Чистильщик - Соловьев Дмитрий. Страница 86
Сгребши мусор в кучу ногой, Чистильщик сложил поверх него колодцем поленья, предварительно помахав минут двадцать топориком. Запалил высокий костер, Полиэтиленовые пакеты, пластиковые бутылки из-под пепси и кока-колы, бумажные обертки от всяческой снеди были вполне славной растопкой, особенно учитывая то, что в этом костре картошку ему не печь и шашлыки не жарить. Дрова занялись неохотно, но пара стограммовых брикетов тротила ускорили разжигание.
Подбрасывая под плохо горящие сырые дрова очередную толовую шашку, Чистильщик усмехнулся абсурдности ситуации. Собственно, он и взял пяток брикетов тола именно для такой ситуации, когда плохо горит костер. Для проведения диверсий уже давно использовали пластит – «Семтекс», Си-4, шкодовский ее аналог, такое старье, как Кью-5. А тротил – вещь добрая, но устаревшая. И тяжелая. Его нужно раза в два-три больше, чем не самого хорошего пластита. Брикет «Семтекса» размером с коробок спичек легко заменял полновесную стограммовую шашку тринитротолуола. Даже самодельный пластит был раза в полтора мощнее тола.
Костер наконец-то жарко разгорелся без внешних вливаний в виде полиэтилена, вощеной бумаги и тола, и Чистильщик откупорил вторую бутылку. В принципе аномал может нажраться даже в сосиску – все дело в дозе. Но сейчас такой цели перед Чистильщиком не стояло. Просто нужно хорошо выпить. И на сей раз он применил такое устройство, как стакан, налив в него до половины янтарной жидкости. Закурил. Почему-то он сегодня готовился к микропразднику, теорию которого он разработал еще в последнем классе специнтерната, – гласила она следующее: «Жизнь – говно, но это еще не значит, что и мы должны превращаться в такое же говно. Почему бы и не отпраздновать первый вторник на неделе или День Освобождения Мухи из Паучьего плена?»
И именно такой день – Чистильщик это твердо решил, что да – наступил сегодня. Четверг – рыбный день. Почему бы его не сделать Великим Рыбным Днем? По крайней мере – на этой неделе. Выбрав из своих запасов рыбные консервы, Чистильщик перекусил иваси в масле, закусывая ее зеленым лучком, потом снова налил себе в стаканчик виски.
– Трудно, трудно жить на свете, да еще и с фанерной головой, – пробормотал он, поднимая посудину па уровень глаз. Выпил залпом, крякнул, снова налил янтарного напитка в белесый пластиковый стаканчик. Медленно выцедил виски, сунул в губы сигарку, прикурил – в кои-то веки – от спички, поднял взгляд к небу.
Темнело, но небо оставалось чистым и прозрачным, многодневную питерскую хмарь разогнало ветром с моря. Закат был красным, предвещая сильный ветер, и Чистильщика это вполне устраивало.
Часов в одиннадцать вечера, допив вторую бутылку виски, Чистильщик отчалил от мола форта.
Мишка проснулся от боли, неловко повернув ногу. Упакованная в самодельный лубок нога лежала поверх одеяла, и Мишка нечаянно уперся стопой в спинку кровати. Коротко взвыв, он приподнялся и снова плюхнулся на спину. Слава богу, рана в мякоти плеча уже почему-то почти затянулась, хотя тоже все еще мозжила и не давала спать. Второе плечо чувствовало себя несколько хуже. Слава богу, у братца нашлись в запасе кой-какие «колеса», и Мишка, оглушив себя лошадиной дозой феназепама, смог все-таки более-менее выспаться. Спать, правда, удавалось не по ночам, а когда придется. Вот и сейчас он проснулся к закату.
Легок на помине – в дверь сунулся двоюродный братец Вовка.
– Жив, Миня? – хрипловато спросил он. Мишка кивнул и даже приподнялся.
– Лежи-лежи, брателла, – замахал руками Вовка. – Жрать хочешь?
– Ага, – так же хрипло отозвался Мишка, – да и пару стаканов бы не отказался потом пропустить.
Вовкино лицо, густо обросшее щетиной, расплылось в широкой улыбке.
– Ни за тем, ни за другим дело не станет. Лежи, я все тебе сюда притащу.
Брат скрылся за дверью, а минуты через три притащил миску жареной картошки с тушенкой и литровую банку молока – Мишка с первого взгляда определил, что свежего, парного.
– Мамка картошку пожарила перед работой. Или, может, разогреть?
– Брось, Вован, и так классно, – проворчал Мишка, подцепляя на вилку кусок картошки и приличный шмат тушенки.
– Хавай, поправляйся. Ишь ты, как тебя разделали. Где хоть?
– Да, – туманно пробурчал с набитым ртом Мишка, – попал в одну переделку.
– Ну-ну, – с деланным пониманием отозвался Вовка, хотя его распирало любопытство. – Чего только в наше время не бывает.
Мишка быстро расправился с картошкой и тушенкой, допил молоко, заедая его грубым и плохо пропеченным хлебом, продававшимся в местном магазине. Но в храме он привык питаться скуднее. Сейчас, проглотив пару кусков вкусной, поджаренной на свином сале картошки, он понял, насколько проголодался, и подмел все содержимое миски в мгновение ока.
Последние пять дней он провел в полубреду, успев в более или менее здравом уме передать тетке четыреста долларов – почти все, что осталось от командировочных.
Приподнимал голову лишь для того, чтобы сделать пару глотков воды и снова вырубиться. Лишь вчера он пришел в себя окончательно и долго не мог заснуть. Именно тогда он выпил граммов триста дерьмовой водки, на которую раньше бы и не взглянул, в компании Вовки и пары его приятелей – таких же безработных деревенских парней, сидевших на шее у престарелых, замученных жизнью и непосильной работой в разваливающемся колхозе родителей. После чего принял феназепама и наконец-то спокойно уснул.
– Сейчас, брателла, – бурчал Вовка, собирая грязную посуду, – сейчас организуем. С тех бабок, что ты нам отстегнул, я тебе еще и не то изваяю. Сегодня ездил в Лугу, баксы менять, прикупил пяток пузырей «Спецназа». Сейчас Катька да Витька с Борькой придут – и гуднем слегка. А может, Наталку-давалку привести? Она за полтинник деревянных и пару стаканов все сделает, что твоей душеньке угодно.
Мишка пошевелил ногой и сморщился от боли. Лубки накладывал местный молодой ветеринар, на глазок совместив смещенные кости, и ожидать толкового сращения не приходилось. Хорошо еще, что пуля не раздробила, а лишь расколола кости щиколотки; да и сама эта пуля была не особо крупного калибра, иначе без хирургического вмешательства точно было бы не обойтись. Да и плечи – одна из пуль прошла под ключицей, вторая лишь пробила мякоть плеча, не задев крупные сосуды и нервные волокна. Слава богу, что тот, кто подстрелил его на Тверской, а потом допрашивал на берегу водоема, провел грамотную первичную обработку ран. Иначе бы – все, хана.