Обладать - Байетт Антония С.. Страница 133

Разумеется, мы не можем не задаться животрепещущим вопросом: а что же было в ларце, который исчез в могиле вместе с Рандольфом Падубом и который, как было засвидетельствовано четырьмя годами позже, во время захоронения Эллен подле мужа, находился «в целом и неповреждённом состоянии»31 ? Эллен Падуб, как и всё тогдашнее поколение, относилась с ложной стыдливостью и чрезмерной церемонностью к частным бумагам. Нередко высказываются утверждения – кстати, не опирающиеся ни на что, кроме свидетельств всё той же Эллен32 , – будто щепетильность эту разделял и Падуб. К счастью для нас, он не оставил завещательных распоряжений подобного рода, и ещё большей удачей является то, что его вдова, при исполнении его якобы имевших место предписаний, действовала, судя по всему, в спешке и наугад и лишила потомков лишь некоторой части архива. Мы не знаем, какие бесценные документы навсегда потеряны для нас, однако на предшествующих страницах можно было видеть всё богатство и разнообразие уцелевшего наследия. И всё же как огорчительно, что те, кто потревожил покой Падуба в 1893 г., не сочли возможным хотя бы ненадолго открыть запрятанный ларец, бегло обследовать его содержимое и составить опись! Решения о том, чтобы уничтожить, или спрятать документы, в которых запечатлена жизнь великих, как правило, принимаются в лихорадочном возбуждении, чаще всего – во власти посмертного отчаяния, и имеют мало общего со взвешенными поступками, со стремлением к полному и спокойному постижению истины – такие поступки и такое стремление приходят после, когда уляжется горе и душевная смута. Даже Россетти, похоронивший вместе с трагически погибшей женой единственный полный список своих стихов, впоследствии одумался и вынужден был, подвергая себя и её бесчестью, извлечь их из могилы. Мне часто приходят на ум слова Фрейда о чувствах наших первобытных предков к покойникам, которые виделись им одновременно и демонами (призраками), и почитаемыми предками:

То обстоятельство, что демоны всегда представляются духами тех, кто умер недавно, указывает со всей ясностью на место, какое траур и скорбение по усопшим имеют в формировании веры в демонов. Скорбение призвано исполнить совершенно особую психическую задачу: его назначение в том, чтобы отделить воспоминания и надежды живых от покойного. Когда это достигнуто, душевная боль уменьшается, а с нею заодно раскаяние и чувство вины и, соответственно, страх перед демоном. И те же духи, которых мы вначале страшились как демонов, далее могут рассчитывать на более дружелюбное отношение; они почитаются как священные предки, к ним обращают призывы о помощи33 .

Так не можем ли мы утверждать, в оправдание нашего желания увидеть спрятанное от нас, что те, страх перед чьим неодобрением превращал их в демонов для близких и дорогих, – по отношению к нам являются возлюбленными предками, чьи священные реликвии мы вправе лелеять при свете дня?

22 Так описал этот день Суинберн в письме к Теодору Уоттсу-Дантону (А.Ч. Суинберн, Собрание писем, т. V, с. 280). Считается, что в стихотворении «Старый Игдрасиль и кладбищенский тис» Суинберн отразил свои чувства в связи с кончиной Р.Г. Падуба.

23 Засвидетельствовано в отчёте газеты «Тайме» от 30 ноября 1889 г. Среди тех, кто прощался с поэтом на кладбище, глаз репортёра отметил, помимо «львов литературного общества», «нескольких красивых молодых девушек, что плакали навзрыд, не стесняясь слез, и большую кучку почтительных, молчаливых рабочих».

24 Эллен Падуб, в письме к Эдит Уортон, от 20 декабря 1889 г. (воспроизведено в издании «Письма Р.Г. Падуба», под ред. М. Собрайла, т. 8, с. 384). Похожим образом она излагает свои намерения на страницах дневника, в записи, сделанной на третью ночь после кончины поэта. Дневник в скором времени (1967) выйдет под ред. д-ра Беатрисы Пуховер (Колледж Принца Альберта, Лондонский ун-т).

25 Я провёл долгие часы в прогулках по окрестностям Ходершэлла и заметил, как земля на склоне оврагов характерно делится на слои и как мелкие включения кремня поблескивают в верхнем мелистом слое; средь вспаханных полей этот «кремнистый» мел напоминает островки сверкающего снега.

26 Этот том Шекспира, а также фиалки находятся в настоящее время на хранении в Стэнтовском собрании Университета Роберта Дэйла Оуэна.

27 См., например, письмо к Теннисону от 24 августа 1859 г. (Стэнтовское собрание, Ед. хран. № 146093а). Все края письма окаймлены схематичными изображениями таких деревьев, корни и ветви которых сплетены с соседними, образуя орнамент, напоминающий работы Уильяма Морриса.

28 Латинский оригинал гласит: «Ille hic est Raphael timuit quo sospite vinci rerum magna parens et moriente mori».

29 Джон Донн, «Смерть, не гордись…», Духовные стихи, под ред. Элен Гарднер, с. 9.

30 Стоит вспомнить раздражённый отзыв Ф.Р. Ливиса в «Литературной экспертизе», т. XIII, сс. 130-131: «То, что викторианцы всерьёз воспринимали Р.Г. Падуба как поэта, подтверждается серьёзным тоном траурных панегириков, авторы коих – вторя напыщенному сравнению на могильном камне, за которое следует сказать спасибо его вдове – объявляют его равным Шекспиру, Рембрандту, Рафаэлю и Расину».

31 Засвидетельствовано в письме Пейшнс Мередит к её сестре Фейт, в настоящее время находящемся в собственности Марианны Уормольд, правнучки Эдмунда Мередита.

32 См. прим. 24 выше, а также запись в неизданном дневнике Эллен Падуб, за 25 ноября 1889 г.

33 Зигмунд Фрейд, «Тотем и табу», Собрание соч. (станд. изд. 1955 г.), т. 13, сс. 65-66.

27 ноября 1889 г.

Тихо и зыбко она шла со свечою в руке по тёмным коридорам, потом стала подниматься по лестнице на третий этаж, на каждой из площадок медля, точно в неуверенности. Старая женщина, но если посмотреть на неё со спины, в полумраке – как теперь, – её возраст определить почти невозможно. На ней длинный халат тонкого бархата и мягкие домашние туфли, расшитые узорами. Она несёт себя прямо и легко, хотя она, что называется, в теле. Волосы у неё убраны в длинную косу между ровными лопатками, и в жёлтом свете свечи кажутся бледным золотом, – на самом деле они кремовато-седые, некогда каштановые.

Она прислушалась к ночному дому. Её сестра Надин спит в лучшей свободной комнате; где-то на втором этаже мирно посапывает племянник Джордж, подающий надежды молодой адвокат.

В своей собственной спальне, со скрещёнными на груди руками, с закрытыми глазами, неподвижно лежит Рандольф Генри Падуб. Голова его покоится на вышитой шёлковой подушечке, волосы, мягкие и седые – на стёганом атласе покрывала…

Сегодня, когда она поняла, что ей не заснуть, она пошла к нему, отворила дверь тихо-тихо, и стояла над ним, постигая перемену. После смерти, в первые минуты, он похож был на самого себя, отдыхающего от борьбы, смягчившегося, успокоенного. Теперь душа отлетела, и это был словно не он, а его странное, скудельное подобие, которое час от часу костлявело, всё резче обтягивалось кожей, что на скулах стала желта и тонка, и у которого глазницы западали всё глубже, подбородок заострялся. Под пологом молчания, она зашептала слова молитвы; потом сказала тому, что лежало на постели: «Где ты?» В доме, как и каждую ночь, пахло прогоревшим углем каминов, стылыми их решётками, старым дымом. Она направилась к себе в маленький кабинет, где на изящном бюро лежали стопкою письма соболезнования, на них предстояло ответить, был ещё список приглашённых на завтрашние похороны, с аккуратной галочкой возле имён. Она взяла из ящика свой дневник и ещё какие-то бумаги, посмотрела в нерешительности на горку писем, и выскользнула со свечою в коридор, и по пути к лестнице слушала, как витают по дому сон и смерть…

Она поднялась на последний этаж, где под крышей размещалась рабочая комната Рандольфа, которую она всегда почитала своим долгом оберегать от посторонних – даже от себя. Шторы у него были раздёрнуты, в комнату лился свет газового фонаря и свет полной луны, плывшей в небе, серебристой. Ещё слышался лёгкий, почти призрачный, запах его табака. На столе стопки книг, поселившихся здесь до его болезни. В этой комнате по-прежнему ощущение его присутствия, его работы… Она присела за его письменный стол, поставив перед собою свечу, и вдруг ей стало – нет, конечно, не легче , разве может стать легче ? – но хотя бы не так безутешно , словно то, что пока ещё существовало здесь, было менее страшным, менее омертвелым, чем то, что почило… лежало недвижно как камень, внизу, в спальне.