Урод - Соловьев Константин. Страница 48

— Почему тор-склет?.. — Крэйн приподнял левое плечо, чтобы ткань скрыла лезвие кейра. Кейр — не стис, на короткой дистанции он не по руке, но этого должно хватить. Главное — бить сразу в горло. Загонщики не удивятся, за этот Урт они видели достаточно крови, чтобы потерять контроль над собой. Возможно, кое-кто из них захочет поквитаться за вожака — иногда деньги толкают гораздо на большее, чем смелость, — тогда остается одно...

— Я видел твои удары, — пояснил Тигир, зашнуровывая сапог и не подозревая о прячущемся в локте от него лезвии. — Ты работал кейром, но приемы-то были поставлены под эскерт. Мне не один Эно, я успел насмотреться на многое. А драться на эскертах учат только в тор-склете. Поэтому я все-таки думаю, что дружинник. И это единственное, что я думаю, поскольку думать больше мне нет нужды. Для меня не имеет значения, сколько ты шлялся и что случилось с твоим хозяином, пока ты нужен мне, ты в безопасности. Если не хочешь привлекать внимание и становиться помощником — будь обычным загонщиком, воля твоя. А кто ты и что тебе надо — меня не интересует. Понял?

Крэйн не сдержал усмешки. Тигир этого не заметил — в этот момент он как раз наклонился, туго затягивая толстые кожаные шнурки. Не заметил он и короткого бесшумного движения, когда кейр, омывшись голубой волной Урта, скрылся за поясом. Дружинник? Что ж, это не самая плохая версия.

— Хорошо.

— Надеюсь, по поводу спины тоже понял. Ты, кажется, достаточно умен, чтобы понимать — чем больше разницы между тобой и ними, тем больше вероятность, что очередной направленный тебе в спину удар ты отразить не успеешь. Не спорь, Крэйн. Я знаю этих людей, я имею с ними дело в течение очень многих Эно. Будь как все, держись равным среди равных. Тут речь не о твоем прошлом, до которого мне нет дела, тут речь о твоей жизни. Запомни: толпа не любит чужаков.

— Я это уже заметил.

— Значит, плохо заметил. — Тигир устало хлопнул ладонью по штанине, выбивая пыль. — Уничтожают непохожих, тех, кто выделяется. Не бойся прослыть ладным бойцом, это как раз путь к уважению и почитанию, бойся стать одиночкой. Одиночки не живут, парень. Разумеешь?..

— Брось. — Крэйн резко хлопнул его по плечу, выпрямился, сидя во весь рост, и расправил плечи. Но его взгляд, тот самый, натыкаясь на который бледнели и становились ниже ростом слуги из тор-склета и жители Алдиона, оказался бесполезен против мягких, с прищуром зеленоватых глаз старшего загонщика. — Ты играешь роль старого, умудренного жизнью мудреца, который наставляет подмастырка. Тигир, я не ребенок. Ты знаешь и умеешь много, но, поверь, этого мало, чтобы смотреть на меня как на несмышленого дуралея, который не нюхал жизни.

— Как запел... — Тигир коротко хохотнул. — Вот оно, полезло... Говорил же — дружинник.

— Я серьезен.

— Думаешь, я нет? Нет, дорогой Крэйн, я тоже даже более чем серьезен. Для человека, не желающего привлекать к себе внимания, ты служишь мишенью для слишком большого количества взглядов. Посмотри на себя. Ты двигаешься не так как все, даже твоя осанка выдает тебя с головой. То, как ты смотришь, как говоришь... Это должно пройти со временем, но пока, парень, это не прошло. Поэтому, если не хочешь навлечь бед на себя и на мой отряд, лучше следуй моим советам.

Крэйну стоило большого труда сдержаться и не влепить этому хитро щурящемуся наглецу пощечину.

— Для человека, столь легко раздающего такие советы, ты сам достаточно выделяешь из толпы.

— Я не выделяюсь, — серьезно сказал Тигир. — Я и есть толпа. Точнее, ее проявление. Я думаю, как все, и действую, как все. Я ее часть, как маленькая личинка является крохотной частью лужи ывара. Сохранить себя можно лишь признанием собственного отсутствия. Я согласен быть никем среди толпы, именно поэтому я остаюсь старшим загонщиком Тигиром, человеком достаточно уважаемым в Трисе, чтобы не кончить жизнь в каморке аулу. Нельзя жить в дерьме и считать себя цветком туэ.

— Стэл.

— Он тут ни при чем. — Тигир пожал плечами. — Мне нужен был пример. Чтобы остальные испугались и поняли, что шутить со мной не стоит. Парень подходил лучше других, вот и вся его беда. Лучший способ заставить такую свору повиноваться — запугать ее. А внушить страх этим грязным голодным отбросам, полжизни проведших на задворках города, можно только одним путем — безразличием. Можешь взять два кейра и порубить десять человек, но рано или поздно на глухой темной улице твоя спина найдет свой артак. Нет, единственный путь внушить им уважение — показать, насколько мало стоит для тебя жизнь. Твоя и чужая. Когда ты научишься убивать безразлично, холодным росчерком лезвия, ты станешь неприкасаем.

— Интересная мысль. Твоя?

— Не только. Помнишь, как ты сам уделал человека у вала?..

Крэйн не стал говорить, что для того удара ему не требовалось напускать на себя безразличие. Он всего лишь стер с земли гнилостный смердящий комок плоти, по ошибке считаемый человеком.

Тигир не дал ему ответить.

— Пошли. Я оставил за старшего Стара, а он парень молодой, еще выкинет чего... Теперь загонять будем мы. До рассвета Эно нам надо забить еще десяток. Давай поднимайся, времени у нас немного.

В тот Урт удача следовала за ними. Они накрыли небольшой выводок молодых карков почти сразу же, и на этот раз добыча была весомей. Молодые хищники, нелепо вихляя гибкими телами, неслись прямо на копья, удары их хлыстов лишили несколько загонщиков пальцев, но и только. Погибший был лишь один — он слишком рано наклонился к упавшему карку, считая того уже умершим. Карк, лишь оцепеневший от боли, взмахнул сразу всеми щупальцами-хлыстами. После боя загонщикам пришлось потратить порядочно времени, чтобы собрать все, что осталось от неудачливого охотника.

Крэйн бежал вместе со всеми загонщиками отряда, потрясая над головой оружием, хлопая руками по бокам и издавая крики. Но слова Тигира, сказанные во время короткой минуты отдыха, не имели к этому никакого отношения — просто волна всеобщего безумия, захлестнувшая людей и заставившая их бежать сквозь синюю степь и кричать, выплескивая в воздух все накопившееся напряжение недолгой битвы, страх, ненависть и надежду, коснулась и его.