Колибри - Спенсер Лавирль. Страница 12

Кровь вдруг ринулась обратно в руку, как весенний ливень, вгоняя повсюду горячие иголки. Мужчина ахнул и изогнулся, но звук причинил ему боль в горле, и он изогнулся еще больше. Он попробовал ругнуться, но о г этого заболело еще сильнее, кожа будто готова была взорваться, поэтому, смежив веки он подчинился. Женщина зажала неподвижную руку у себя под мышкой, а он лежал подле нее, прислушиваясь к звукам легких ударов, которыми она похлопывала по руке. Звук получался такой, как будто она лепит пирожок с мясом. Потом мужчина уже ничего не чувствовал, а открыв глаза обнаружил, что его рука покоится на простыне, а женщина ушла из комнаты.

Его правое колено было приподнято. Когда он попытался напрячь его, на лбу и подмышками выступил пот. «Что за черт!» – подумал мужчина и взглянул вниз на свой обнаженный торс. На правом бедре красовалась белая заплата. Он поднял правую руку, чтобы ощупать повязку, и его охватил новый приступ боли, который на этот раз гнездился в руке. Казалось, какая-то гигантская лапа сжала руку в медвежьем рукопожатии. Тогда левой рукой он ощупал намокшие, прилипшие к телу тряпки, прикрывавшие его пах, но ничего не понял. Пощупав вокруг себя, он обнаружил переброшенную через левую ногу простыню, скрывавшую его мужское достоинство. Просыпаться обнаженным в постели женщины было для него не в новинку, но просыпаться в постели такой женщины, как эта! Да чтоб ему провалиться!

Доносившийся откуда-то звон заставил его посмотреть по сторонам. Звук шел от дверного проема. Мужчине захотелось узнать, давно ли он здесь находится. Комната выглядела, как сад какой-то старой девы – кругом одни цветы! Он не сомневался, что это комната той самой женщины, так похожей на колибри. Возле букета он заметил два портрета в овальных рамках, а на скамье под окном – открытую книгу, из которой выглядывал хвостик закладки. На маленьком кресле-качалке лежала вышитая подушка, а рядом на полу стояла корзинка с вязаньем. У одной стены – бельевой шкаф, у другой – туалетный столик.

Сквозь дверной проем в комнате, которая, скорее всего являлась гостиной, было видно зеленое бархатное канапе, около него – стол с лампой, на которой были нарисованы розы. «О Боже, еще цветы!» – подумал мужчина. Далее виднелся угол окна с кружевными занавесками и со шторой с кистями. Гостиная задаваки, подумал он и удивился, как, черт возьми, он оказался здесь.

– А вот и мы, мистер Камерон.

Его глаза открылись, он вскочил и тут же сморщился от боли.

– Я приготовила легкий бульон и чай. Это не много, но мы некоторое время должны в ущерб вашему аппетиту щадить горло.

Она держала резной деревянный поднос, с краев которого треугольниками свешивались уголки салфетки.

«Бог мой! – подумал он, – вы только посмотрите на это!» Возможно, она сама вышивала эти уголки. Держа поднос одной рукой, она расчистила место на ночном столике. Мужчина был удивлен, увидев, как поднос, натянувший ее блузку, выявил упругую грудь. Она одевалась так, словно не хотела, чтобы кто-нибудь в мире заподозрил, что она вообще ее имеет! Но уж что-что, а как разглядеть приличную грудь, он знал. Он следил за ней, пока она пересекала комнату по направлению к бельевому шкафу и брала подушку. Когда она подошла, чтобы подложить ее ему под голову, он вновь уловил дуновение крахмального, свежего запаха, исходившего и от подушки, и от самой женщины, и вспомнил о многих ночах, проведенных на полу сырой брезентовой палатки, когда у него было только полуистлевшее одеяло. Как только она завела руки ему под голову и приподняла ее, волны боли распространились от отдельных мышц по всему телу, он зажмурился и отрывисто втянул в себя воздух. Когда боль унялась, до него донеслись слова женщины:

– Я принесла кое-что, чтобы вы освежили рот. Это содовая вода.

На его подбородок легло полотенце, губ коснулся стакан, и он пригубил солоноватый раствор.

– Подержите его минуту и пополоскайте рот. Пузыри освежат его.

Мужчина был слишком слаб, чтобы спорить, но тайком наблюдал за женщиной, когда она несла к нему тазик, куда он мог бы выплюнуть воду. Капли попали на подбородок, и она немедленно вытерла его теплым, влажным полотенцем, а затем вымыла все лицо, словно он был школьник. Он попытался дернуться в сторону, но из-за боли оставил эту затею. Потом она положила ему под подбородок салфетку и, наполнив ложку бульоном, поднесла ее ко рту больного.

Она ломала себе голову, из-за чего он так хмурится, и, пугаясь его черных глаз, заговорила:

– Вы – счастливчик, мистер Камерон. Вас серьезно ранили из револьвера, и вы чуть не умерли от потери крови. К счастью, доктор Догерти...

Она продолжала болтать, но он вряд ли что услышал кроме того, что его подстрелили. Он попытался поднять правую руку, вспомнил, как она болит, и протянул левую, чтобы остановить ложку. Но вместо этого он ударил ей по руке, и суп вылился ему на подбородок, сбегая струйкой на шею. «Черт побери!» – подумал он и попытался произнести это, но безуспешно, а женщина тем временем суетливо промокала, вытирала и приводила его в порядок.

– Следите за собой, мистер Камерон. По смотрите, какой беспорядок вы устроили!

Она должна прекрасно знать, что любой мужчина, который только что обнаружил, что его подстрелили, захочет узнать, кто это сделал! А много ли он может спросить с этим воспаленным горлом! Она снова взялась за этот идиотский суп, но на этот раз мужчина схватил ее за запястье, зацепив по дороге и салфетку. Глаза женщины расширились.

– Кто меня подстрелил? – попытался сказать он, но боль со всех сторон подобралась к его горлу, и у него получилось что-то вроде, кооо... мяя... сии?.. Она уставилась на него, словно внезапно онемев, сжала кулак и стала вырываться из его хватки. Он чувствовал под рукой по-птичьи тонкие кости.

– Это не я, мистер Камерон, – выпалила женщина, – так что не приставайте ко мне!

Его рука ослабла, отпустив женщину, пораженную, насколько ее пациент силен в гневе.

– Боюсь, я развязала вас слишком по спешно, – сказала она себе под нос, растирая запястье там, где жесткие кружева оставили красные отметины.

По выражению ее лица было ясно, что она не привыкла, чтобы с ней грубо обращались. Он вовсе не собирался ее пугать, а всего лишь хотел узнать ответы на некоторые вопросы. У нее видимо было предостаточно времени, чтобы носиться с ним, принося подушки и умывая лицо. Он снова потянулся к ее запястью, но она уклонилась и взглянула на его губы. «Кто меня подстрелил?» – спросил он еще раз беззвучно.

– Я не знаю! – отрывисто и холодно ответила она и потом сунула ложку ему в рот так, что та стукнула о зубы.

Ложка задвигалась все быстрее, не оставляя мужчине времени глотать. «Эта мерзавка хочет, чтобы я захлебнулся, черт бы ее подрал!» – молча выругался он. На этот раз он перехватил ложку на полпути и расплескал куриный бульон по всему переду ее блузки. Женщина отпрянула, обидевшись, и закрыла глаза, как будто просила у Бога терпения. Ее ноздри трепетали, когда она с ненавистью взглянула на пациента. Он мотнул подбородком в сторону тарелки с бульоном и сверлил ее взглядом, пока женщина не подняла ее и не поднесла к его подбородку. Во время еды он обнаружил, что почти умирает от голода. Однако его левая рука действовала весьма неуклюже, и, после нескольких безуспешных попыток, он отложил ложку в сторону, схватил тарелку и начал хлебать прямо из нее, чувствуя извращенное удовлетворение от того, что шокировал эту сиделку.

«Варвар! – подумала она, – я боролась за жизнь варвара!» Он пускал слюни и чавкал, как животное, пока тарелка не опустела. Женщина взялась за тарелку, но мужчина дернул ее на себя и проговорил одними губами:

– Кто меня подстрелил?

Женщина с упрямством тоже дернула тарелку. Ощутив приступ боли, мужчина выхватил тарелку и бросил ее через всю комнату, она врезалась в ножку скамейки под окном. Он злобно уставился на нее. Лицо побагровело, он пытался издать какой-то звук, и усилие разрывало его горло на части.

– Черт бы тебя подрал! Сука, вот ты кто! – прохрипел он.