя на толпу.

— Я бесконечно польщен вашим предложением, — он слегка поклонился, — но, боюсь, с этим ничего не получится.

— Почему это? — осведомилась женщина с пестрыми волосами.

Граф Олаф с минуту помедлил, а потом издал короткое пронзительное «апчхи», такое же искусственное, как ворчание Солнышка.

— У меня аллергия на всех кошачьих, — объяснил он. — Слышите? Я уже чихаю, хотя еще не ступил на доску.

— Почему-то аллергия не мешала вам бить львов хлыстом, — заметила Вайолет.

— Верно, — вставил крюкастый. — Первый раз слышу, что у вас аллергия, Олаф.

Граф Олаф сверкнул глазами на своего пособника.

— Леди и джентльмены… — начал он, но толпа больше не желала слушать никаких речей.

— Давай толкай урода в яму, Олаф! — раздался крик, и все одобрительно зашумели.

Граф Олаф нахмурился, но все же схватил Клауса за руку и подвел старших Бодлеров к доске. Толпа вокруг ревела, львы внизу рычали. Бодлерам стало ясно, что Графу Олафу не больше их хочется приближаться к голодным львам.

— Вообще-то сбрасывать людей в ямы не моя работа, — нервно сказал Граф Олаф, обращаясь к толпе. — Я, собственно, актер.

— У меня есть идея, — неожиданно проговорила Эсме фальшиво-сладким голосом. — Мадам Лулу, почему бы вам не пройти по доске и не столкнуть ваших уродов вниз?

— Не моя работа тоже, пожалуйста, — запротестовала Мадам Лулу, с беспокойством глядя на детей. — Я гадаю, а не сбрасываю уродов в яму.

— Не скромничайте, Мадам Лулу, — проговорил Граф Олаф с гадкой усмешкой. — Конечно, идея львиного шоу принадлежит мне, но вы самое главное лицо на Карнавале. Займите мое место на доске, а мы все посмотрим, как кто-то будет падать в яму, где его ждет смерть.

— Какое любезное предложение! — вскричала репортерша. — Вы удивительно великодушный человек, Граф Олаф!

— Сейчас посмотрим, как Мадам Лулу сбросит Беверли-Эллиота к львам! — закричал прыщавый, и все опять поддержали его одобрительными возгласами.

По мере того как начинала срабатывать психология толпы, возбужденные зрители становились все более управляемыми, и гадалку встретил громкий взрыв аплодисментов, когда она, нервничая, заняла место Олафа. Доска затряслась под тяжестью такого количества людей, и Бодлеры с трудом удержались на ногах. Толпа ахнула в напряженном волнении, а затем застонала, когда двум замаскированным детям удалось устоять.