Огромное окно - Сникет Лемони. Страница 5
Но сколько бы ни сравнивали дети жизнь у Тети Жозефины со своей прежней злосчастной жизнью, неудовлетворенность новыми обстоятельствами не уменьшалась. В свободное время Вайолет разбирала на части модель поезда, отвинчивая рычажки и переключатели в надежде изобрести с их помощью что-нибудь для приготовления горячей пищи, не пугая Тетю Жозефину. Но при этом ей хотелось, чтобы та просто взяла и включила плиту. Клаус обычно сидел в кресле в библиотеке, поставив ноги на скамеечку, и читал про грамматику, пока не закатывалось солнце. При этом он иногда поглядывал в окно на мрачное озеро, и ему невольно хотелось, чтобы они все еще жили у Дяди Монти с его рептилиями. Солнышко же, урывая время от занятий грамматикой, грызла голову Красотки Пенни, при этом невольно мечтая, чтобы родители их были живы, а сами они благополучно жили-поживали в бодлеровском доме.
Тетя Жозефина нечасто выходила из дому, так как слишком многое за его пределами ее пугало, но однажды дети рассказали про слова таксиста о приближающемся урагане Герман, и она согласилась спуститься вместе с ними в город, чтобы закупить продукты. Тетя Жозефина не ездила в автомобилях, так как боялась, что дверца не откроется и она окажется в ловушке, поэтому они шли всю дорогу вниз пешком. Когда они достигли рынка, ноги у Бодлеров буквально отваливались.
— Вы уверены, что не хотите, чтобы мы взяли на себя готовку? — спросила Вайолет, когда Тетя Жозефина протянула руку к бочонку с лимонами. — Когда мы жили у Графа Олафа, мы научились делать соус путтанеску. Это совсем нетрудно и абсолютно безопасно.
Тетя Жозефина покачала головой:
— Будучи опекуншей, я обязана готовить для вас еду, я мечтаю испробовать рецепт приготовления холодной лимонной похлебки. Поистине этот Граф Олаф — злой человек, подумать только — заставлять детей стоять около плиты!
— Да, он очень жестоко обращался с нами, — подтвердил Клаус, но не добавил, что приготовление обеда было наименьшим злом в течение того периода, когда они жили у Графа Олафа. — Меня до сих пор мучают кошмары, я вижу во сне ужасную татуировку у него на щиколотке. Она всегда меня пугала.
Тетя Жозефина нахмурилась и потрогала узел на макушке.
— Боюсь, ты сделал грамматическую ошибку, Клаус, — сурово произнесла она. — Когда ты сказал: «Она всегда меня пугала», можно было подумать, что ты имеешь в виду щиколотку, а ведь ты имел в виду татуировку. Надо было сказать: «Татуировка всегда меня пугала». Ты понял?
— Да, понял. — Клаус вздохнул. — Спасибо, что поправили меня, Тетя Жозефина.
— Нику-у! — выкрикнула Солнышко, что, возможно, означало нечто вроде: «Не очень-то вежливо указывать Клаусу на грамматические ошибки, когда он расстроен».
— Нет, нет, Солнышко, — решительно сказала Тетя Жозефина, поднимая глаза от списка покупок, — слова «нику» не существует. Вспомни, что мы говорили о правильной английской речи. Вайолет, будь добра, принеси несколько огурцов. Я, пожалуй, сделаю на следующей неделе холодный огуречный суп.
Вайолет внутренне застонала, то есть «она ничего не сказала, но в душе была разочарована из-за перспективы опять есть холодный обед». Однако она улыбнулась Тете Жозефине и свернула в проход, где продавались огурцы. Она с тоской глядела на полки с вкусными продуктами, для приготовления которых требовалось включить плиту. Вайолет надеялась, что когда-нибудь ей удастся сварить что-нибудь вкусное и горячее для Тети Жозефины и брата с сестрой с помощью изобретения, над которым она сейчас трудилась, используя детали паровоза. Она так глубоко погрузилась в изобретательские мысли, что перестала смотреть, куда идет, и налетела на кого-то, стоящего перед ней.
— Простите ме… — начала было Вайолет, но, подняв голову кверху, не закончила фразу. Над нею возвышался длинный тощий человек в синей матросской шапочке и с черной повязкой на левом глазу. Он глядел на нее с жадной улыбкой, как будто она была нарядно упакованным подарком на день рождения, который ему не терпелось вскрыть. Пальцы у него были длинные и костлявые, а сам он весь покосился на одну сторону, вроде дома Тети Жозефины, который висел на склоне холма. Опустив глаза вниз, Вайолет поняла, почему он так странно стоит: вместо левой ноги у него был толстый обрубок дерева и, как большинство людей с деревянной ногой, он переносил всю тяжесть на здоровую ногу, отчего и кренился на одну сторону. Хотя Вайолет впервые видела кого-то на деревянной ноге, она не по этой причине не закончила фразу. А причина состояла в том, что кое-что она видела раньше, а именно — яркий-преяркий блеск единственного глаза и одну-единственную длинную бровь.
Когда кто-то появляется в переодетом виде и маскировка не очень удачна, можно сказать, что этот человек виден насквозь. Это не значит, что он одет во что-то прозрачное из пластика или стекла или еще там из чего-то. Это только означает, что маскировка его никого обмануть не может, то есть его видно насквозь. Вайолет этот маскарад не обманул ни на секунду, стоило ей только взглянуть на человека, с которым она столкнулась. Она сразу же узнала Графа Олафа.
— Вайолет, что ты тут делаешь? — окликнула девочку Тетя Жозефина, подходя к ней сзади. — В этом отделе продается пища, требующая варки, а ты знаешь… — При виде Графа Олафа она осеклась, и на миг Вайолет показалось, что Тетя Жозефина тоже узнала его. Но затем Тетя Жозефина улыбнулась, и надежды Вайолет улетучились, иначе говоря, рухнули.
— Здравствуйте. — Граф Олаф улыбнулся Тете Жозефине. — Я тут извинялся перед вашей сестрой за то, что налетел на нее.
Лицо Тети Жозефины вспыхнуло румянцем, казавшимся еще более ярким из-за белых волос.
— О нет, сэр — сказала она, и тут как раз в проходе появились Клаус с Солнышком — полюбопытствовать, что происходит, — Вайолет мне не сестра. Я ее законная опекунша.
Граф Олаф хлопнул себя по щеке, как будто Тетя Жозефина призналась, что она умеет заговаривать зубную боль.
— Поверить не могу, — сказал он. — Мадам, по возрасту вы никак не подходите на роль опекунши.
Тетя Жозефина снова зарделась:
— Знаете, сэр, я всю жизнь прожила на берегу озера, и мне говорили, что из-за этого я молодо выгляжу.
— Я счастлив познакомиться с местным персонажем. — Граф Олаф прикоснулся к своей матросской шапочке, произнося это нелепое слово, вместо того чтобы сказать «с местной жительницей». — Я в этом городе недавно и открываю новое дело, поэтому жажду новых знакомств. Разрешите мне представиться.
— Мы с Клаусом охотно представляем вас, — прервала его Вайолет, проявляя куда больше храбрости, чем проявил бы я, доведись мне снова встретиться с Графом Олафом, — Тетя Жозефина, это Граф…
— Нет, нет, Вайолет, — остановила ее Тетя Жозефина, — следи за грамматикой. Ты должна была сказать: «Мы с Клаусом охотно представим вас», ведь ты еще нас не познакомила.
— Но я… — начала Вайолет.
— Погоди, Вероника, — сказал Граф Олаф, и его единственный блестящий глаз загорелся еще ярче. — Твоя опекунша права. И пока ты не наделала новых ошибок, позвольте мне самому представиться: я — Капитан Шэм, открываю прокат парусных лодок на Дамокловой пристани. Счастлив с вами познакомиться, мисс… э?…
— Меня зовут Жозефина Энуистл. А это Вайолет, Клаус и маленькая Солнышко Бодлер.
— Маленькая Солнышко, — повторил Капитан Шэм с таким выражением лица, будто собирался съесть девочку, а не здоровался с нею. — Приятно со всеми вами познакомиться. Может быть, когда-нибудь я прокачу вас по озеру на лодке.
— Гинг! — взвизгнула Солнышко, что, возможно, означало: «Как бы не так!»
— Никуда мы с вами не поедем, — буркнул Клаус.
Тетя Жозефина опять покраснела и строго посмотрела на детей.
— Кажется, дети забыли не только грамматику, но и хорошие манеры, — сказала она. — Пожалуйста, немедленно извинитесь перед Капитаном Шэмом.
— Он вовсе не Капитан Шэм, — нетерпеливо сказала Вайолет. — Он — Граф Олаф.
Тетя Жозефина открыла от изумления рот и перевела взгляд с взволнованных лиц Бодлеров на спокойное лицо Капитана Шэма. Он улыбался, но улыбка его съехала на градус ниже, что в данном случае означает: «стала уже не такой уверенной; он ждал, поймет ли Тетя Жозефина, что он действительно переодетый Граф Олаф».