Правдивое комическое жизнеописание Франсиона - Сорель Шарль. Страница 19

Тут я решила, что настало время показать ее в самых высших сферах и преподать ей более мудрые советы. А потому я перестала обращаться с ней, как с ребенком, и принялась обучать ее всему необходимому, дабы могла она причалить к какой-нибудь счастливой гавани мира сего.

С тех пор Лорета щедро делала глазки всем, кто на нее заглядывался, и притом, доложу вам, с такою страстью, что всякий раз уносила в награду чье-либо сердце. Послушайте же, к какой уловке я заставляла ее прибегать, дабы все почитали меня за то, что называется почтенной особой. Стоило мне обернуться на нее, как она незамедлительно опускала взоры, словно не осмеливалась долее тайком переглядываться с мужчинами, и делала это лишь тогда, когда я не замечала.

Среди молодых хватов, очарованных ею, был один похрабрее и, как мне казалось, побогаче других, по имени Вальдеран; живя по соседству, он вскоре познакомился с нами и попросил у меня дозволения навестить нас, каковое я и дала ему, поблагодарив за оказанную честь; тем не менее я настоятельно посоветовала Лорете обходиться с ним неизменно с некоей непреклонной суровостью, пока не отсчитает он ей изрядное количество ефимков, дающих, как я объяснила, божественное достоинство на земле тем, кто ими располагает, подобно тому как небесные светила оказывают ту же честь духам, властвующим над ними. Я женщина ученая… да-с, а вы мне не верите; но я докажу вам, что иногда почитывала умные книжки и научилась по ним нести всякую напыщенную дребедень.

Итак, мои нравоучения не пропали даром для Лореты; она отлично применяла их на деле и при всякой встрече с Вальдераном жаловалась ему тайком, что ее тетка — сиречь я — самая что ни на есть скаредная женщина на свете.

— Мой родитель, — говорила она ему, — послал тетке немало денег, дабы одела она меня с головы до пят, а та и не думает ничего покупать и, сдается мне, сама истратила все на личные свои нужды, хотя, бог свидетель, ей недурно платят за мое содержание.

После такого вранья не стеснялась она просить у Вальдерана денег на покупку юбки или платья, а когда он говорил, что ему трудно исполнить ее просьбу, то отвечала:

— Вот как? Так откуда же мне знать, что вы меня обожаете? Чем вы докажете свою любовь, раз вы избегаете сколько-нибудь серьезных затруднений?

Под конец всех концов выманила она у него такими хитростями немного денег, после чего он решил, что она уже не может ни в чем ему отказать; но нашему кавалеру пришлось отрешиться от этой мысли, ибо Лорета стала еще неприступнее, чем обычно.

В ту пору жил-был один бравый и ловкий откупщик, по имени Шатель, сведший с нами знакомство через служанку, каковая, по моему наущению, так расписала ему наши нужды, что, желая войти к нам в милость и удовлетворить страсть свою к Лорете, расщедрился он на несколько богатых подношений, чем весьма расположил нас в свою пользу. Шатель слыл за насмешника, коему были неведомы великие любовные восторги. Он избегал всего, что могло нарушить его покой, и не выносил, когда ему в чем-либо дважды отказывали. Зная его нрав, старалась я обходиться с ним сколь можно приветливее и так же поступала и моя племянница.

Однажды под вечер вернулись мы из города домой, разминувшись с Шателем, который только что от нас вышел, и в то же время заглянул к нам Вальдеран. Лорета взяла, по своему обыкновению, зеркало, дабы поправить прическу, а наша служанка, глядя на нее, принялась так хохотать, что та осведомилась о причине ее смеха. Но служанка, девица разбитная и от природы не притворщица, отвечала ей:

— Только что вышел отсюдова господин Шатель. А знаете, что он сделал? Вспомнив, что вы любите смотреться в это зеркало, взял он его и поглядел на свой… Да что тут много объяснять? Вы меня и так поняли.

После сих слов залилась она пуще прежнего, но тут Лорета, желая показать Вальдерану, слышавшему все это, великую свою стыдливость и замять нескромность служанки, совершила неслыханный поступок, а именно: притворилась она сильно разгневанной, схватила какойто железный предмет и разбила им зеркало, заявив, что не станет смотреться туда, где отражалась этакая пакость. Вальдеран, сдерживая улыбку, попрекнул Лорету за излишнюю раздражительность и сказал, что на стекле ничего не осталось от предмета, показанного Шателем; тем не менее он, несомненно, похвалил в душе поведение Лореты и порадовался тому, сколь благонравна его возлюбленная, ибо по речам ее можно было счесть за сущего ангела. По этой же причине он даже перестал позволять себе прежние вольности, когда просил ее облегчить его муки, и вообразил, будто не добьется от нее ничего, если на ней не женится; однако же, не желая еще налагать на себя столь тяжелые цепи, вознамерился он снова попытать счастья и изведать, не удастся ли ему покорить Лорету доказательствами безмерной своей страсти.

Шатель так обворовывал короля ради нашего обогащения, что были бы мы самыми неблагодарными женщинами на свете, если бы не оценили доброго его отношения; а посему пообещали мы удовольствовать его тем, на что он зарился, и Лорета, у коей раковина давно уже чесалась, охотно на то согласилась.

В ту самую ночь, когда милое ее девичество было при последнем своем издыхании, Вальдеран привел под наши окна одного приятеля-певца и попросил его спеть песенку под лютню, что помешало мне предаться покою, ибо я превеликая охотница до музыки. Желая его послушать, спустилась я в нижнюю горницу; но представьте себе тщеславие нашего влюбленного: он приказал кому-то из присутствовавших кликнуть его по имени, дабы мы знали, кто угостил или распорядился угостить нас сей серенадой. Но как мне было доподлинно известно, что пел вовсе не он, а к тому же почитала я недостаточным потчевать красавиц одними пустыми речами да музыкой, то велела я своей служанке сказать ему несколько теплых словечек. По окончании пения открыла она окно, а Вальдеран, полагая, что то была Лорета, поспешил подойти поближе; но, убедившись в своей ошибке, осведомился у служанки, где ее госпожа.

— Неужели, сударь мой, почитаете вы ее такой дурищей? — отвечала та. — Станет она полуночничать, чтоб послушать, как вы тренькаете на двух-трех паскудных кошачьих кишках? На черта ей нужна ваша пустая похлебка! Бренчите, сколько угодно, на мандурах и сискрах, на всяких гитарятах, фонарятах и шпинатах [21], Лорете нет до этого никакого дела. Коли вы о ней всю ночь мечты мечтаете, так и у нее, по-вашему, другой заботы нет, как о вас думать. Выкиньте это из головы: она спит теперь в своей постели, как миленькая. А ежели вам дорого ее здоровье, то прекратите эту трескотню, а не то вы ее разбудите: право слово, неважный гостинчик вы ей приготовили.

— Ах ты насмешница, — отвечал Вальдеран, — какой же гостинец более подобает ее достоинству, нежели музыка? Или тебе не ведомо, что это единственный дар, который подносят самым высшим божествам, дабы снискать их любовь и отблагодарить их за оказанную нам помощь?

— Здравствуйте-пожалуйте, — вскричала служанка, — так это вы Лорету-то принимаете за божество! Ну-тка, загляните ей в судно, и посмотрим, станете ли вы оттуда кушать: это вам не нектар и не тетка Амвросия. Не у вас ли в песне под конец поется, что ваше солнышко выглянуло из окна своего дворца; значит, вы меня за Лорету принимали, а тогда выходит, что я бросаю такие же жгучие лучи, как она, или разве что немногим похуже. Ночь дышит на ладан: ступайте-ка с вашей лютней домой, господин лютнериянец; вот вам мой добрый совет. А то это уже не серенада выходит, коли на дворе ясный день и любовь без всякой тайности остается.

— Если бы моя возлюбленная была такой же негодницей, как ты, — сказал он, — то я пришел бы в отчаяние: надеюсь, что она лучшего мнения о моей музыке.

— Этакий фофан, разрази господь, — заявила моя служанка, — что же, она крепче любить вас станет, коли послушает ваши куплетцы? Ни-ни, придись они ей даже по сердцу, то полюбила б она скорее того, кто их пел: а вы-то что за чудо такое совершили, какого другой сделать не сумеет? Самый несусветный олух может позвать лучшего что ни на есть певца, чтобы тот здесь песни горланил.