Мы еще встретимся, полковник Кребс! - Соколов Борис Вадимович. Страница 36

Горец был неграмотен и темен и за всю сою жизнь только один раз съездил в Нальчик, о чем с гордостью рассказывал своим близким. Больше всего его поразила железная дорога. Испуганный пышущим и свистящим паровозом, он даже попятился назад, но самолюбие мужчины остановило горца, и, сдержав себя, он подошел ближе и внимательно осмотрел машину сбоку. Неприязнь вызывали разодетые городские жители, особенно женщины, по его мнению, без толку ходившие по улицам. На другой же день он отправился в обратную дорогу и больше в городе не бывал. Мир его интересов ограничивался селением, в котором прошла вся его жизнь. Несколько раз в доме священника он видел чужих, но кто они – не знал, хотя чувствовал, что это важные люди, потому что его духовный отец был с ними очень внимателен и предупредителен. Сейчас, ожидая в кустах, горец пытался представить себе, кто появится перед ним.

Наконец, из-за поворота вышел человек, одетый так же бедно, как он и сам, в старой, видавшей виды, черной бурке и в башлыке, по-абхазски обмотанном вокруг головы. Неизвестный шел неспеша, осматривая кусты. Ничего не заметив, он прошел мимо и уже подходил к повороту, ведущему в Багадам [4], когда горец, продолжая наблюдать за ним, тихо свистнул. Человек быстро обернулся, в руках у него появилась винтовка, спрятанная до того под буркой.

– Кто там? – спросил он отрывисто.

– Коста! – крикнул горец. Человек в бурке облегченно вздохнул и, не опуская винтовки, направился в его сторону.

– Ты кто? – спросил горец из кустов.

– Арам! Арам! – нетерпеливо проговорил неизвестный и остановился. Раздвинув ветви, горец вышел на дорогу и подошел к нему.

28

Утром в квартиру доктора Подзолова позвонили. Жена хирурга Кира Владимировна, молодящаяся, расположенная к полноте женщина, встала с кровати и, шлепая туфлями, пошла открывать дверь. Разбуженный звонком, невыспавшийся, злой Подзолов закурил и прислушался к разговору в столовой.

– …Но доктор спит! – услышал он слова жены.

Из несвязного рассказа плачущей женщины Подзолов понял, что несколько дней назад во время вечеринки ее муж ранил себя в бедро. Она перевязала рану, думала, что все обойдется, но сегодня ночью у раненого поднялась температура, он бредит.

Рассказ заинтересовал Подзолова, он поднялся и, продолжая прислушиваться, спустил ноги с кровати.

– Немедленно отвезите его в больницу, – услышал он голос жены. – У него может быть гангрена.

– Понимаешь, дорогая, мой муж – ответственный работник. Пойдут разговоры, как случилось, почему… – слезливо говорила незнакомка с сильным грузинским акцентом.

Подзолов встал и, как был в пижаме, вышел в столовую. По ту сторону круглого обеденного стола стояла немолодая женщина в черном, просто сшитом платье. Худое, в морщинах лицо ее было знакомо Подзолову.

– Как фамилия вашего мужа? – спросил он, не здороваясь. Женщина повернулась к нему.

– Шелегия, – торопливо ответила женщина. – Муж работает в Курортторге. Вы знаете его, наверно, доктор. Несколько дней назад собрались гости, – продолжала рассказывать посетительница. – После выпивки мужчины начали хвастаться оружием, и Григорий, вынув свой пистолет и показывая его приятелям, случайно выстрелил себе в бедро. Перевязав раненого, испуганные гости разошлись, посоветовав оставить его дома. До вчерашнего вечера все шло хорошо, думали, что все обойдется, но ночью ему стало плохо.

Она умоляюще сложила руки на груди и плача подошла к хирургу.

– Ради бога, доктор, пойдемте к нам, посмотрите его, ему очень плохо.

– Почему вы не хотите отвезти его в больницу? – удивленно спросил Подзолов. Она снова повторила, что если это станет известно в городе, то пойдут ненужные разговоры, и муж может иметь неприятности. – Пойдемте, доктор, пожалуйста, скорей, – закончила она.

На улице его спутница пыталась несколько раз взять чемоданчик с инструментами, но Подзолов сказал, что донесет его сам. На Беслетской, подойдя к калитке одного из домов, она пропустила доктора вперед. Они вошли в маленький чистый дворик. Поднявшись по деревянной лестнице, женщина открыла дверь.

Снимая в передней плащ и приглаживая перед зеркалом волосы, Подзолов услышал, как в соседней комнате женщина что-то быстро говорила по-грузински. Немного зная язык, Подзолов прислушался, но ничего не понял. Он громко кашлял, и жена Шелегия сейчас же показалась в дверях.

– Пожалуйста, проходите, доктор, – сказала она заискивающе и подвела его к высокой ковровой кушетке на которой лежал раненый. Подзолов сел на стоявший рядом стул. Высокий, плотный Шелегия, каким доктор его знал, сейчас был неузнаваем. Эти несколько дней резко изменили черты похудевшего, небритого лица. Раненого, несомненно, лихорадило. Темные круги вокруг глаз говорили о бессонных ночах. Выпростанные поверх одеяла желтые руки беспомощно лежали вдоль тела. Больной с трудом повернул к врачу голову, и Подзолов увидел устремленные на него настороженные глаза.

– Ну, как себя чувствуете? – Начал Подзолов.

С трудом раздвинув пересохшие губы, раненый чуть слышно ответил:

– Плохо, доктор!

– Где у вас тут можно вымыть руки? – обернулся Подзолов к стоящей около него женщине.

Пройдя в маленькую кухоньку, он долго мыл руки, потом вытер их насухо коротким мохнатым полотенцем и возвратился к раненому.

Сняв несколько слоев марли, густо пропитанной какой-то зеленой жидкостью, врач увидел отечное бедро. Небольшое пулевое отверстие с багрово-синими краями было закрыто. Увеличенные паховые лимфатические узлы говорили о воспалении, но характерного ожега от выстрела в упор Подзолов не увидел. У него зародилось подозрение, что женщина сказала ему неправду. Продолжая искать выходное отверстие пули, врач осторожно приподнял больную ногу. Раненый застонал, но Подзолов, не обращая внимания, тщательно осмотрел всю ногу. Места выхода пули он так и не нашел. Ранение было слепое, и доктору стало ясно, что выстрел был произведен с расстояния не меньше 50– 100 метров . «Вот так выстрел на вечеринке», – мелькнула у него мысль. Он встал.

– Его необходимо сейчас же отправить в больницу. Сейчас же! – повторил он, заметив попытку женщины что-то возразить. – Иначе будет поздно!

29

Курортный сезон был в разгаре. Приморские поселки, селения и города на юге от Сочи, в те годы еще лишенные элементарных удобств, – рассадники малярийного комара, звенящими тучами висевшего над низменностями приморской полосы, – были полны приезжих. Абхазия становилась модным местом отдыха, пока еще не организованного и примитивного. Привлекало солнце, по которому так стосковались северяне, синее, спокойное море, лесистые горы и фрукты – груды всевозможных плодов, дары щедро плодоносящей земли. Берега были густо усыпаны купающимися и загорающими на солнце. Каждому хотелось привести домой в виде загара частицу южного солнца. Дни текли спокойно и размеренно. Тишина, нарушаемая только непрерывным однотонным звоном цикад, дрожащее марево нагретого воздуха, все располагало людей к безделью и лени.

Так проходили дни и в Новом Афоне. Днем бесконечное купание в тепловатой воде, вечером в парке традиционные киносеансы – виденные еще дома фильмы, теперь уже старые и изношенные, с частыми паузами из-за обрывов. Пока обозленный механик, чертыхаясь, склеивал оборванные концы ленты, доморощенные остряки, пользуясь темнотой, изощрялись в шутках на его счет.

После окончания сеанса все медленно расходились по своим комнатам и укладывались спать. Некоторое время в аллеях еще мелькали неугомонные парочки, но постепенно гасли огни, и все погружалось в темноту. Так беззаботно проходило время.

Правда, иногда отдыхающие слышали по ночам выстрелы в горах (чтобы не волновать их, им говорили, что это охотники), а однажды даже взрыв (сооружали запруду, как пояснил директор). Любители ночных купаний, возвращаясь с моря, замечали на берегу усиленные наряды пограничников со служебными собаками, видели группы вооруженных горцев, уходящих в сторону перевалов, и были бы удивлены, узнав, что это оперативные работники. Скрытая война с остатками контрреволюционного подполья не ослабевала ни на минуту. Дело было не только в том, чтобы обеспечить отдых и труд советских людей, – необходимо было ликвидировать раз и навсегда даже мысль врага о реставрации.