Очаровательный притворщик - Росс Джоу Энн. Страница 21

– Да, это совсем другой мир, – согласился он, проезжая мимо двух пирог с мальчиками-подростками и вспоминая с щемящим чувством о мальчишеских вылазках, когда они с Рорком и Майклом тоже расставляли на протоках сети и бредни.

– А вам приходилось бывать здесь раньше?

– Да… случалось… – сухо и односложно отвечал он. Упаси его Бог от подробностей.

– Мой дедушка – француз, унаследовал дом своих родителей здесь, в заболоченной дельте, в городке Байу-Теш. Самые дорогие воспоминания моего детства связаны с каникулами, проведенными в этих местах, – сказала она.

Да, слишком многое на поверку их объединяет, думал Шейн. Даже детство, проведенное в одних и тех же местах. Каждое новое открытие делает ее еще более близкой и привлекательной. А в сущности, еще более опасной.

– Но остальную часть года вы проводили в городе?

– Да. Мой дед был морским офицером. Выйдя в отставку, он обосновался в Нью-Орлеане и открыл там ресторан. Но, как оказалось, ненадолго.

– Да, это непростой бизнес.

– Очень. Особенно если бесплатно кормишь каждого бездомного, который заявляется к тебе с черного хода.

– По-видимому, милосердие и деловая хватка на практике чаще всего две вещи несовместные.

– Видимо, так. – Блисс откинула с лица растрепанные ветром пряди волос. – Но мне приятно гордиться щедростью своего деда. И знаете, ведь это именно благодаря ему я занялась антикварным делом. Зельде, моей бабушке, приходилось обставлять дом вещами, купленными на воскресных распродажах – на блошиных рынках. И я уже с ранних лет научилась распознавать в куче хлама что-нибудь стоящее.

Шейну очень хотелось верить всему, что она говорит. Но приобретенный тяжким трудом и жесткой тренировкой опыт приучил его к обратному.

– Быть может, деньги вас и не волнуют, однако бриллиантовые серьги, что были на вас в тот вечер, никак не назовешь достоянием нищего.

– Когда-то они принадлежали моей матери. – Что-то новое появилось в ее голосе – какая-то вдруг прорвавшаяся боль. Сожаление об утраченном? Отголосок какого-то горя?

– Значит, ваша мама все-таки была замужем за богачом?

– Если хотите знать правду, моя мама вообще никогда не была замужем. – Произнося это, Блисс посмотрела на него сквозь солнечные очки, в голосе и выражении лица чувствовался вызов. – Что давало моим одноклассникам законное право и бесценное удовольствие всякий раз подчеркивать, что я ублюдок.

– Для меня никогда не имел значения навешиваемый на человека ярлык, – поспешил заверить он.

Но это же было враньем! В их четко формализованном деле каждый занимал строго отведенную ему ячейку, свое досье, особый ящичек. Только таким способом можно было достичь результатов, да и попросту существовать на этой службе.

– Вам нелегко приходилось в детстве, – прибавил он.

– Да, бывало… – как-то неопределенно пожала плечами Блисс. – Мама много болела, так что большую часть времени я проводила с моей бабушкой Зельдой. – Женщина перевела дух и решительно тряхнула головой. – Нет, все не так. Мама была не просто больна. Она страдала алкоголизмом.

– Простите, – искренне отозвался Шейн.

Он принялся размышлять, не послужил ли этот болезненно пережитый детский опыт причиной последующих дурных наклонностей. Потом вспомнил собственное не столь уж приглаженное детство. Они с братьями выросли в далеко не самой благополучной семье и, однако же, не сделались членами преступных международных синдикатов.

– Да вы не думайте, это только звучит так ужасно. Мама была не какая-нибудь там скандальная пьянчужка. Она была такая тоненькая, слабая, почти бесплотная. Порой казалось, что по дому ходит не человек, а призрак.

– Вы сказали – была.

– Да, она умерла, когда мне исполнилось четырнадцать лет.

– Простите, – еще раз произнес он. – Мне очень жаль.

– Мне тоже. – И снова Блисс подумалось, какое счастье, что у нее есть любимая бабушка, Зельда. И дедушка Дюпре, который, возможно, и не умел вести дела, зато создал в доме, где она выросла, обстановку, полную тепла и беззаветной любви.

– Странно, что вы не продали те серьги.

– Зачем? – удивилась Блисс.

– Во-первых, за них можно было бы выручить немалые деньги. К тому же они, наверно, являются для вас источником тяжелых воспоминаний.

– Ах, нет, совсем напротив! Всякий раз, как я надеваю их, я думаю о тех временах до моего рождения – ведь были же такие времена, пусть и недолго, – когда моя мама была счастлива. И это помогает мне почувствовать себя ближе к ней.

И опять в который раз Шейн был вынужден отметить, что Блисс кажется ему человеком абсолютно бесхитростным. В который раз пришли на ум заверения брата, что эта женщина не способна на те преступления, в которых ее обвиняют. Потом он бросил взгляд на ее стройные загорелые ноги и подумал: неважно, воровка она или нет, но если в ближайшее время он ею не овладеет, то сгорит или потеряет рассудок.

– Пожалуй, я бы хотел познакомиться с вашей бабушкой.

В ответ собеседница рассмеялась.

– Да у вас просто нет другого выбора. Зельда объявила мне сегодня, что, если я не приглашу вас на воскресный обед, ей придется притащить вас силой.

– Звучит многообещающе! – воскликнул Шейн с нарочито самодовольной и порочной ухмылкой, чем поверг спутницу в некоторое замешательство. Та искоса бросила на него удивленный взгляд. – Я обещал не ухаживать за вами, Блисс, но вовсе не перестал вас желать. Постараюсь залучить кого-нибудь на свою сторону.

– Привыкли ходить легкими путями, – сдержанно пробормотала она и, отвернувшись, уставилась на знакомый до боли пейзаж.

– Возможно, вы правы. И все же есть одна вещь, о которой вы не должны забывать, – жестко сказал он.

– Какая же? – вскинулась она.

– Я – не Алан Форчен.

– Да, знаю. – И, будто нуждаясь в ощутимом подтверждении этой истины, она непроизвольно положила руку ему на колено.

Сквозь грубую джинсовую ткань Шейн почувствовал горячее прикосновение каждого ее пальца, пронзившее до самого нутра. Он решил, что жест этот, как и многое в Блисс, был бессознательным, чисто импульсивным. Безыскусным, как она сама.

– Я знаю, Шейн, что бы ни произошло между нами, вы никогда не станете лгать мне, как Алан.

Он тут же поспешил сказать себе, что не имеет ничего общего с тем омерзительным слизняком. Что состоит на службе и всего-навсего выполняет долг, ибо дорогая ему женщина каким-то образом ухитрилась быть замешанной в темные дела воров и контрабандистов.

Но когда утреннее солнце, поднявшись высоко в небе, озарило жемчужным блеском темную поверхность воды по обеим сторонам дороги, Шейн опять почувствовал приступы смутной, тоскливой вины, похожие на ноющие приступы боли.

Глава девятая

Антикварный аукцион должен был состояться в старинной сельской усадьбе. Большой дом, выстроенный в аристократическом колониальном стиле еще до Гражданской войны, судя по нынешнему виду, знал куда лучшие времена. Но и сейчас его осеняла мощная крона охранявшего двор тысячелетнего дуба. Это здание напомнило Шейну его детские проделки на пару с Рорком. Мальчишки пугали друг друга бытовавшими тогда поверьями о призраках, что по ночам, стеная, бродят среди таких руин. Легенда гласила, что привидения облачены в цвета противоборствующих сторон: серый – южан-конфедератов и голубой, отличавший северян-янки. Буквально все в этих местах дышало родной и не столь уж давней историей.

– Ну разве не чудо? – радостно вопрошала Блисс, любуясь обступившей их стариной, покуда они осторожно взбирались по уложенным на кирпичи шатким дощатым мосткам к центральной открытой веранде над заболоченной заводью.

Шейн взглянул вниз, на ветхий, осыпающийся цоколь здания.

– По-моему, эта конструкция вот-вот обрушится в воду.

– Просто дому требуется немного внимания и ухода. А главное – любви.

– Ему требуются срочные спасательные работы. Взгляните, постройка вся изъедена термитами.

– Немного специального состава – и можно успешно справиться с этой проблемой. – Оглядев заброшенные поля, окружающие усадьбу, Блисс добавила: – Интересно, сколько земли идет вместе с этим лотом?