Злая сказка - Соловьев Антон. Страница 61

Вместо этого я опробовал трубку. Курить ее было непривычно. Табак был крепкий, как беломоровский, но не в пример ему приятный. Я прочистил трубку и убрал в карман рюкзака. Здорово! Все, прощай «Беломор»!

Я шел по пасмурной улице просыпающегося центра Москвы. Дождя не было. И это меня радовало. У кассы уже была очередь. Впрочем, как всегда, она двигалась очень быстро. Здесь я был свой человек, впрочем, как и на Горбушке, на Митинском и Царицынском рынках.

Мало кто знает, что книжная ярмарка в Олимпийском — это необычное место. Кроме того что здесь бывают люди, увлеченные книгами, а это уже своя энергетика, в Москве это единственное место, где наиболее близко расположены православный храм и мечеть. Причем главная мечеть Москвы. По пятницам здесь бывает много мусульман. Мне кажется, это здорово. Когда Игорь в разговоре с Олегом сказал, что очень хотел бы увидеть храмы множества конфессий, мирно соседствующие на одной улице, я с ним мысленно согласился. Будучи православным, я уважаю всех. Даже язычников, с которыми на Эгладоре встречался нередко и общался довольно весело.

Я прошвырнулся по рынку. Зашел к знакомым перекупщикам. Книг накупил немерено. Даже и не знаю, когда их все прочитаю. Разве что на пенсии. Впрочем, я сейчас потихоньку дочитываю свою и родительскую библиотеки, да еще новые книги покупаю. Много времени отнимает это повествование и конечно же работа.

После книжного я напился. Правда культурно. Без всяких объяснений собрал своих самых разных друзей и проставился. Меня долго пытали: мол, чего такое, не в армию ли уходишь? Я говорил, что провернул хорошее дельце, вот и все. Впрочем, когда уже хорошенько приняли, всем, включая меня, стало глубоко по фигу, на чьи деньги и по какому поводу мы пьем.

Домой вернулся поздно. Наврал про день рождения в институте и бухнулся спать. Утро вечера мудренее, и наутро было, как водится, плохо. Но опохмеляться тоже не хотелось. Я лишь хорошенько отоспался.

Начиналась прежняя жизнь. Мои статьи снова охотно брали в разных издательствах. Я подвизался снова вести нулевые фирмы. Еще и учился. В общем, все по-старому. Изредка, когда выдавалось свободное время, приходил с прибором и слушал Олега. С Игорем у них был какой-то разлад. Я даже не мог понять, в чем суть. Да и вообще, это теперь не мое дело. Главное — есть новый Посланник. Пусть он и разгребает.

Решил я и проблему с отцом. Он-то догадался, что я больше не работаю на наблюдателей. Как-то в пятницу я взял бутылку виски. Знал, что отец еще с Египта этот напиток очень уважает. Заказал пиццу на дом как раз к его приходу. Моя мама, директор школы, была в то время в командировке. Момент идеальный.

Отец пришел к накрытому столу и очень был рад.

— Пап, поговорить пора.

— Давно пора. Мне на два пальца и содовой. Льда не забудь. Пиццу сам бы сделал. У тебя лучше покупной получается.

Я все сделал, как он сказал.

— Так поговорим?

— А когда мы с тобой не разговаривали? Я рассказал ему все. Правда, в более сжатом виде. Отец хмурился. Пил очень мало, больше ел.

Задавал вопросы. Надо сказать, очень сложные. После разговора я удалился к себе. Вскрыл тайник под ковром и вернулся.

— Вот, — я демонстративно взял из стопки стобаксовую купюру и засунул в карман штанов. — Это мне, а это все вам.

— Сколько здесь?

Я ответил. Отец приподнял брови.

— Жалеешь, что ушел с этой работы? — спросил он, глотнув виски.

— Нет.

— Ну и правильно! У тебя, Антон, есть самая важная, самая главная работа в жизни — служить Богу. А это ты можешь делать везде. Остальное все преходящее, — он пролистнул пачку баксов. — Преходящее. Да, преходящее. И еще что хочу сказать тебе. Напиши роман. Пусть люди знают. А у тебя получится.

Я промолчал.

После этого разговора мы никогда не возвращались к теме моей прошлой работы. Однако хороший ремонт в квартире сделали, мебель обновили и дачу привели в порядок. Так что свой вклад в бюджет семьи я внес.

Наступила поздняя осень. Вот-вот должен выпасть первый снег, и я решился. Пора было поговорить с Олегом.

ЭПИЛОГ

В Москве пошел первый снег. Белоснежные хлопья падали на асфальт, оставляя мокрые лужицы. Снег шел как сплошная завеса, и казалось, что ты тонешь в этой густой белой кисее. Я стоял на углу дома и смотрел за знакомым до боли подъездом. Олег и Игорь вышли не спеша. Олег вынул из кармана трубку и набил табаком. Игорь достал пачку сигарет и закурил. Я вставил наушник в ухо. Послышался привычный треск, а затем я услышал голос Игоря:

— Давай, Олег, я пойду.

— Счастливо тебе, до встречи.

— Не знаю насчет встречи. Я устал. Очень устал от всего этого. Бессмертные... Бездна... Как бы мне хотелось не верить во все это. Как бы хотелось... Ты говорил, что у Посланника есть право на одну спокойную жизнь...

— Говорил...

— Я ухожу, Олег, понимаешь, совсем ухожу. Я хочу жениться и иметь детей, работать в своей конторе и не думать о том, что впереди меня ждет только Битва. Я ухожу, так как считаю, что мое обучение окончено.

— Так и есть. Помнишь, я тебе говорил, что смысл твоего ученичества — это найти свой собственный путь, каким бы он ни был.

— Посланник за себя решает сам.

— Ты это хорошо усвоил. Прощай.

— Прощай.

Игорь медленно растворялся в белой кисее. Олег смотрел ему вслед и курил трубку. Издали мне трудно было разглядеть выражение его лица, но я готов был поклясться, что он улыбается.

Я решил... Нет, я вправду решил подойти. Коль меня выперли из наблюдателей, то я ничего уже не теряю. Да и потом, мне просто интересно. Интересно узнать, ради чего я угробил столько времени. Ради надменных придурков, которым выпал счастливый билет, и они могут жить столько, сколько сами захотят, или же все-таки в этом есть какой-то тайный смысл, а такие, как Олег, глубоко несчастны. Ведь не зря профессор Толкин писал, что смерть человека — это именно дар Творца.

Я подошел. Как глупо я, наверное, смотрелся со стороны. В своей черной рокерской кожанке и армейских ботинках подходить к Олегу, который, даже выходя проводить из подъезда друга, одевается, по моим меркам, как на праздник. Впрочем... А что — впрочем? Это все дело бессмертных. А я теперь самый обычный человек. Обычный, если когда-нибудь пройдет действие этих чертовых таблеток.

— Извините, у вас не будет зажигалки? Олег порылся в кармане пальто и протянул мне зажигалку.

— Спасибо. — Я прикурил.

— Не за что, наблюдатель. — Олег усмехнулся, я тоже ответил ему ухмылкой.

— Поговорим, бессмертный?

— Поговорим... Только что ты хочешь услышать? Я молчал. Действительно — что?

— Хочешь, я расскажу тебе, каково это — быть бессмертным? Расскажу про столетия одиночества и непонятной тоски. Про то, как в Египте появился странный философ-бродяга, который стал святым Антонием. Про короля Артура и рыцарей Круглого стола. Ведь это все было на самом деле. Почти, — Олег усмехнулся, — как у Марка Твена. Хочешь, расскажу, как стоял за спиной Аттилы Гунна и смотрел на горящий Рим. И про жаркое солнце Палестины, и про то, как я хоронил в пустыне своего друга. Расскажу про развевающееся на ветру знамя крестоносцев и как был потерян Иерусалим... Хочешь, расскажу о других мирах, где все почти так же, как здесь, разве что другой рисунок горит на ночном небе.

— Я хотел бы услышать историю с самого начала.

— Что ж, пошли со мной, и ты ее услышишь. Только это будет сказка. Злая сказка.

— Но у этой сказки хороший конец?

— Думаю, что да, но сказка от этого не станет добрее. Тем более что ей еще далеко до конца.

Я промолчал и зашел вслед за Олегом в подъезд его дома.

Знакомый подъезд. Я шел словно к себе домой. И это не укрылось от взгляда Олега, Он улыбнулся.

— Трудно было быть Посланником? — спросил я небрежно.

— Как наблюдателем, — ответил он в тон мне.

Мы вошли в его квартиру. Все было знакомо. Картины и статуэтки, щиты и мечи на стене в спальне Олега. Было так же уютно и хорошо.