Смерть под парусом - Сноу Чарльз Перси. Страница 37

— Сочувствую вам, — откликнулся Финбоу. — На вашем месте я бы прилёг после ленча.

Слова моего приятеля неожиданно вывели Тони из равновесия, и она взорвалась.

— Скажите хоть что-нибудь, — воскликнула она, — ради всего святого! Ведь вы же все знаете, знаете, что этой ночью меня не было у себя в комнате! Почему же вы не спросите, где я была? Может быть, вы подозреваете, что я затевала убийство? Подозреваете, да? Ну скажите.

Филипп взял её за руку.

— Да нет, дорогая, ничего подобного. Они просто не хотят вмешиваться в чужие дела.

— Но почему же они все молчат? Они же видят, что мы хотим, чтобы они нарушили этот заговор молчания?! Финбоу, почему вы обходите эту тему? Не верите, что я просто хотела сказать кое-что Филиппу… и не могла дождаться до утра?

— Это меня не касается, — успокаивающе сказал Финбоу. — Я уверен, что все ваши поступки продиктованы самыми лучшими побуждениями.

Тони закрыла лицо руками, и её пышные рыжие волосы рассыпались во все стороны.

Неожиданно в тишине прозвучал глухой голос Эвис.

— А обо мне вы тоже так думаете?

Её бледное как полотно лицо было обращено к нам. Тони вспыхнула:

— А в самом деле, интересно, что это она делала? Она ведь тоже не ночевала в спальне! Почему только мне нельзя делать то, что мне хочется? Почему её никто ни о чём не спрашивает?

— Разве ты тоже не ночевала в своей комнате? — резко спросил Кристофер, глядя на сидевшую напротив него Эвис. Недоумение и тревога ещё больше обострили черты его худого лица.

— Нет, — одними губами выдохнула Эвис. Тут вмешался Финбоу.

— Милые девушки, — мягко сказал он, — обе вы придаёте слишком большое значение всему этому, просто мы с Иеном давно вышли из детского возраста и теперь сами не спим и другим не даём — вот видите, переполошили весь дом.

Глава двенадцатая

Роджер предложил Эвис руку и сердце

Шутка Финбоу вызвала улыбки у всех сидящих за столом, и до конца ленча больше не было никаких инцидентов. Только иногда молодёжь обменивалась враждебными, колючими взглядами, да время от времени в разговоре наступали тягостные паузы — было ясно, что нервы у всех напряжены до предела.

После ленча я взял шезлонг и пошёл на берег реки, чтобы посидеть в одиночестве, разобраться в событиях прошедших суток и попытаться понять, к каким выводам мог прийти Финбоу. Но вскоре ко мне присоединился сам Финбоу. К моему удивлению, расстелив на траве газету, он стал раскладывать пасьянс. Перехватив мой недоуменный взгляд, он сказал:

— Не беспокойся, Иен, я в своём уме. Просто стараюсь как можно лучше играть роль твоего друга — добродушного, но недалёкого человека. Всякий раз, когда обстоятельства вынуждают меня проявить какие-то признаки интеллекта, я считаю нужным по возможности сгладить создавшееся впечатление — пусть твои юные друзья видят, что имеют дело с безобидным дурачком. Только вот досада: я так и не освоил этот нелепый пасьянс. Но если разложить карты рядами, а потом собрать их кучками, это, наверное, будет выглядеть вполне убедительно.

Сделав вид, что увлечён пасьянсом, Финбоу заговорил со мной. Его голос звучал необычайно серьёзно, без тени бравады, которую он порой напускал на себя.

— Я зашёл в тупик. Ума не приложу, что делать. И чем дальше, тем хуже. Поведение Тони становится всё подозрительнее. Что она говорила сегодня ночью Филиппу? Почему она так боится, что он к ней изменится? И почему он сам места себе не находит? Не такой человек Филипп, чтобы его легко было выбить из колеи, — это жуир, не склонный омрачать свою жизнь чем бы то ни было. И тем не менее он нервничает — странно! Или, например, Кристофер, он более глубокая натура, чем Тони или Филипп, и это усложняет дело. Хотел бы я знать, как много из того, что он сказал сегодня утром, было предназначено для посторонних ушей. Всё же мне удалось сделать один вполне определённый вывод из нашей беседы по пути в деревню.

— Какой? — спросил я, наблюдая, как он кладёт пикового короля на двойку бубён, что совершенно недопустимо ни в одном из известных мне пасьянсов.

— Он не желает говорить об Эвис, — ответил Финбоу.

— Что же, по-твоему, это должно означать? — спросил я заинтригованный.

— Точно я и сам не знаю, — ответил он. — Если верить всему тому, что говорила ночью Эвис, тогда ничего непонятного нет. Влюблённый мужчина предпочитает молчать о женщине, которая не отвечает ему взаимностью. Особенно если этот мужчина собирается жениться на ней. Если мы столкнулись с подобным случаем, тогда всё выглядит вполне логично. По-видимому, Эвис симпатизирует ему, но не больше, а он — и это сразу видно — любит её без ума. Ты заметил, как он болезненно реагировал на мои настойчивые вопросы об Эвис? И обоим им будущая семейная жизнь рисуется отнюдь не в розовых красках.

— Тогда зачем же она обручилась с ним? — недоумевал я.

— Этого я не знаю. Любовь — редкая гостья, Иен, и, если бы все стали ждать её, чтобы вступить в брак, твои расходы на свадебные подарки значительно сократились бы. Но здесь важнее другая сторона вопроса. Как относилась Эвис к Роджеру? Она сказала, что была к нему равнодушна, и даже дала понять, что недолюбливала его. Я тогда поверил ей на слово. Помнишь, я говорил тебе об этом, и ты согласился со мной. Но так ли это на самом деле? Допустим, что так, потому что она была слишком утомлена, чтобы настолько убедительно лгать.

— Из того, что я наблюдал в последние два года, я уяснил абсолютно твёрдо, что она была равнодушна к Роджеру, — сказал я, обрадовавшись возможности помочь Эвис.

— Я придерживаюсь того же мнения, — заявил Финбоу. — Это обстоятельство может оказаться решающим психологическим фактором в деле. Мне кажется, мы можем принять его за аксиому. Эвис ещё никого не любила — это несомненно, здесь ей не удалось бы ввести меня в заблуждение, у лжи есть своя мера. Ей нравится Кристофер, но это ещё не любовь. Она и Роджера не любила. Её собственные высказывания и вывод, который я делаю из слов Кристофера, не противоречат друг другу. Он весьма красноречиво говорил об отношении Эвис к Роджеру, но я, разумеется, не намерен придавать слишком большого значения его словам.

— Почему? — спросил я.

— Потому что Кристофер знает не хуже меня, что он смог бы легко убрать с пути счастливого соперника, но убивать отвергнутого соперника нет никакого смысла. Если допустить, что Роджер добился любви Эвис и Кристофер убил его из-за этого, в таком случае Кристофер, пытаясь замести следы преступления, старался бы запутать нас и утверждал, что Роджер ничего не значил в глазах Эвис. То есть он преподнёс бы нам эту историю именно так, как он это и сделал. Но весь фокус в том, что, если бы Эвис действительно была неравнодушна к Роджеру, предположить, что она стала бы выгораживать человека, который его убил, просто нелепо… нелепо предполагать также, что у неё были какие-то особые причины для того, чтобы навязывать нам мысль, что она не питала никаких чувств к Роджеру. Нет, насколько я понимаю, Эвис действительно была совершенно равнодушна к Роджеру. Надо будет ещё разок это проверить. Ясно одно: слова Эвис и Кристофера вполне совпадают — таково положение вещей на данный момент.

— Слишком уж ты заинтересовался взаимоотношениями этого треугольника, — заметил я.

Финбоу перетасовал карты и ответил:

— Если я разберусь в них, я смогу определённо сказать, виновен Кристофер или нет. Он очень умён, этот юноша, и дьявольски хитёр, так что такое убийство ему как раз под силу. Ты заметил, как он играет в бридж? Он любит риск! И я думаю, что в случае необходимости он вполне мог бы убить человека. Кроме того, меня немного настораживает это медицинское обследование. Если он не вернётся завтра к вечеру или вернётся, но будет чем-то обеспокоен, я начну подозревать, что это так или иначе связано с убийством Роджера.

Финбоу глубоко задумался.

— Впрочем, нельзя во всём усматривать какую-то взаимосвязь. Кристофер просто обязан пройти это обследование. Кроме того, он как будто выходил из каюты всего на какой-то миг. Не так-то просто убить человека, отрегулировать румпель и привести себя в порядок — и всё то за какие-то три минуты. Может быть, его спугнул кто-то — чьё-то неожиданное появление или голос?