Танцы с волками - Соболев Сергей Викторович. Страница 20

...Приступ закончился через час, Грета наконец встала с постели и, пошатываясь, отправилась в ванную. Почистила зубы, приняла контрастный душ, вытерлась насухо новеньким банным полотенцем — странно, что барыга, пока она была не в себе, не вынес вдобавок к остальному постельное белье, — затем как была, босая, обнаженная, вернулась в свою белую комнату.

Надолго замерла у огромного, на полстены зеркала — такие зеркала встречаются в танцзалах и стрип-барах.

— Грета, ты похожа на старуху! А ведь тебе только двадцать четыре года...

Она смотрела в зеркало на себя обнаженную, пытаясь найти в себе какие-то изъяны, обнаружить ужасные следы поразившей ее болезни. Дотронулась до спадающих на плечи густых темных, почти смоляных волос, коснулась подушечками пальцев своей высокой шеи, проверяя, не сморщилась ли кожа, затем провела сразу двумя ладонями по своей все еще плотной и упругой груди, сохранившей конусообразную форму...

Лицо у нее бледное, почти землистое; щеки впали, под глазами синеют круги.

Остальное на месте: все то, что еще совсем недавно могло свести с ума любого мужчину.

Она даже осмелилась сделать несколько разминочных движений, взятых ею из спортивных танцев, но, опасаясь травм и растяжек — она уже забыла, когда в последний раз разминалась, прекратила эти неуместные кривляния перед зеркалом.

В сумочке она обнаружила пятьдесят баксов и еще какую-то рублевую мелочь. Этого может не хватить даже на одну капсулу «антигера», но это все ее наличные деньги.

Подумав чуток, она решительно махнула рукой и стала одеваться.

Ей очень страшно было выходить из квартиры и показываться в таком болезненном виде на людях.

Но у нее не было иного выхода, потому что уже при следующем приступе она может сломаться, достать из шкатулки заначку и всадить себе в вену лошадиную дозу проклятого героина.

Дискотека «Парковая зона» проводилась по пятницам, выходным и праздничным дням. Ее устроители арендовали для своих мероприятий серое безликое строение, смахивающее по форме на параллелепипед, уложенный плашмя на землю и чуть скошенный вниз от частично застекленного фасада, украшенного неоновой рекламой, к глухой железобетонной стене задника. Здание, судя по отсутствию архитектурных излишеств, было построено в застойные семидесятые. Дорохов вспомнил, что еще в начале девяностых здесь был Дом культуры, но имя какого заслуженного деятеля он носил и к какому ведомству был приписан — это в его памяти не сохранилось.

Короче, это был объект культуры, и в качестве такового, на современный лад, он продолжал функционировать и по сию пору.

Когда Александр подошел к входу, где кучковалась группа молодежи, было четверть одиннадцатого. Из утробы здания до его ушей долетали резкие, ухающие звуки «техно». Контроль на входе осуществляли два парня внушительной комплекции, одетые в одинаковые темные пиджаки. Дорохов сунул два червонца в окошко кассы, затем без проблем миновал заградительный кордон — один из секьюрити просветил его наметанным взглядом, затем чуть посторонился, пропуская его.

Сдав в гардероб свою кожанку, он взял номерок и двинулся к одной из открытых настежь дверей, где его сразу накрыло с головой ударной музыкальной волной. Треть просторного помещения занимали две барные стойки и пластиковые столики, густо составленные вперемешку с креслами вдоль одной из стен; остальное пространство было отдано на откуп тем, кто пришел в «Зону» не столько выпить, сколько потанцевать. В зале царил полумрак, разбавленный всполохами ультрафиолета. Мотивчик, исторгаемый мощными динамиками, был бодрящий, заводной, но, на вкус Дорохова, такого рода музыка однообразна, не говоря уже о том, что не помешало бы убавить звук.

Воздух в помещении, где предавались веселью сразу несколько сотен человек, был наэлектризован; в нем витала густая смесь ароматов — запахи косметики, человеческого пота, пива и табака. Втянув ноздрями воздух, Дорохов легко различил в сигаретном дыму знакомый сладковатый, отдающий гнильцой запашок, которым провоняли все города и кишлаки на просторах Средней Азии, — запах анаши.

Руководили массовым весельем из застекленной и освещенной изнутри будки, напоминающей дорожный пост ГИБДД; внутри ее, как обезьяны в клетке зоопарка, резвилась парочка голосистых диджеев.

Дорохов направился к стойке бара. Взяв банку «Туборга», отошел к ближайшему свободному столику. Уселся в пластиковое кресло, придвинул набитую окурками пепельницу, закурил, затем погрузился в размышления.

За те три дня, что он в Москве, ничего существенного относительно исчезновения сестры узнать ему не удалось, кроме разве что информации, которой поделился с ним Валера Савченко.

Следователь из Желдора сказал, что по статистике в Москве и области девять из десяти подобных случаев разрешаются благополучно: пропавшая душа вдруг сама объявляется; ну а объяснения, почему она решила исчезнуть из поля зрения родственников, могут быть разные, порой невероятные.

Хорошо, если все закончится именно так, если Ленка вскоре появится на пороге отчего дома или позвонит по телефону, чтобы объясниться; но самому Дорохову эти казенные слова не показались убедительными — он расценил их как отговорки, как нежелание милиции искать его сестру.

Причины же ее исчезновения могут быть разными: от киднепинга и удержания ее в качестве заложницы — непонятно только, с какой целью, — до принуждения к занятиям проституцией в каком-нибудь подпольном борделе.

Не исключено также, хотя не хотелось в это верить, что похитители Лены к этому времени, а прошло уже две недели, увезли девушку из Москвы или даже каким-то образом вывезли за пределы страны.

Еще меньше хотелось верить в фатальный исход, поэтому он гнал из головы черные мысли.

Существовала еще одна версия, которая могла бы прояснить загадочную историю с исчезновением его сестры, и он, Александр, не вправе был сбрасывать ее со счетов.

Ведь косвенным виновником случившегося может быть он сам, капитан Дорохов. Возможно, его таджикские «дружки», убедившись, что расправиться с ним не так-то просто, решили отыграться на его родных.