Восставший против Неба - Соловьев Антон. Страница 4

Внезапно музыка оборвалась, и реальность снова нахлынула на поляну. Была глубокая непроглядная ночь, отблески костра освещали застывшие в изумлении лица посвящённых.

— Ну как, понравилось? — усмехнулся Тильво.

— Прости нас, бессмертный. Прости, один из учителей. Мы не признали тебя сначала.

— О чём вы говорите? — удивился Тильво. — Я и сам не понимаю смысла этих слов, они просто исходят из глубины моего сердца. Для меня этот язык так же незнаком, как и для вас.

— Ошибаешься, певец, этот язык слишком хорошо нам знаком. Это язык наших бессмертных учителей, которые давным-давно создали ордена посвящённых. Посвящённых в тайны бессмертных.

— Но я ведь обычный человек. Мне всего двадцать лет.

— Ты готов поклясться в этом? — не унимался Иеронимус.

— Да сколько угодно. Клянусь Небом, я самый обычный человек.

— Обычный, — усмехнулся Бротемериус. — Знаешь ли, обычные люди не поют на языке бессмертных, из которого даже посвящённым известно лишь небольшое количество слов.

— Давно у тебя открылся Дар? — спросил Иеронимус.

— Дар? В смысле когда я начал петь? Ну, этого я не помню. Может, лет в пять.

— Нет, Дар открывать завесу. Давать людям возможность видеть сквозь Небо.

— Не знаю. Впервые я спел подобную песню в таверне «Бешеный кабан». Это было три года назад.

— Много народу слышало, как ты поешь?

— Какой-то старый пьяница да дочь кабатчика. Вот и все. Я пел ещё несколько раз, когда было плохо на душе или я обижался на кого-то, как сейчас. Но в моём, как вы говорите Даре, нет ничего интересного. По крайней мере ничего полезного, кроме как полюбоваться огнями в Небе. Но за это денег не дадут. Больше того, Слуги Неба могут запросто сжечь. Я живу с бесполезной забавной способностью.

— Мальчик, ты даже представить себе не можешь, каким сокровищем владеешь; — Бротемериус был весьма взволнован.

— И куда только смотрят Слуги Неба? — усмехнулся в который раз Иеронимус, хотя в его улыбке теперь было намного больше тепла.

Дальнейшую дорогу до Терика Тильво разделил с двумя посвящёнными, которые направлялись в этот же город на ежегодный Большой совет. После того как Тильво спел им странную песню, их отношение к певцу в корне изменилось. Помимо того, что они всю дорогу кормили Тильво за свой счёт, они как зеницу ока охраняли его от любых посягательств. Правда, единственным случаем, когда Тильво действительно угрожала опасность, оказалась склока с пьяным рыцарем, который придрался к мечу Тильво. Оружие было вытащено из ножен, и могла пролиться кровь, если бы Тильво перед началом вооружённой схватки не съездил кичливому рыцарю кулаком про меж глаз. В кабацких драках Тильво был завсегдатаем, поэтому поспешил сразу воспользоваться своим мастерством, потому что мечом он действительно владеть не умел. Этот случай ещё больше поднял авторитет Тильво в глазах посвящённых, и все бы продолжало складываться хорошо, если бы не другой печальный инцидент.

Тильво и его спутники сидели в таверне «Старый пёс» на краю небольшого городка. Ночь давно вступила в свои законные права, но спать никому не хотелось.

— Расскажите ещё что-нибудь про бессмертных, — упрашивал Тильво своих спутников.

— Видишь ли, друг, с этими бессмертными не все так просто. Говорят, раньше их жило в мире так много, что запросто можно было повстречать их в самой обычной таверне. А потом они ушли. По крайней мере никто их больше не встречал. Люди поначалу смеялись: проживём и без них. И только посвящённые, те, что были у них вроде подмастерий, огорчились.

— Да, это уж точно, — перебил Иеронимуса Бротемериус. — Сначала наша Сила стала таять, а затем пришло Небо, и Силы стало хватать только на самое простое. Из могущественных мира сего мы постепенно превращаемся в нечто вроде бродячих циркачей.

— Кстати, знаешь, почему посвящённые путешествуют только пешком?

— Почему? — спросил Тильво.

— Просто раньше мы могли мгновенно перемещаться из одного города в другой. А потом Сила истаяла, но обычай остался. Вот и ходим мы только пешком.

— Это все очень печально.

— Не то слово, — вздохнул Иеронимус. — Сыграл бы ты, что ли, Тильво. Народу в таверне не осталось. Сыграй и спой ту песню.

— Хорошо, — не стал возражать Тильво и потянулся за своей дайлой.

Ночь зажглась яркими огнями. Ущербный жёлтый диск стал виден сквозь мутное окно таверны. Посвящённые наслаждались зрелищем. А по опустевшему залу разносились забытые почти всеми в этом мире слова языка бессмертных.

— Я устал, давайте спать, — проговорил, зевая, Тильво, едва закончив играть.

— Что ж, давайте расходиться по своим комнатам.

Наутро Тильво и посвящённые узнали ошеломляющую новость. Хозяин таверны рассказал, что один из местных Слуг Неба сошёл с ума. Прибежав ночью к настоятелю храма Неба, он начал сбивчиво рассказывать о том, что Небо исчезло, а в вышине появилось множество огней и жёлтый круг. При последних словах кабатчика внутри Тильво все похолодело. Не долго думая, настоятель храма сдал сошедшего с ума Слугу Неба Воинам Неба. Говорили, что дознание длилось всю ночь, причём под самыми страшными пытками Слуга Неба повторил все то же самое. Наутро его решили сжечь как нераскаявшегося еретика.

— Мы пойдём смотреть казнь, — твёрдо сказал Тильво своим попутчикам. — Мне почему-то кажется, что здесь есть и моя вина.

— Но таверна была пуста.

— Возможно, он подслушивал за дверью или шёл мимо таверны.

— Лучше нам отсюда поскорее убраться, — проворчал Иеронимус. — Может быть, — этот Слуга Неба догадался о том, что увидел все благодаря твоей песне. Не ровен час, придут за тобой Воины Неба, тогда нам будет очень сложно тебе помочь.

— Мы пойдём смотреть казнь, — упорствовал Тильво.

Народ постепенно стекался к храму Неба, где и должна была состояться казнь. Люди шли, понурив головы, и лишь изредка перешёптывались. Но страх неудержимо гнал их вперёд. Мысль о том, что другие могут подумать о них, если они не придут посмотреть на казнь, а также извечное любопытство неудержимо толкали их вперёд, и они ничего не могли с собой поделать.

Посвящённые и певец стали проталкиваться в первый ряд. Напротив входа в храм был водружён столб, к которому и привяжут жертву. Вокруг столба цепочкой Стояли Воины Неба.

Воины Неба носили просторные балахоны оранжевого цвета. По обыкновению, они были вооружены короткими мечами. Как и у всех Служителей Неба, головы выбриты налысо, что ещё больше придавало свирепости внешнему виду.

Двери храма растворились и к столбу проследовала небольшая процессия. Впереди шёл человек, облачённый в фиолетовый балахон. Так ходили посвяшенные-ренегаты, которые отреклись от света и тени и теперь служили Небу. За ним в сопровождении двух стражников шёл осуждённый. А замыкал процессию Служитель Неба весьма преклонного возраста с внушительным свитком под мышкой. Видимо, это был настоятель местного храма. По обычаю именно он зачитывал приговор. Все внимание зрителей было приковано к подсудимому, примерно ровеснику Тильво. На нём болталась разорванная во многих местах ряса Служителя Неба. Вид у него был измождённый, на лице виднелись синяки и кровоподтёки. Он шёл, высоко подняв голову, а его затуманенный взгляд был направлен куда-то вдаль.

Тем временем на площади полным ходом шла подготовка к казни. Юношу крепко привязали к столбу и стали обкладывать хворостом. А пожилой служитель Неба, развернув свиток, начал зачитывать приговор, перечисляя многочисленные преступления осуждённого: «За клевету против Служителей Неба, а также смущение добропорядочных граждан лживыми речами в святая святых — храме Неба…»

Внимание же посвящённых целиком и полностью было приковано к ренегату, стоявшему рядом с настоятелем. Иеронимус и Бротемериус проницательными взглядами изучали человека, облачённого в фиолетовый балахон. На вид ему было около пятидесяти лет. Как и обычный Служитель Неба, налысо выбрит, что считалось совершенно оскорбительным для посвящённых. По напряжённому лицу читалось, что он собирается с силами. По-видимому, для пущей яркости зрелища должно было произойти какое-нибудь эффектное «чудо», которое подтвердило бы священную волю Неба и оправдало все происходящее на площади.