Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - Соколов Борис Вадимович. Страница 18

Не исключено, что агентом Гелена, Канариса или Шелленберга в Генштабе РККА был полковник Кирилл Дмитриевич Калинов, который в 1949 году служил в аппарате советской военной администрации в Берлине и перешел в западную часть города. В следующем году он издал в ФРГ книгу «Слово имеют советские маршалы», где, основываясь на документах Генштаба, привел данные о безвозвратных потерях Красной Армии в Великой Отечественной войне: 8, 5 миллиона погибших на поле боя и пропавших без вести, 2, 5 миллионаумерших отран и 2, 6 миллиона умерших в плену. Как показали потом исследования, эти первые послевоенные подсчеты занижали истинные потери – более 26 миллионов красноармейцев – примерно вдвое.

Приведу еще одно любопытное дополнение к тем довольно скудным данным о немецкой агентуре, которая могла поставлять сведения о стратегических замыслах советского командования. Вальтер Шелленберг в американской версии его мемуаров, вышедших посмертно в 1956 году под названием «Лабиринт», писал, что через один из центров по сбору и обработке информации по России, «о существовании которого было известно только трем лицам в Главном управлении, мы смогли вступить в непосредственный контакт с двумя офицерами из штаба маршала Рокоссовского».

«Интересно, что оба они выражали сомнение относительно преданности Рокоссовского Сталину. Рокоссовский, бывший офицер царской армии (в действительности только унтер-офицер. – Б. С), провел несколько лет в Сибири.

Позднее, когда в мое подчинение перешло ведомство военной разведки адмирала Канариса (это случилось после отставки «сухопутного адмирала» в феврале 1944 года. – Б. С), у меня прибавился еще один очень важный разведцентр. Его начальником был немецкий еврей, использовавший совершенно необычные методы работы. Его штат насчитывал только два человека; вся работа была механизирована. Его сеть охватывала несколько стран и имела разветвленную агентуру во всех слоях общества. Он ухитрялся получать наиболее точную информацию от источников, работавших в высших эшелонах русской армии, и разведывательный отдел штаба германской армии (ФХО. – Б. С.) давал им высокую оценку. Этот человек работал действительно мастерски. Он мог сообщать и о крупных стратегических планах, и о передвижениях войск, иногда даже отдельных дивизий. Его донесения поступали обычно за две-три недели до предсказываемых событий, так что наши руководители имели время подготовить соответствующие контрмеры, точнее, могли бы это сделать, если бы Гитлер обращал более серьезное внимание на подобные донесения.

Мне приходилось отчаянно бороться за то, чтобы защитить такого ценного сотрудника от Мюллера (шеф гестапо. – Б. С.), а также оградить его от зависти и интриг, бытовавших в моем управлении и в штабе люфтваффе. За спиной Кальтенбруннера и Мюллера скрывалась клика, решившая устранить «еврея». В вину ему ставилось не только еврейское происхождение. Его враги прибегали к самым коварным приемам, пытаясь доказать, что он тайно работает на русскую разведку, которая якобы через него поставляет нам пока достоверную информацию, чтобы в решающий момент ввести в заблуждение».

Отметим, что Шелленберг узнал о чудо-резиденте никак не ранее февраля 1944 года. К тому времени это «пока» длилось уже почти три года, за которые на Восточном фронте произошли крупнейшие сражения. Естественно, глава немецкой разведки справедливо возражал врагам еврея-резидента: какой еще такой «решающий момент» должен наступить, чтобы от него пришла наконец дезинформация, если поступавшая все время из этого источника информация в основном подтверждалась?!

В немецком варианте шелленберговских воспоминаний уточняется, что «связь с двумя офицерами Генерального штаба, прикомандированными к штабу маршала Рокоссовского», поддерживалась через одного из «особо важных информаторов» и что после слияния ведомства Канариса с 6-м управлением Шелленберга в его «распоряжение поступил еще один очень ценный информатор, которым руководил один немецкий еврей». Об этом же резиденте упоминает и Гелен, указывая, что он имел радиопост в Софии и агентурную сеть абвера в Советах под общим наименованием «Макс». Именно от «Макса» ФХО получило, в частности, донесение о военном совете, проведенном Сталиным 4 ноября 1942 года.

Биографию руководителя «Макса» подробно излагает Дэвид Кан. Имя столь ценимого руководителями немецкой разведки резидента – Фриц Каудерс. Он родился в Вене 23 июня 1903 года. Мать Фрица была еврейкой. Отец же, по словам Каудерса, был чистокровный ариец, перешедший в иудаизм, а потом вновь крестившийся, – конечно, если Каудерс не выдумал эту историю про отца-арийца, чтобы попасть в менее опасную при нацистах категорию евреев-полукровок, «мишлеинге». СторонНики окончательного решения еврейского вопроса так до конца войны и не договорились друг с другом, что же все-таки делать со злосчастными «мишлеинге». С одной стороны, не плохо бы, не ломая голову, прямиком направить их в Освенцим, да ведь тогда получится, что искоренением будет затронута и бесспорно арийская кровь. Эта «проблема» так и не была решена до бесславного конца Третьего Рейха, и поэтому «мишлеинге» не тронули. Концлагеря и газовые камеры им не грозили. Но на ответственные государственные должности лиц сомнительного происхождения официально не принимали. Чтобы обойти негласный запрет на прием «мишлеинге» на руководящие должности в вермахте, прибегали к разного рода ухищрениям. Например, один из ближайших сотрудников самого Германа Геринга фельдмаршал Эрхард Мильх, занимавший высокий пост статс-секретаря министерства авиации, был типичным «мишлеинге», поскольку его мать была еврейкой. Чтобы избежать некрасивой ситуации со своим заместителем-полукровкой, Геринг заставил мать Мильха подписать документ, где утверждалось, что Эрхард является не ее ребенком, а внебрачным сыном ее мужа. Так будущий фельдмаршал превратился в стопроцентного арийца. Возможно, подобную же аферу проделали и с отцом Каудерса, чтобы столь полезному резиденту «Максу», уже наполовину арийцу, могли доверять и руководители нацистского государства. В 24 года Каудерс из Вены перебрался в Цюрих, где некоторое время работал спортивным журналистом. Затем жил в Париже и Берлине, где продолжал заниматься журналистикой, а заодно и кое-каким бизнесом. После прихода Гитлера к власти Каудерс уехал репортером в Будапешт, где нашел себе прибыльное занятие – посредника при продаже венгерских въездных виз евреям, бегущим из Германии. Он завязал контакты с высокопоставленными венгерскими чиновниками, в том числе и из Министерства иностранных дел, а заодно познакомил-ся с главой резидентуры абвера в Венгрии и стал работать на немецкую разведку. Здесь очень пригодилось знакомство Каудерса с американским консулом в Загребе Джоном Мейли, благодаря которому он получил доступ к американским дипломатическим документам. А знакомство с русским генералом эмигрантом А. В. Туркулом, имевшим собственную агентурную сеть в СССР, позволило получить сведения о Красной Армии и внутреннем положении страны накануне 22 июня 1941 года.

После нападения Германии на Советский Союз Каудерсу был поручен сбор информации от основных информаторов в России, костяк которых составила туркуловская агентура. Немцы снабдили их радиостанциями и прочим снаряжением и наладили регулярное поступление нужных сведений. В конце 1941 года Каудерс переместился в столицу Болгарии Софию, где и возглавил радиопост абвера, получавший радиограммы от агентов в СССР. А вот кто были эти агенты, равно как и послевоенная судьба Каудерса, – не выяснено до сих пор.

Несколько иную, чем в мемуарах Шелленберга и Гелена или в работах Кукриджа и Уайтинга, картину состояния немецкой агентуры в СССР в военные годы рисует в своей книге «Разведка и Кремль» уже знакомый нам Павел Судоплатов, в военное лихолетье возглавлявший разведывательно-диверсионное Четвертое управление НКВД, а потом – НКГБ. Павел Анатольевич был причастен к организации ряда радиоигр, которые проводила советская сторона с немцами. По его утверждению, почти все донесения, которые обильно цитируют в трудах, посвященных успехам абвера и ФХО, на самом деле были дезинформацией, подготовленной в Генштабе Красной Армии и НКВД. Наиболее крупной игрой была операция «Монастырь». Чекисты имитировали существование подпольной антисоветской организации прогерманской ориентации, чтобы выявить немецкую агентуру в нашей стране.