Охота на волков (Живым не брать) - Соболев Сергей Викторович. Страница 16

Трудно сказать, когда он умер, этот город. Возможно, это случилось в девяносто пятом, когда были разрушены почти все здания. Но, по-видимому, это все же случилось раньше, когда к власти пришел Дудаев, когда нохи, очень многие из них, вернулись в свое первозданное состояние, то есть превратились в стаю волков.

Умерший город, однако, захоронить не удосужились. Возможно, следовало бы изобрести по такому случаю некий ритуал. Но никто не знает, что в таких случаях нужно делать, какие молитвы читать. Нет прецедентов. А если и были в истории, то все примеры уже напрочь забыты.

Да и недосуг. Некогда хоронить. Чеченские боевики и федеральные войска все еще яростно сражаются на бренных останках города.

«Усопший», так и не захороненный, нынче смердит на весь мир, вызывая на лицах цивилизованных народов гримасу отвращения.

«Что такое Грозный? Это камни. Плачущие камни под ногами...»

Нет, камни — это уже не Грозный, а чеченский Джохар. Заблуждается тот, кто считает, что это город. Или город-крепость. Надо посмотреть правде в глаза. И попытаться понять хоть малую толику из того, что здесь происходит — здесь и сейчас.

Дыра — вот что это такое. Нечто запредельное, с отчетливо распознаваемым инфернальным душком. Черная дыра на лике земли, язва на теле человечества, огромная воронка, куда засасывает не только чеченский народ, но, кажется, и всю огромную Россию.

Вот что такое Джохар.

За спиной раздалось покашливание.

— Решил подышать свежим воздухом? — спросил Шувалов. — Или надумал полюбоваться панорамой города?

Бушмин пожал плечами. После чистейшего воздуха предгорий местная атмосфера казалась смрадом. Панораму эту он видел уже десятки раз. Нет, Андрей просто стоял и думал о своем, вот и все.

— Как начальство отнеслось к нашей задумке? — спросил, обернувшись.

— В принципе одобрило. Но сам понимаешь, план еще нужно шлифовать, продумать все как следует.

Бушмин покачал головой. Выходит, он не просто должен ходить по краю пропасти, но еще и тщательно продумать, как ему половчее грохнуться на самое дно.

— Ты сам виноват, Андрей.

— В чем? В чем я виноват?

— Тем, что классный спец, хотя хвалить в данной ситуации... гм... непедагогично. Тем, что фартовый мужик — тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! Короче, командующий уперся, и все тут: один «Город» не управится, привлекай десантников и вызывай в Грозный группу «Терек». Вот такие дела...

— Это наша работа, Михалыч. Все будет тип-топ.

— Кстати, меня попросили выйти на связь с Моздоком... Федулов из разведотдела побеспокоил — ты ведь ему «языков» передал? Или напрямую особистам?

— Нет, Федулову, а он уже связался с фээсбэшниками.

— Там какое-то высокое начальство его побеспокоило, из ведомства МВД. Говорит, только вы вылетели вертушкой в Грозный, ему позвонили и стали интересоваться разными подробностями: кто захватил чеченов, где, когда и при каких обстоятельствах это случилось?.. Федулов им объяснил, что, мол, закрытая информация, ну, и так далее...

— А что, есть какие-то вопросы ко мне? — осведомился Бушмин. — С захваченными мною нохами что-то не так?

— Не знаю пока, — пожал плечами Шувалов. — Может, само по себе все рассосется. Вернемся в Моздок, и я все выясню. А пока забудь, у нас здесь и без того есть над чем голову ломать.

Когда эти двое ушли по своим делам, ничего в округе не изменилось. Черная дыра продолжала засасывать в себя залпы артиллерийских орудий — все эти тысячи снарядов всех существующих калибров, кровавые подарки «шмелей», «градов», «буратино»; и, разумеется, самих стреляющих и сбрасывающих бомбы людей, плохих и хороших, бритых и бородатых, безусых юнцов и отцов семейств, атеистов и религиозных фанатиков вкупе с начальниками всех рангов и званий, в компании с теми, кто затеял весь этот кошмар и кого никогда не осудят.

Сотни и тысячи судеб засасывает бездонная воронка.

И даже не верится, что из этого ада когда-нибудь можно вырваться, можно спастись.

Последние две недели пригородный участок шоссе на Первомайское федералы не обстреливали.

Серое дорожное полотно с сохранившимся фрагментами асфальтовым покрытием все изъязвлено рытвинами и колдобинами — траки тяжелой гусеничной техники содрали с него кожу. Правда, полотно покрылось корочкой грязи, затвердевшей с наступлением холодов. Вполне можно проехать на легковушке. Вот только машин в городе осталось мало. Транспорт, уцелевший после бомбежек и артобстрелов, почти весь конфискован защитниками чеченской столицы. Поэтому беженцы передвигаются по серой ленте пригородного шоссе пешком.

Нагруженные, как мулы, они толкали перед собой тележки со своим нехитрым скарбом. Тянулись с сумками, чемоданами, свертками... Двигались небольшими группками, накапливаясь на границе кварталов частной застройки, в районе Старой Сунжи. Все, кто уцелел в грозненской мясорубке, выходили по «гуманитарному коридору» в расположение федеральных войск, выбирая из двух зол меньшее. Дорога, состоявшая из одних подъемов, вела к терским холмам, где был оборудован крупный блокпост внутренних войск, а также небольшой транзитный лагерь для беженцев. Оттуда их вывозили на транспорте МЧС в другие крупные лагеря, преимущественно в Ингушетию и Северную Осетию.

В районе блокпоста было малолюдно и сравнительно тихо. До окраин города отсюда километров семь или восемь. Дымка тумана мешает разглядеть, что там творится, но отчетливо доносится гул канонады. Впрочем, на подобный шум здесь давно уже никто не обращает внимания.

В светлое время суток федералы дорогу не обстреливали. Днем тут сравнительно безопасно, зато по ночам, как и повсюду, под носом у федералов скрытно передвигались разрозненные «духовские» бандгруппы, а кое-где они наносили жалящие уколы. В темное время суток нужно быть начеку, чтобы «чичики» врасплох не захватили. И когда срабатывала «сигналка» или среди темени чудились подозрительные шумы и какое-то шевеление, гарнизоны блокпостов открывали огонь, расстреливая все опасные сектора и направления.

Так что ночью «гуманитарный коридор», по существу, не действовал. Те люди, что покидали Грозный, пешком преодолевали нелегкий путь и выходили к ближнему «блоку» федералов утром или днем: они знали, что в это время дорога сравнительно безопасна.