Валентайн - Сомтоу С. П.. Страница 91

Дерьмо дерьмо дерьмо я хочу тебя съесть я так зол на тебя дерьмо дерьмо дерьмо почему я так зол на тебя дерьмо дерьмо дерьмо я хочу тебя я хочу тебя съесть высосать все дерьмо из твоей задницы чтоб тебе провалиться вы — люди — вы просто ходячие мешки с дерьмом а я так голоден голоден голоден я хочу тебя съесть съесть все твое дерьмо дерьмо дерьмо твое дерьмо

И вдруг она кое-что вспоминает. То есть ей кажется, будто это воспоминание. Но она не уверена. Может быть, это просто фантазия. Выдумка. Ей лет семь-восемь. Она лежит в кроватке. Нянюшка рассказала ей на ночь сказку про фи красу и предупредила, что надо остерегаться Си Ю, маньяка-убийцу, который ест печень маленьких детей. Она вся дрожит, вся в холодном поту. Ей приснился кошмар. Кондиционер не работает, потому что из-за урагана на всей улице нет электричества, и она знает — чувствует, — что в комнате кто-то есть. Злое чудовище, сотканное из тьмы. Оно наклонилось над ней, оно хочет ее схватить. Она говорит себе: Мне приснился кошмар. Это — сон, просто сон. Не надо, наверное, чтобы няня рассказывала мне такие ужасти перед сном, — но это не помогает, потому что чудовище не уходит, и она говорит себе: Я же большая девочка, и я знаю, что фи красу не существует на самом деле, это все сказки, — но когда она закрывает глаза и зажмуривается, она чувствует, как что-то мокрое и холодное прикасается к ее щеке, чей-то язык... и она замирает от ужаса, а когда собирается закричать, чья-то рука зажимает ей рот, и она давится криком, и слышит голос... скрипучий голос чудовища... и он говорит: Я так зол на тебя, я хочу тебя съесть... и она замыкается в этом воспоминании, отгораживаясь от всего, что происходит сейчас, и говорит себе: Это сон, просто сон... я, наверное, сплю, и мне снится...

Чудовище на кладбище уже обвивает ее, как щупальцами, скользкими внутренностями, и она кричит...

— Нет! Дедушка, нет! Тебе пора умереть, по-настоящему... а мне надо убить эти жуткие воспоминания... прогнать тебя из моих кошмаров...

Фи красу истошно кричит. Кажется, самый воздух сотрясается от его пронзительных воплей...

— Иди к своему новому перерождению, — говорит она. — Иди, дедушка, и возьми с собой всю мою любовь. Я прощаю тебя. И люблю.

Крик вонзается в ночь...

И вдруг все меркнет. Она вышла из круга сайсин. Теперь она оказалась в огромном храме, и там стоит деревянная лодка, а в ней — тело принца Пратны, и лодка горит в погребальном огне. Может быть, думает Хит, это видение из будущего. Она видит своих родителей. Мать одета в шикарное черное платье от Диора. Отец — в белом костюме с черной траурной повязкой на рукаве. Монахи читают слова из буддистских писаний:

Все преходящее — только иллюзия.

Жизнь есть страдание.

Воздух пропитан ароматами благовонных курений и жасмина. Атмосфера вовсе не тягостная, потому что буддистские похороны — время для радости, когда душа покидает несовершенный мир и переходит на высший план бытия.

— Иди к своему новому перерождению, дедушка, — шепчет она, стирая слезинку, дрожащую в уголке глаза.

И вдруг рядом с ней возникает Пи-Джей. Но здесь он бесплотный. Присутствует только дух. Он пришел, чтобы сказать ей, что битва еще не закончена, что им еще предстоит победить самую темную тьму, прежде чем выйти из мира за зеркалом...

• память: 1519 •

Прошло время; теперь мальчик-вампир поселился в Тенотчитлане, столице ацтекской империи — центре мира. Жрецы пирамиды, которые поймали его в лесу, были полудикарями: они селились в древних заброшенных храмах — как крабы-отшельники селятся в раковинах мертвых моллюсков — и совершали там тайные ритуалы. Темные и суеверные люди, они и не ведали о философии, космогонии и теологии, процветающих в просвещенной столице. Но все-таки им хватило ума понять, что они обнаружили существо, которое если и не было богом, то все-таки было достаточно близко к чему-то нездешнему, что для их разумения слишком сложно. Так что они доставили его в соседнее царство, где хотя бы была стена вокруг главного поселения. Те, в свою очередь, переправили его в город, которому подчинялись, и уже оттуда он попал во дворец Монтесумы — правителя мира.

Того в последнее время начали мучить кошмары о возвращении с востока Кецалькоатля и уничтожении вселенной в огне, и он увидел в мальчике-вампире посланца Тецкатлипоки, бога, говорящего через дымящиеся зеркала, который живет на вершине большой пирамиды в центре города. Может быть, мальчик — хотя он пока и не знает ацтекского языка — пришел помешать предсказанному разрушению мира. И да, это правда: он очень красив — красив неземной красотой, с его лунной бледностью, и ясными немигающими глазами, и черными длинными волосами, подобными шкуре пантеры. Монтесуме не раз доносили, что по ночам мальчик превращается в ягуара и пьет кровь людей. Что есть хорошо. Не нужно изобретать никаких чудес для народа, когда настоящее чудо — вот оно, под рукой.

Вот так и вышло, что мальчика поселили в храме Тецкатлипоки и стали его называть именем бога, так что ему даже не нужно выдумывать для себя новое имя. Ему не надо искать, где напиться — каждую ночь жрецы поят его свежей кровью от жертвоприношений, свершившихся за день. Он восседает на троне в зале Дымящегося Зеркала, чтобы все видели чудо: существо, которое не отражается в зеркалах. И каждый вечер Монтесума приходит в храм — четверо высокородных вельмож приносят его на носилках, — дабы пообщаться с богами через посредника-мальчика с лунной кожей.

— Мне снова приснился кошмар, Дымящееся Зеркало, — говорит он. Они одни в большом зале. Каменные стены покрыты толстенной коркой запекшейся человеческой крови. Из-за двери то и дело доносятся глухие удары — обсидиановый нож входит в плоть. Мальчик пьет кровь из кубка. В комнате дымно и сумрачно от курящихся благовоний. Повсюду — изображения богов, высеченные из камня. Они густо обмазаны кровью и посыпаны пеплом копала.

— Какой кошмар, Говорящий Первым? — спрашивает мальчик. За месяц он очень неплохо усвоил язык. — Тот же самый, что и всегда?

— Да. — Монтесума еще не стар, но как будто придавлен грузом забот, и от этого кажется старше. Его угнетают тяжелые думы. Сейчас как раз наступил тот год, предсказанный еще пятьсот лет назад, когда бог Кецалькоатль должен вернуться из-за океана в свое украденное царство. — Мне снятся большие и гордые корабли с белыми крыльями, они приплывают с востока. На них — знак Пернатого Змея. Корабли входят в Тенотчитлан, плывут по земле, как по морю. Они едят солнечный пот. Ужасные хвори поражают людей еще до прибытия Пернатого Змея. На нем — шкура из непробиваемого металла, а его слуги — наполовину люди, наполовину звери.

Мальчик, которого теперь называют именем бога Тецкатлипоки, говорит:

— Его зовут Эрнан Кортес. Он приплыл из страны Испания. Его люди хотят золота, его церковь хочет сделать вас христианами.

— Я не знаю, о чем ты говоришь, маленький бог. Когда ты вдыхаешь дым от копала, твои речи часто становятся темными и непонятными. Я так думаю, эти странные имена и бессмысленные слова, которые ты произносишь, — это некие символы.

Мальчик, который за долгие годы привык к тому, что его всегда принимают за кого-то другого, лишь улыбается бледной улыбкой и продолжает пить кровь из кубка. Сегодня это кровь молодой и прекрасной девственницы, дочери высокородного царедворца, родича самого Монтесумы.

— Ты счастливый, — говорит Монтесума. — Пройдет еще несколько месяцев, и ты отправишься к своему тезке на солнце. А я... я должен томиться здесь, на земле... и встретить конец мироздания, который преследует меня в снах.

— А почему ты не хочешь сражаться? — говорит мальчик-вампир. — Их всего-то несколько сотен. А ты, если захочешь, можешь призвать миллион. И твои воины оттеснят их обратно в море.

— Ты меня искушаешь, Дымящееся Зеркало, — говорит Монтесума. — Я знаю, ты хочешь меня испытать. Проверить, сильна ли моя решимость. Как и все боги, ты считаешь, что смертные — просто ничтожные муравьи, их можно давить, и топить, и сжигать в огне тысячами и тысячами. Но я не доставлю тебе этого удовольствия. Я позволю Пернатому Змею войти в город без боя. Это ваша война, ваша с ним. А я — всего-навсего человек. И к тому же я трус. Я не хочу вступать в битву космических сил.