Любовь, соблазны и грехи - Сойер Мерил. Страница 33

Внезапно откуда-то появился сикх.

– Мистер Гриффит ждет вас.

Он взял у Лорен шубку и бесшумно открыл массивную дверь, похожую на крепостные ворота. Ее взору предстала странная комната, где горел ослепительно яркий прожектор. Его луч был направлен на мольберт, на котором красовалась «Полночь в Марракеше». Смотреть на картину было невозможно – так ярко она была освещена. Лорен загородила глаза ладонью и осталась у двери.

Через некоторое время она смогла различить мужчину в кресле. Слепящий свет отгораживал его от остальной комнаты и не позволял разглядеть.

– Сядьте. – Голос был какой-то искаженный, словно мужчина говорил с помощью репродуктора, как больной раком горла.

Щурясь от слепящего света, Лорен прошла к пустому креслу у стола, на котором возвышался мольберт с ее картиной, и уселась. Она помнила, что Гриффит изуродован взрывом бомбы. Потому, наверное, он и не хочет, чтобы его разглядывали, прячется за столбом света, бьющего в глаза гостям… Это объяснение было логичным, и все-таки Лорен дрожала от страха.

– Расскажите о своей картине, – прокаркал механический голос. – Почему вы назвали ее «Полночь в Марракеше»?

– Раньше я там жила.

– Дело не в этом. В чем истинная причина?

Дело действительно было совершенно в другом, но Гриффит никак не мог этого знать! Лорен взволнованно крутила на запястье серебряный браслет. Все это неважно, только бы ему понравилась картина…

– Я задал вам вопрос.

– Я на него ответила.

Собственный неуверенный тон был ей отвратителен; дрожь усилилась, когда ей удалось разглядеть собеседника. На Гриффите был пиджак цвета хаки и то ли капюшон, то ли шерстяная маска, вроде тех, которыми пользуются террористы.

– Ребенок на картине – это вы?

– Нет, – солгала Лорен. – У персонажа нет конкретного прототипа. Это всего лишь плод моего воображения.

Гриффит ничего не ответил, но Лорен не надеялась, что ей удалось его провести: она никогда не умела врать.

– А руки? – продолжил искаженный голос. – Почему они тянутся к девочке? Что это означает?

Лорен сделала над собой усилие и растянула губы в улыбке. Ей отчаянно хотелось, чтобы ему понравилась ее картина. Если это произойдет, то она поймет, что у нее есть талант, а не одно честолюбие.

– Руки символизируют силы мирового зла, которые пытаются соблазнить ребенка.

Тень коллекционера зашевелилась, голова склонилась набок. Было похоже, что он внимательно разглядывает ее.

– Скажите, почему вы оставили Марракеш… и свою мать?

Лорен напряглась, как тетива лука. Мать? С какой стати Гриффит интересуется ее матерью?

– Я поехала учиться в Сорбонну. – Это было правдой, хотя и не всей, и Лорен надеялась, что в ее голосе не прозвучало фальши.

– Что привело вас в Лондон?

– Желание возродить «Рависсан», снова сделать его преуспевающей галереей. Наверное, Райан вам говорил, что мы уже отыскали одного исключительно талантливого художника.

В комнате повисла противоестественная тишина, похожая на затишье сразу после удара грома. Дожидаясь ответа Гриффита, Лорен увидела у него за спиной окно от пола до потолка, затянутое тяжелой шторой. Видимо, это был бархат, но точно угадать материал и цвет было невозможно. Стол, о который она опиралась, задрожал от очередного громового раската.

– Почему вы не говорите правду? – неожиданно спросил Гриффит почти нормальным голосом. – Считаете, что всякой красивой женщине позволено врать?

Лорен снова охватила паника, по телу побежали мурашки. Ей вдруг показалось, что ее опять настиг злейший враг – прошлое.

– Нет, я…

– Пока я услышал от вас единственный правдивый ответ: что цель вашего пребывания в Лондоне – спасение «Рависсана». Все остальное – сплошная ложь.

– Нет!

– Ваши ответы оцениваются модулятором голоса. Этот прибор надежнее детектора лжи.

Лорен взмокла от безжалостного света, сердце беспорядочно трепыхалось. Вообще-то она ненавидела лгать, но у нее не было ни малейшего желания выдавать совершенно чужому человеку свои тайны.

– Так почему вы лжете? – не унимался Гриффит. Как он смеет ее допрашивать, как смеет вторгаться в ее прошлое? Оно его совершенно не касается!

– Мне не хочется обсуждать смысл моей картины, – сказала Лорен как могла мягко: одобрение Гриффита значило для нее слишком много. – Зритель сам должен ее интерпретировать. Пусть он решает, достойна ли картина внимания, в зависимости от того, находит ли она отклик в его душе.

– При чем здесь картина? Вы лжете, и я хочу понять почему!

И тут Лорен не выдержала: просто не смогла справиться с душившим ее негодованием.

– Для меня картина – самое важное. Если вам не хочется оставлять ее у себя… – Она встала. – Я готова вернуть вам деньги. До свидания.

Гриффит издал какой-то горловой клекот – видимо, этот звук должен был изображать смех, – и это окончательно вывело Лорен из себя. Для него встреча с ней – не более чем игра. Очевидно, в этой игре есть и другой участник – Райан Уэсткотт. Они забавляются с ней, как два кота с затравленной мышкой! Никто еще не находил в ее картинах художественных достоинств – и, наверное, никогда не найдет…

Лорен потянулась за картиной, и в этот момент раздался такой могучий удар грома, что комната содрогнулась, как при землетрясении. Свет замигал и погас, все вокруг погрузилось в абсолютную тьму. Лорен твердила себе, что ей нечего бояться: велика важность – обрыв проводов! Но в следующее мгновение Гриффит оказался рядом с ней – она это скорее ощутила, чем увидела.

– У нас есть запасной генератор, – проговорил он неожиданно ласково. – Через минуту он заработает.

Рука в тонкой хирургической перчатке скользнула по ее щеке, и в ту же секунду настоящее переплелось с прошлым. Лорен показалось, что сейчас он ее обнимет… Борясь с желанием закричать, она отшатнулась, бросились к двери, принялась колотить в нее кулаками, крутить ручку, но все напрасно.

– Дверь отпирается только снаружи, – невозмутимо произнес Гриффит.

– Немедленно выпустите меня! Я хочу домой! Вы не имеете права меня удерживать!

– Вы уйдете, когда я позволю.

«Боже мой, где же Райан?! Неужели он способен бросить меня. Разве он покинет меня в беде?» – пронеслось в голове Лорен. Неожиданно ее кулак угодил во что-то мягкое, и она поняла, что стены комнаты обиты изнутри каким-то звуконепроницаемым материалом. Гриффит явно не в своем уме! Можно сколько заблагорассудится кричать и пинать дверь – все равно никто не придет ей на выручку. А Райан увез ее так быстро, что она даже не успела оставить записку Саманте.

Внезапно прожектор снова зажегся, и она резко обернулась, готовая к сопротивлению. Но Гриффита в комнате уже не было – как и ее картины. Лорен ждала неизвестно чего, привалившись спиной к двери и судорожно ловя ртом воздух. Вдруг дверь распахнулась, и она буквально вывалилась из комнаты.

– Жива? – Райан не дал ей упасть и заглянул в лицо.

Лорен уткнулась в его плечо и только через какое-то время обрела дар речи.

– Где Гриффит? Он унес мою картину… Я хочу ее забрать. Я требую, чтобы ты немедленно отвез меня домой!

– Успокойся. – Райан тихонько гладил ее по спине. – Он тебя напугал, партнерша?

– Еще бы! – Она выскользнула из его объятий. – Вытащи меня из этой могилы! Что это за комната? Пыточная камера?

Райан прищелкнул языком.

– Какое богатое воображение!

Он включил обычный верхний свет, и Лорен увидела голую комнату со столом, двумя креслами и узкой кроватью. В комнате этой не было ровным счетом ничего зловещего.

– А зачем матрасы на стенах? – Она постучала кулаком по мягкой обивке, скрывая смущение.

– Иногда Ти Джи бывает трудно уснуть. В такие ночи он приходит сюда и занавешивает единственное окно, чтобы в комнату не проникал свет. Обивка изолирует комнату от внешних шумов.

Лорен уже чувствовала себя полной идиоткой, но пыталась сохранить достоинство.

– Я хочу забрать свою картину. Потом ты отвезешь меня домой.