Пособники и подстрекатели - Спарк Мюриэл. Страница 25

– Что вам необходимо от Хильдегард?

– Мне нужно ее утешение. Все три последних месяца я плачу по своей покойной жене.

– Мне тоже нужно ее утешение.

– Но я хочу жениться на ней, а вы – нет.

– Почему вы так решили?

– Потому что вы до сих пор этого не сделали.

– Мы вместе уже больше пяти лет. Она не хочет выходить замуж.

– Если бы я знал, где она, отправился бы туда и нашел ее. Хильдегард, возможно, выйдет за меня. У нас одинаковые профессии.

Херц оглядел мастерскую. На рабочем месте Жан-Пьера стояла модель миланского готического собора, выполненная в дереве, с обилием инкрустаций из слоновой кости. Это была изящная и очень сложная вещица. Жан-Пьер занимался ее реставрацией. Поблизости лежали крохотные пинцеты и пластиночки слоновой кости. Жан-Пьер понял взгляд Херца: «Ее не может полностью удовлетворить спутник жизни – простой ремесленник. А я ей ровня, человек ее профессии».

– Но она не стала искать убежища у вас!

– Да, однако и вас она оставила, – сказал Херц. – Я надеялся, вы знаете, куда она отправилась.

– Почему бы вам не поискать ее в Нюрнберге, как вы ранее говорили? На ее родине?

– Я попробую. Уверен, она думает обо мне.

– Зато я в этом совсем не уверен.

Хильдегард не думала о докторе Херце. Со времени бегства из Парижа она не вспомнила о нем ни разу.

Теперь она размышляла только о своем плане: как стать охотником, а не добычей. После успешного проникновения в дом Марии она ясно представляла, как много ей даст объединение усилий с Лейси и Джо Марри.

Хильдегард должна была переехать в дом Марии в следующий понедельник. Она внесла задаток, но больше не помышляла о переезде. Ей надо вернуться в Париж и заставить Лейси и Джо выполнить ее, Хильдегард, задачу.

– Мария, – сказала она по телефону, – это Хильдегард Вольф. Меня срочно вызывают в Париж.

– Что вы говорите! Значит, вы не переедете сюда?

– К сожалению, нет. Я…

– А ваш задаток…

– Задаток? Забудьте про него.

Мария, в эти дни нуждавшаяся в деньгах, была очень рада о нем забыть, но все же сказала:

– Я ужасно разочарована.

И это было правдой. Она уже почувствовала, как приятно ей было бы общаться с Хильдегард.

– Я обязательно вернусь. Буду вам позванивать. Вы знаете, Мария, мне кажется, я могла бы помочь Лейси с ее книгой. У меня есть друзья, которые, возможно, наведут ее на след Лукана. Его недавно видели в окрестностях Парижа. Если бы вы дали мне адрес и телефон Лейси, я бы связалась с ней. И с доктором Марри.

– Знаете что? Я только вчера вечером говорила с Лейси. Они чудесно провели время, но постоянно теряют Лукана из виду. Им показалось, что они видели его на закрытии сезона на ипподроме Лоншан, но спохватились слишком поздно. Лейси была бы в восторге, если бы его нашла. На самом деле, Хильдегард, она не хочет – и Джо тоже – выдавать его полиции. Она надеется только взять у него интервью, причем анонимное, о его скитаниях за прошедшие двадцать пять лет. Вам не надо опасаться, что они хотят выдать Лукана полиции.

Хильдегард, отнюдь этого не опасавшаяся, записала название и телефон гостиницы в Париже, где остановились Лейси и Джо.

– Передайте ей, – попросила Мария, – чтобы она помнила: мы не так уж хорошо знали Лукана. Он играл в очко, кости, мини-баккара. Мы же играли в бридж.

– Я буду поддерживать с вами связь, Мария.

– О, Хильдегард, да, пожалуйста.

Лукан предъявил выписанный на имя Уокера чек и получил значительную сумму наличными. На следующий день он все деньги проиграл на скачках. Этот день еще более омрачили хлынувший дождь и внезапное появление Джо Марри и дочери Марии Туикнем. Ему показалось, что она перехватила его взгляд и была очень удивлена. Он не стал рассматривать, что еще было написано на ее лице, и смешался с толпой людей, разыскивавших свои машины или направлявшихся в бар, чтобы спрятаться от дождя. Он был теперь постоянно настороже, гораздо в большей степени, чем прежде, когда скрывался на той или иной огромной и менее известной территории Африки. Его пособники и подстрекатели – политики, вожди племен – все чаще болели, умирали, смещались или менялись. Демократия поднимала свою грозную голову почти во всех уютных уголках этого континента. Даже простой трюк с двойником теперь легко мог быть принят за нарушение закона. Новыми врагами стали графические изображения молекул ДНК и другие научные достижения.

В стороне от Вандомской площади, в убогой комнате, где он поселился по возвращении в Париж, Лукан набрал номер своей прежней квартиры.

– Кто у телефона? – Это был голос Уокера.

Лаки положил трубку. Уокер должен исчезнуть. При существовавшем порядке вещей для него не было ни места, ни денег.

В конечном счете игроки всегда проигрывают, а если они не могут позволить себе проигрывать, то типичным признаком такой ситуации становятся постоянные жалобы жене на невезение и ответная демонстрация недовольства стесненным образом жизни с ее стороны. При таких обстоятельствах не может выстоять ни одна семья. Дело было не в детях Лукана. Лукан стал ненавидеть символ своего невезения: жену и полагающиеся ей по суду значительные денежные выплаты. Он решил устранить ее, однако сработал неумело и все испортил.

Теперь ее место занял Уокер. Лукан снова подошел к критической черте. Удача опять отвернулась от него. Старые дружеские отношения распадались: друзья или умерли, или находились на грани жизни и смерти. Лукан еще жив? Кому до этого было дело? Он стал для всех обузой.

Лукан отчетливо помнил весь ужас своих неумелых смертельных ударов. Во время безумных телефонных звонков в ту ночь 1974 года он, как говорят, произносил бессвязные фразы, в которых звучали слова «путаница» и «кровь». Он твердо решил, что при устранении Уокера не должно быть ни крови, ни путаницы.

А пока, спустив практически все на ипподроме, он решил, что было бы неплохо навестить Жан-Пьера Роже, любовника Хильдегард Вольф, выдававшей себя в Мюнхене за стигматика, и узнать, нет ли о ней каких-либо известий, а заодно, если удастся, получить кое-что в обмен на обещание молчать о ее прошлом.

Жан-Пьер заканчивал новую сложную работу по инкрустации комода для музея антикварной мебели, когда дверь мастерской отворилась и вошла хорошенькая шатенка лет тридцати пяти, в которой наметанный взгляд Жан-Пьера определил одну из пациенток Хильдегард. Он не ошибся.

– Я – миссис Мейси Раунд. Пришла переговорить с вами, – заявила она.

– А я думал, миссис Раунд, что вы собирались подать на меня в суд за нанесенный урон. Ваш адвокат посоветовал вам этого не делать?

– Моя духовная наставница, месье Роже, предлагает обсуждать важные вопросы, глядя собеседнику в глаза. Она обычно бывает права.

– Вы знаете, я не поддерживаю связь с Хильдегард.

– Тогда я должна переговорить с вами. Я пришла сюда, чтобы заявить: доктор Вольф бросила меня в травмированном состоянии, оставила между небом и землей. Я не вылечилась, а стала еще большей развалиной, чем прежде. Я упустила предложение о замужестве. Хочу, чтобы вы знали: если такая ситуация повторится, мне потребуется помощь в частном стационарном заведении.

– Разве ваша духовная наставница не может помочь вам? В мастерской появился высокий мужчина. Та самая

дынеобразная голова… Уокер? Нет, Лукан. Он вошел и только тогда заметил Мейси Раунд, стоявшую за Жан-Пьером у его рабочего стола.

– Лорд Лукан, – сказал Жан-Пьер, – разрешите мне представить вам миссис Мейси Раунд, еще одну пациентку доктора Хильдегард Вольф.

– Лорд Лукан! – вскрикнула она.

Лорд Лукан повернулся и быстро вышел из мастерской. Было видно, как в конце улицы он останавливает такси.

– Он вернется, – сказал Жан-Пьер. – Ему нужны деньги.

– Я сошла с ума, или это тот самый Лукан, который когда-то убил няню?

– Вы правы по обоим пунктам. К сожалению, я закрываю мастерскую. Пожалуй, я и так уже опаздываю на важную встречу.