Валентайн - Сомтоу С. П.. Страница 29

— Дамиан, — сказала она, — это я, Симона.

— Господи, мать твою за ногу, — произнес голос, который ни разу за тридцать лет активного телепроповедничества не произнес в эфире ни одного бранного слова, даже «черт» или «проклятие». — Надеюсь, у тебя что-то важное. Уже, черт возьми, три часа ночи, и по этому номеру лучше вообще не звонить.

Она рассмеялась.

— Этот номер есть только у твоих самых близких друзей, Дамиан. И ты знаешь, никто тебя не предаст.

— Я бы не стал говорить так уверенно. Тут недавно интересовались из Службы внутренних доходов.

— Дамиан. Нам надо встретиться. Все изменилось. Нам надо выработать новый план. Потоки силы сменили русло. Если мы не согнемся под ветром, мы просто сломаемся.

— Я тебя видел сегодня по телевизору, Симона. Мальчик, который выиграл конкурс, — мы с ним земляки, в одном городе родились, ты не знала? Так что вовсе не исключено, что тут будет большой скандал на тему сатанизма и черной магии... ты же знаешь, как тут в провинции относятся к маленьким мальчикам, которые одеваются, как вампиры, и, предположительно, действуют на подсознание других маленьких мальчиков, побуждая их набрасываться на людей, кусать их за шею и отвергать символы Господа нашего Иисуса Христа.

— Забудь про него. Опасность грозит нам с тобой. — Ей казалось, что ветер пустыни пробирается к ней под кожу и холодит кости. — Нам надо поговорить, и как можно скорее. Я приеду к тебе. Или ты — ко мне. Мы должны возродить Богов Хаоса.

— А кто это, черт побери, Боги Хаоса?

Ветер был мощной магией. Ее тело пело вместе с ним. «Возьми меня! Поглоти!» — мысленно призывала она. Она прошептала слово силы, и мертвая лягушка вспыхнула пламенем. Синим холодным пламенем на холодном ветру пустыни.

— Я скажу тебе, когда мы встретимся в следующий раз.

• ищущие видений •

Кафе «Айадайа» располагалось на Шерман-Уэй, среди однообразных торговых комплексов, которые растянулись на двадцать миль от Бербанка до Вест-Хиллз. Брайен и Петра подъехали к ресторанчику в полном молчании. Какая унылая улица, подумал Брайен. Он посмотрел в зеркало заднего вида и снова увидел машину, которая ехала следом за ними от самого Леннон-Аудиториум.

— За нами следят, — сказал он. — Знаешь кого-нибудь, у кого белый «порше»?

— На самом деле да. Знаю, — сказала она. — Но... это студентка. Учится в Миллс-Колледж. Девушка из Таиланда. Вроде как аристократка.

В самую точку! Образно выражаясь, принц Пратна тянет к ним руки из потустороннего мира. Хотя Брайен своими глазами видел, как тот сгорел — умер в момент оргазма, когда эта красивая индианка, обращенная в вампиршу, Шанна Галлахер, откусила ему пенис и выпила его до капли. Принц Пратна. Состоявший в порочном тайном обществе — Боги Хаоса. Дюжина стариков, которые решили устроить себе под конец жизни финальное развлечение: своего рода сафари, где вельд — весь мир, а добыча — вампиры. Что из этого можно рассказывать Петре? Можно ли ей доверять?

Брайен решил повернуть на север, к каньону Колдуотер. Он повернул резко, не включил поворотник. Петра испуганно вскрикнула.

— Прошу прощения, — сказала она. — Я как-то отвыкла... ну, от того, как мужики водят машину.

Он свернул на боковую дорожку, специально выехал не с того выезда на заправке, развернулся. Свернул на другую дорожку. И поехал обратно к «Айадайа». «Порше» где-то отстал.

— Кажется, мы оторвались, — объявил Брайен.

— Ты что, параноик?

— Мы все параноики. — Он полез в бардачок за таблетками. — Пилюльку не хочешь успокоительную?

— Я же не на работе, — сказала она, рассмеявшись.

Он тоже расхохотался. Они очень долго смеялись. Слишком долго. Они оба были на нервах. А еще между ними чувствовалось сексуальное напряжение, и они оба знали, чем закончится этот вечер. Но сначала он все ей расскажет — все, что знает. Ему нужно с ней поговорить. Когда тебя что-то пугает, надо об этом поговорить, и тогда, может быть, будет уже не так страшно. И Брайен заговорил про Тимми Валентайна.

Три часа ночи, на улицах нет ни души. Неоновые огни круглосуточных супермаркетов, общественных туалетов и пончиковых горели в ночи, обращая свои призывы в безлюдную пустоту. Звезд на небе, конечно же, не было.

— Тимми Валентайн был вампиром, — сказал Брайен. — Настоящим вампиром. Не злобным монстром в духе Бела Лугоши из тех, что пугаются чеснока и распятия, а очень даже приятным мальчиком, со своими комплексами и своей болью, просто так получилось, что он почти две тысячи лет был мертвым, и ему приходилось пить кровь, чтобы поддерживать в себе подобие жизни.

— Ты что, так шутишь?

— Нет, не шучу.

Потом они долго молчали. Ему хотелось рассказать ей так много чего еще, но когда он уже открыл рот, на него вдруг нахлынули воспоминания, и он растерялся, не зная, с чего начать. Все казалось каким-то бессмысленным. Погибли сотни людей. Боги Хаоса, разумеется. Его племянница Лайза, превращенная в смертоносную наяду вампиром, который явился к ней в образе оборотня-акулы. Всякие голливудские персонажи типа Эрика Кенделла по прозвищу Бритва. Психотерапевт Карла Рубенс. Музыкант Стивен Майлс, пироманьяк и поклонник Вагнера. Обольстительная Шанна Галлахер, все жители Узла от владельца зала игровых автоматов до директора похоронного бюро — все сгорели дотла, а потом их поглотила зима. Дэвид Гиш, а теперь и Терри... Терри, который вернулся за своими старыми друзьями. В драме про Тимми Валентайна было так много действующих лиц, что ему просто не верилось, что ее можно сыграть опять — еще раз, с новой командой актеров и съемочной группой. Нет, это просто кошмарный сон. Просто сон.

Въезжая на стоянку перед кафе «Айадайа», он лишний раз убедился в том, какой это кошмар. Белый «порше» уже стоял перед входом.

— Давай поедем в другое место, — сказал Брайен, указав на «порше».

Петра сказала:

— Я знаю ее, эту девушку, Брайен. В ней нет ничего темного, ничего злого... может быть, сегодня вечером их стараниями и вправду открылась какая-то дверь, и все обитатели Дантова ада хлынули к нам на землю, но она точно к ним не относится. И потом, я хочу есть. — Она твердо взяла его за руку и затащила внутрь.

Бежать было некуда. Леди Премкхитра уже поднялась из-за своего столика у окна и направилась им навстречу. Ресторан был обставлен в стиле «Полиции Майами»: вспышки неона, бирюзовые и розовые оттенки, музыка тоже совсем не тайская — Линда Ронстадт, древнее-древнее диско.

— Петра... я сегодня была на шоу Тимми Валентайна... после нашего разговора я должна была это увидеть... мы можем поговорить? — Тут она наконец заметила, что Петра не одна, и с подозрением покосилась на Брайена. — Ой, прошу прощения, — сказала она. Она была миниатюрной и хрупкой, совсем как девочка, и ни капельки не похожей на своего распутника деда. Даже речь у них была разной: Пратна говорил с явным британским акцентом, а она — в точности как говорят в Северной Калифорнии... пра-ашу пра-ащения.

— Я знал вашего деда, — сказал Брайен.

— А... — Леди Хит уставилась в пол.

В ней действительно не было ничего темного или злого. Во всяком случае, никакой такой ауры Брайен не чувствовал. Что здесь происходит?

— Зачем вы за нами следили? — спросил он у девушки, не обращая внимания на официантку, которая пыталась выяснить, в какой их проводить зал: для курящих или для некурящих. — И откуда вы друг друга знаете?

— Я не следила за вами, — с жаром проговорила Хит. — Я всегда здесь ужинаю, когда приезжаю в Долину. Это — единственный в округе приличный тайский ресторан, который работает допоздна.

Петра выразительно посмотрела на Брайена, мол, Я же тебе говорила.

— Нам всем надо поговорить, — сказала она. — Что-то происходит. Я не знаю, что именно. Что-то странное. Что-то такое, во что я еще не готова поверить.

• память: 1598 •

Он приходит к художнику каждую ночь. Каждую ночь он пьет кровь — по чуть-чуть, понемножку, чтобы только слегка заглушить гложущий голод. Каждую ночь он стоит в углу, наполовину — в тени, наполовину — на свету, голый, за исключением перевязи с прикрепленными к ней крыльями. Крыльями, на которых нельзя взлететь. Иногда он поет. До рассвета он возвращается в дортуар, где спят хористы, по трое-четверо на кровати; он лежит не смыкая глаз, рядом с храпящим Гульельмо, в ожидании колокола, который поднимет их к завтраку и на заутреню; от службы к службе — по сумрачным коридорам, уставленным древними статуями из разграбленных храмов языческих Греции и Рима; он никогда не выходит на солнце, хотя летом в Риме так много солнца, что даже камни истекают потом. Иногда солнечный луч проникает через трещину в потолке или сквозь распахнутое окно, но свет солнца больше не обжигает его. Он перестал верить в добро и зло; свет не убивает его, ночь — не питает. Он повидал столько тьмы в человечьих сердцах, и их глупые суеверия над ним больше не властны.