Одна в Нью-Йорке - Сойер Рут. Страница 29
На другой день она явилась в школу двадцатью минутами раньше обычного и сумела заблаговременно поменять бумажки с расписанием на всех партах. Школа начала заполняться детьми, а Люсинда выжидала, что из этого выйдет?
После второго удара гонга образцовое учебное заведение погрузилось в совершеннейший хаос. Ряды старших и младших девочек смешались. Никто сейчас не помнил о правилах, которые предписывали при переходе из класса в класс соблюдать полнейшую тишину, и школа огласилась криками. Словно стадо овец заблеяло, почуяв опасность.
Лишь полчаса спустя удалось восстановить кое-какой порядок. Это случилось после того, как смятые ряды учениц возглавила сама мисс Брекетт. О, ей можно было бы смело доверить знамя полка, она бы сохранила его на поле боя!
Разведя вверенное ей воинство по классам, мисс Брекетт прямиком устремилась к Люсинде. Та открыла учебник и сделала вид, что старательно переводит французский текст. Но с мисс Брекетт такие трюки не проходили. Она все-все видела.
– Твоих рук дело, Люсинда? – спросила она.
И Люсинда ответила:
– Да, мисс Брекетт.
– Тогда спустись вниз, оденься и уходи из школы. Ты не имеешь права сюда приходить, пока я не пришлю за тобой.
Люсинда была готова ко всему, кроме этого. Всю свою жизнь до «временного сиротства» она, казалось, только и делала, что училась стоически переносить разнообразные наказания. Нотации ей читали с тех пор, как она научилась слышать Она за плохое поведение дома, когда другие шли в гости. Шла спать без ужина. Бывало, ей даже вешали на шею дощечку с перечнем прегрешений, и она была обязана с ней ходить. Но даже ту, прежнюю Люсинду, у которой еще не было ни роликовых коньков, ни стольких друзей, ни разу не выгоняли из школы!
Девочка была потрясена и унижена. Ее охватила такая тоска, что даже живот заболел. Ноги сами вынесли ее в раздевалку, а потом – вон из школы. Очнулась она только от голоса мистера М'Гонегала, полицейского, который окликнул ее на углу Брайант-парка.
– Ну, как дела, мисс Люсинда? Прекрасный сегодня день, правда?
– День – да, а дела – ужасно, – мрачно отвечала Люсинда. – По-моему, вам надо меня посадить в тюрьму, мистер М'Гонегал.
– В тюрьму? – переспросил тот. – Неужели это ты украла значок у мэра?
Люсинда от стыда опускала голову все ниже и ниже. Казалось, еще чуть-чуть, и она стукнется носом о собственные ботинки.
– Нет, мистер М'Гонегал, – так и не решаясь поднять глаза, объяснила девочка, – значка я не трогала. Но я поступила не лучше. Что, например, полагается ученице, которую директор выгнал из школы?
– Ну-у, – в замешательстве протянул полицейский, – вообще-то у нас в участке никогда еще не случалось такого кошмарного происшествия. В тюрьму-то я тебя на денек посадить могу. Но в таком случае судья сам меня посадит туда. Мы с тобой сделаем по-другому. У тебя нет здесь случайно какого-нибудь друга поблизости?
– Есть! – неожиданно повеселела Люсинда. – «Геднихаус» всего в двух кварталах отсюда, и у меня там полно друзей!
– Тогда отправляйся сейчас же к тому из них, кого тебе больше всех хочется видеть. Можешь считать там себя под арестом до двенадцати дня.
Приказ мистера М'Гонегала пришелся девочке по душе, и она с легким сердцем зашагала к гостинице. Больше всех остальных она хотела видеть дорогую свою Принцессу Саиду и миссис Колдуэлл с Пигмалионом. Люсинда уже все рассчитала. Сперва она забежит ненадолго к Принцессе. Потом очень честно признается миссис Колдуэлл, что натворила сегодня в школе. А когда старая леди посоветует, как с этим быть, погуляет с Пигмалионом. Своим прекрасным подарком на Рождество он вполне заслужил хорошей прогулки.
У двести седьмого номера Люсинда в раздумье остановилась. Она никак не могла решить, что лучше: постучать или просто тихонько войти? Постучать, конечно, гораздо воспитаннее. Зато если войти неожиданно, Принцесса сначала перепугается, а потом начнет радоваться. И Люсинда избрала второй путь.
Дверь отворилась без малейшего шума. Переступив порог, Люсинда снова ее плотно прикрыла. Никогда еще не оказывалась она тут в столь ранний час. Больше всего ее удивило, что в комнату не проникает ни единого луча дневного света. «Наверное, Принцесса Саида еще спит», – решила сперва Люсинда. Но тогда почему зажжены все висячие лампы? Как-то странно. Люсинда прислушалась. В комнате стояла полная тишина. Как будто никого. Но если дверь открыта, значит, кто-то есть. Если не сама Принцесса и не Синяя Борода, то хотя бы служанка…
Тихо прокравшись по коридору, Люсинда остановилась возле портьеры и заглянула в гостиную. Принцесса была там. Она лежала на помосте, и тело ее как-то странно скрючилось. «Принцесса плачет», – решила Люсинда. Постояв еще немного, она снова задумалась: «Если она плачет, почему ничего не слышно? Скорее всего, она просто спит. Наверное, азиатские леди не привыкли вставать так рано, как мы. Ну, ничего. Принцесса Саида, сейчас мы тебя разбудим!» И, резко шагнув в гостиную, Люсинда крикнула:
– Бу-у-у!
Принцесса даже не шевельнулась. Правда, и голос Люсинды прозвучал не слишком уж громко. В этой странной комнате все звуки гасли, едва родившись на свет. Девочка повторила попытку, и новое «Бу-у-у» отчетливо разнеслось по номеру. Принцесса неподвижно лежала на помосте. Последовала целая серия устрашающих звуков, которые были в силах разбудить всех постояльцев на этаже. Так как Принцесса и после этого не проснулась, Люсинда подошла ближе. Теперь все показалось ей еще более странным. Японская кукла, которую Люсинда назвала Нэнки-Пу, валялась на полу у помоста. Принцесса была в самом прекрасном платье из всех, которые Люсинда на ней видела. Оно переливалось пурпуром и золотом, а из складок, как раз посредине спины Принцессы, торчала украшенная драгоценными камнями рукоятка кинжала. Этот кинжал Люсинда раньше видела на стене. Она перевела взгляд туда, где он всегда висел среди другого оружия. Место кинжала пустовало. Интересно, мистер Исаак Гроуз знает об этом? Вдруг Люсинда поняла, что надо скорее, как можно скорее позвать кого-то на помощь!
Она повернулась и пошла к выходу. Дойдя до середины комнаты, она внезапно остановилась. Нет, она просто не может, чтобы Нэнки-Пу так и остался лежать на полу. Девочка подняла куклу, бережно положила ее рядом с Принцессой и покинула двести седьмой номер так же тихо, как и проникла в него.
Стоило ей вновь попасть в гостиничный коридор, как она стремглав понеслась к лестничной клетке, оттуда наверх. Наконец она достигла дверей мистера Спиндлера и забарабанила что было силы. Больше всего ей сейчас хотелось кричать, но она чувствовала, что этого ни в коем случае делать не надо. Открыла ей миссис Спиндлер. Едва увидев Люсинду, она вздрогнула. Люсинда обхватила ее за талию и уволокла в номер.
За мистером Спиндлером немедленно было послано. Когда же он появился, Люсинда с удивлением обнаружила, что не может ничего ему рассказать. Она сидела на коленях у миссис Спиндлер и всхлипывала. Слезы все больше душили ее, и наконец она разревелась. Она не плакала так с тех пор, как была совсем маленькой девочкой. Постепенно плач снова сменился тихим всхлипыванием. Тогда мистер Спиндлер подсел поближе и, ласково гладя девочку по голове, ждал, пока она успокоится.
Еще немного спустя Люсинда смогла говорить. Когда она закончила свой рассказ, мистер Спиндлер попросил повторить все сначала и как можно медленней. Потом он принялся подробно расспрашивать, видела ли она кого-нибудь?
– Только старого Чарли у входа в гостиницу и еще каких-то совсем незнакомых людей в вестибюле, – уверенно отвечала Люсинда. – Лифтер меня не видал, потому что я поднималась по лестнице, а не на лифте. А на втором этаже вообще никого не было.
Услыхав это, управляющий облегченно вздохнул, и девочка поняла, что он за нее беспокоится. Хотя при чем тут она? И почему мистер Спиндлер совсем не тревожится о Принцессе?
Словно прочтя ее мысли, мистер Спиндлер взял ее руки в свои и так крепко сжал, что она едва не закричала от боли.